Владимир Орловский ходатайствует о продлении срока своего пребывания за границей: «18 июля. №85. Ваше Превосходительство Милостивый Государь Петр Федорович. Имевши в виду, что Академия всегда была очень снисходительна в отношении выполнения существовавших правил пенсионерами, зная что многие наши самые лучшие художники пейзажисты, какъ Профессора Боголюбов, Барон Клодт, Лагорио, Дюкер и др. выбыли все шесть лет за границей без всякого сопротивления со стороны Академии, я полагал, что и мне это дозволено будет, тем более, что намереваясь предаться преимущественно изучению моря, я здесь имею для этого все средства под рукой, начиная с теплаго климата, дающего возможность делать студии в случае нужды и зимой, – до самой мастерской, которую могу иметь в Porto Danzo, с окном на море и прибрежье, полное лодок, судов и всяких деталей, нужных в этом жанре. Профессор Боголюбов того же мнения, что мне не мешало бы провести некоторое время здесь. Таким образом, затеявши некоторыя работы, которыя оставить теперь крайне убыточно и жалко, продолжать же их в России неимея под рукой ни натуры, ни моделей, не имея никакой возможности, я решаюсь почтительнейше просить Ваше Превосходительство, заявить мою просьбу в Совет Академии, дозволить мне остаться по крайней мере эту зиму еще за границей. Зa тем получивши выездные в мае месяце, я по дороге намерен осмотреть еще некоторыя галереи, которыя не видел, ровно как и Всемирную Венскую Выставку… и тогда возвращусь в Россию, что будет гораздо выгоднее для меня, чем вторично хлопотать в Апреле о поездке в Вену. И так оставаясь в полной надежде на милостивое ходатайство Вашего Превосходительства, имею честь покорнейше просить принять уверение в совершенном почтении Пенсионер Академии Владимир Орловский». [21]
Разрешения продлить срок своего пребывания за границей Владимир Орловский не получил: «19 июля 1872 №2052 №87. Его высокобл. В.Д. Орловскому. М.Г. Владимир Донатович. Письмо Ваше от 18 июля я имел честь докладывать Его Имп. Выс. Товарищу Президента, который поручить соизволил сообщить Вам, М.Г., что его Выс. ни под какими не (нрб). на дальнейшее пребывание Ваше за границею и предлагает Вам поспешить возвращением сюда. Сообща Вам, М.Г. вот (сии?) известия, я спешил (нрб.) и присовокупить что (далее я неправомочен?) высылать Вам более пенсионерское содержание за границей. Примите М.Г. и пр.». [22]
Своим впечатлением от вызова в Россию Владимир Орловский откровенно делится с товарищем, Павлом Алексеевичем Черкасовым: «14 октября 1872г. Porto D Anzio (Италия). …25/13 июля я получил от Петра Федоровича письмо – ответ на мою просьбу дозволить остаться мне долее трех лет заграницей такого содержания: «Письмо ваше от 18-го июля я имел честь докладывать Его Императорскому Высочеству Товарищу Президента, который поручил мне изволит сообщить Вам, Милостивый Государь, что Его Высочество ни под каким видом не соглашается на дальнейшее пребывание Ваше за границей и прелагает Вам поспешить возвращением сюда. Сообщая Вам, Милостивый Государь, волю Его Высочества, я считаю обязанностью присовокупить, что за тем я не имею права высылать Вам более пенсионерскаго содержания за границу». Чего «Поспешить сюда»– понять не могу. Будьте любезны, разрешите этот вопрос. Вам, знающему всю суть нашихъ дрязг, будучи там на месте- ничего не стоит это. …Вероятно, кто либо повел подкоп под меня….Только об одном прошу: сообщите самое достоверное, чтобы не ввести меня в заблуждение, а то пожалуй воротишься туда «сюда» да и там ничего не дадут, а деньги на дорогу растеряешь и здесь все связи и все разрушишь. Я убежден, что Его Высочеству я ненужен. Раз как-то им была заказана картина после получения 1-й Золотой, да и то как-то Алексей Петрович невинно замял «После, после, сказал, еще успеет». Так и осталось до сих пор. Мне приходитъ в голову еще что: Нет ли каверзы на меня посторонней? Не грозит ли что в Академии? Здесь за границей встречаешься с разными Русскими, а кто они,– и бес не разберет. Знаю, что между ними много эмигрантов и поляков и так всякой сволочи, но много и шпионов, а тут по неволе язык разучишься держать на привязи, не сболтнул ли что какому чорту, а тот и воспользовался, и наклеветал…Да только не припомню, чтобъ говорилъ что нибудь такое». [23]
