В бар я вернулась слегка ошалевшая, порядком растрёпанная и заметно присмиревшая. Сидорчук прошлась оценивающим взглядом по мне и, оставшись довольной от увиденного, показала Чернову два больших пальца, поднятых вверх. За это тот отвесил ей почтительный поклон. Нет, ну точно, они тут все сговорились. Севика ещё сюда нам подайте, и всё, можно смело сдавать меня Чернову. Это вообще было одно из его основных качеств — находить подход к людям, с ходу располагая к себе. Чем дольше я смотрела на него сейчас, тем больше понимала, что у меня просто не было шансов… на спасение.

Остатки вечера прошли без каких-либо происшествий. Стас сидел за стойкой и попивал своё пиво, не забывая всё время поглядывать на меня, чем периодически сбивал меня с рабочего ритма, потому что каждый раз, ловя его взгляд на себе, я начинала глупо улыбаться и подвисать. Поэтому Юльке через раз приходилось давать мне подзатыльник, из-за чего я морщилась и втягивала голову в плечи, что вызывало в Чернове очередную порцию веселья. Иногда у меня выдавались минуты затишья, и я подходила к тому месту, где сидел Стас. Он брал меня за руку, заставляя чуть наклониться вперёд, касался моих губ коротким поцелуем, а потом просто держал меня за ладонь и вырисовывал на ней какие-то узоры. И мне казалось, что я плавлюсь, растекаясь неровной лужицей прямо здесь, посреди бара.

После трёх ночи Игнатьев велел Чернову забирать меня отсюда, обосновывая тем, что работник из меня сегодня так себе. Из чистого упорства я хотела поспорить, ведь предыдущие четыре часа в присутствии Стаса я продержалась вполне неплохо, но чужие руки, обнявшие меня сзади, заставили резко пересмотреть все мои приоритеты на эту ночь.

В итоге я уже через двадцать минут стояла на нашей парковке и рассматривала Чернова, который ждал меня около машины, оперевшись на капот и скрестив руки на груди. Выглядел немного напряжённым, скорее всего, боялся, что я опять могу выкинуть что-нибудь этакое. Но я решила, что хватит с нас разборок на сегодня, да и не только на сегодня.

— Поехали куда-нибудь? — предложил он. — Ты голодная?

Я отрицательно мотнула головой. И сама же попросила:

— Поехали туда, где нет людей.

Так мы оказались на Воробьёвых горах. Москва утопала в миллионах огней, но нам было откровенно не до представшего перед нами вида. Мы перебрались на заднее сиденье машины, и долго сидели, просто обнимаясь и прижимаясь друг к другу, даже целовались не так рьяно как в баре. Сейчас просто хотелось быть рядом и наслаждаться этим. Потому что нам теперь просто можно было…всё.

В какой-то момент Стас отстраняется и начинает стаскивать с меня ту самую оранжевую куртку.

— Нельзя было её тебе давать… — ворчит он сам себе, чем очень меня смешит.

— Почему?

— Потому что… блин. Считай, что мне не нравится, как быстро вы с Ромой спелись.

— То есть ты ревнуешь? — подкалываю я Стаса, но тот почему-то не поддаётся.

— К Роме, что ли? Пфффф, — фыркает он. — Смею тебя разочаровать, что он давно и безнадёжно зациклен на Соне своей.

— Но он же ей при нас звонил.

— Звонил, — соглашается Стас и для убедительности ещё и головой кивает. — Вот только это нефига не показатель. У них там всё сложно.

— И поэтому тебе не нравится, что я в его куртке? Он кстати сказал, что это его подарок мне, — на самом деле у нас с Ромой в тот вечер состоялся длинный и сложный разговор, в результате которого, второму Чернову в моей жизни шантажом и увещеваниями удалось убедить меня не отказываться от куртки. Но Стасу об этом было необязательно знать, впрочем, как и всё остальное, сказанное мне Ромой.

— Вот это мне и не нравится, — вздыхает он. — Мне ты, значит, сопротивляешься, споришь до скандалов и нервной икоты, а с ним, вы находите общий язык уже после пятиминутного общения. Вот где справедливость, скажи?

— Нету? — предполагаю я, лукаво заглядывая ему в глаза.

— Нету, — соглашается парень и нежно чмокает меня в нос. Отчего мне становится очень тепло, и вновь возникает ощущение, что я растекаюсь у него в руках. — Но куртку мы тебе всё равно новую купим.

И лужице, которой по невероятной случайности являюсь я, приходится собираться обратно, обретая форму и твёрдость духа.

— Стас…

— Вот, — не даёт он мне договорить. — Началось. Только попробуй сейчас «нет» сказать, я тебя тогда точно выпорю. Почему всегда и всему надо сопротивляться?

— Ну, дело же не в сопротивлении, — ёрзаю я в его объятиях, пытаясь хоть на немного отстраниться, но Чернов не позволяет. — Я не собираюсь зависеть от денег твоих родителей.

— А при чём тут это?! — хмурится это бледноликое чудо, становясь ещё прекрасней, чем есть. Ему идут эмоции, любые. Он по натуре слишком живой, чтобы уметь или хотеть что-то скрывать. Или же это только мне легко читать его настроения и состояния?

— Что-то я не заметила, чтобы ты работал, — и, натыкаясь на его вопросительный взгляд, поясняю. — У тебя слишком свободный график, к тому же ты вроде бы учишься. Следовательно, это всё, — я обвожу руками машину, — за счёт родителей.

— Осуждаешь?

— Нет, — поспешно поясняю я, боясь, что он воспримет мои слова как упрёк. — Это не моё дело. И вы с родителями сами вольны решать… как вам удобно.

— Знаешь, нам надо с твоей проницательностью что-то делать, — ухмыляется Стас. — Ты то в бровь бьёшь, то промахиваешься на километр. Успокойся, я хоть и на родительской шее сижу, но свой источник доходов у меня тоже есть. И купить тебе куртку я в состоянии.

Последнее он говорит крайне настойчиво и с нажимом, будто это крайне важно для него, быть способным… позаботиться обо мне.

— И чем ты занимаешься?

— Да так, мелочами всякими, — пытается увильнуть от моего вопроса, но я ведь уже зацепилась за слова, поэтому мои глаза смотрят пристально и выжидающе, и ему приходится пояснять. — На бирже немного играю, — в этот момент я мрачнею, совсем необрадованная услышанным. Стас правильно угадывает мои мысли. А может и вовсе, с самого начала знал, что мне не понравится. — Не смотри на меня так. Я аккуратно. И со знанием дела. Я же не идиот какой-то, чтобы спускать все свои деньги куда попало. Доход есть, вполне стабильный. Не так круто как могло бы, но я пока пробую.

Но меня это не успокаивает.

— Вера, расслабься, — велит он мне, щипая за бок. — Ты забыла, что я тебя умный? И к тому же имею экономическое образование? Поэтому от большинства кретинов, которые суются туда, я понимаю, что делаю, и почему я это делаю. Но если даже это тебя не успокаивает, то всё равно выдохни. Я после нового года на работу выхожу. Должность, конечно, пока так себе, но фирма крутая. Они меня только на безопасность и благонадёжность больше месяца проверяют.

Я не спешу с ответами или выводами, понимая лишь одно, как на самом деле мы ещё мало друг о друге знаем.

— Но, чтобы ты уж совсем не страдала из-за своей непрозорливости, признаюсь, я всё ещё частично завишу от папы с мамой. Если опустить эмоциональный компонент и сосредоточиться на финансовом, — кривляется Чернов, — то смею заметить, что я ещё после третьего курса порывался пойти работать.

— И что тебя остановило?

— Не поверишь, родной отец. Он тогда знатно обиделся.

— На что?! — удивляюсь я.

— Нууу, как бы тебе объяснить. Понимаешь, он очень рано начал работать, впрочем, как и всё остальное, — здесь он хитро ухмыляется. — И ему приходилось очень много впахивать, чтобы у нас всё было. И возможно, у него есть теория, согласно которой, мы в своей молодости должны отгулять своё. Прямая цитата от него, — начинает разводить он свою театральщину, видимо, парадируя отца. — Стас, неужели ты думаешь, что я сделал шестерых детей и не в состоянии их обеспечить?!

— Так и сказал?

— Ну, может быть, и не так, но смысл я передал точно.

Я невольно начинаю смеяться, а потом, правда, жалуюсь:

— Ты меня опять отвлёк от основного.

— Всё правильно. Потому что есть вещи, о которых тебе можно беспокоиться, а есть те, которые являются только моей ответственностью. Например, как и на что покупать тебе вещи.