Владимир Орловский посылает в Академию последний, краткий отчет о своей работе, но продолжает убеждать руководство Академии в том, что провести еще некоторое время за границей отвечало бы целям, с которыми он послан в заграничную поездку- усовершенствовать мастерство художника: «№1660 13 августа №88. В Правление Императорской Академии Художеств. Пенсионера Академии Владимира Орловскаго. Отчет. Полагая, что за первую половину настоящаго Академическаго года, Совет Академии о моих занятиях имеет самыя точныя сведения из отчета Профессора Боголюбова, я находя излишним вторично говорить о них, имею честь довести до сведения Академии лишь о работах остального времени. С 1 Апреля я занимаюсь на натуре. Вначале был в Porta Danzio, где делал этюды моря, берегов и суден. Нашедши здесь для этого удобства, как нигде еще не встречал, я хотел остаться целое лето, но по обстоятельствам не зависимым от меня должен был вскоре оставить это место и переселиться в Неттуно, где продолжал заниматься изучением берегов и воды. За тем, с наступлением летних жаров, когда жить здесь по причине лихорадок становится опасно, я отправился внутрь страны и продолжаю работать в Олевано и Аричи. Теперь же заявляя в особом донесении Господину Конференц Секретарю о некоторых причинах поставляющих меня в крайне затруднительное положение относительно продолжения работы, жду решения Совета Академии. Пенсионер Академии Владимир Орловский. 14/2 Августа 1872 года». [24]
«№1661 13 августа №89 Ваше Превосходительство, Милостивый Государь Петр Федорович. На письмо полученное мною касательно сроков моего возвращения в Россию, я имею честь немедленно отвечать. Не имея по настоящее время никаких дальнейших сведений, полагая, что письмо мое могло затеряться в дороге, считаю нужным повторить мое объяснение. Имевши въ виду, что Академия всегда была очень снисходительна, в отношении точнаго выполнения существующих правил пансионерами Академии, … я решаюсь почтительнейше просить Ваше превосходительство, сделать в Совете Академии это заявление, в надежде, что мне разрешено будет в крайнемъ случае, хоть эту зиму еще провести за границей. Но я бы счастлив былъ, если бы Академия дозволила мне самому распорядиться остальным пансионерским временем. … Я и сам, во всяком случае, не рассчитывал остаться все шесть лет за границей, но имея на это право, думалось бы и работалось как то покойнее.… Проводя же эту зиму в Киеве, я не успею сделать многого, а учиться там зимой и не у кого, и не на чем. Очутившись в Киеве сам один, не имея ни общества художников, ни природы пред глазами, не имея возможности ни с кем посоветоваться, ни на чем бы мог проверить себя- будет мне очень трудно работать, а тем более из Итальянских этюдов. Киев моя родина, и я знаю этот город прекрасно. Знаю что там трудно работать художнику. Нужна ли рама, краски ли, полотно или другие какие снадобья, все это трудно достать, дорого и плохо, а с моделями- целая комиссия. Со временем, когда там будут жить по нескольку молодых пансионеров, будет недурно, теперь же одному там жить и работать успешно- очень трудно. Все лучшия произведения наших художников были сделаны в Европе, среди мира искусства. Иностранные же мастера, в особенности же пейзажисты руководствуются чаще всего натурой, работая свои картины, чему примерами Курбэ, Добиньи, Дюпрэ, Миле и др. … 14/2 августа 1872 года». [25]
Хлопоты о продлении пребывания за границей, результата не принесли, и Владимир Орловский возвращается в Россию: «№1673 №91 16 августа. Ваше Превосходительство, Милостивый Государь Петр Федорович. Предполагая с возможной скоростью отправиться в обратный путь в Россию, имею честь почтительнейше просить Ваше Превосходительство сделать распоряжение о высылке мне путевых денег по пар. Седьмому инструкции пансионерам при возвращении. Пансионер Академии Владимир Орловский. 20/8 августа 1872 года». [26]
