Донесение Владимира Орловского было в Академии рассмотрено и в целом одобрено: «26 мая 1870г. Ст.17 №39 Донесение пенсионера Академии, пейзажиста Владимира Орловскаго- о занятиях за границею: Орловский в течении первых 6 месяцев пребывания за границею осмотрел Королевский музей в Берлине, лучшия галереи в Дюссельдорфе, Кёльне, Париже, Люксембурге и Лувре, частныя коммерческия выставки и годичную парижскую. Сообщил о известных пейзажистах Европы и их творениях, написал две большия картины, из своих этюдов Крыма, «Гурзуф и Алуштинская долина», которыя и отправил в Россию. В настоящее время работает эскизы и две довольно большия картины к годичной академической выставке. Совет определяет: донесение пенсионера Орловскаго принять к сведению». [3]
Ведет Владимир Орловский и активную переписку с корреспондентами в России. О своих размышлениях, о поиске своего пути в искусстве более непринужденно он пишет своему коллеге, художнику П.А. Черкасову: «17 сентября 1870г. Versoit (близ Женевы). Милостивый государь Павел Алексеевич. Да непоставите мне в суд и осуждение, что я так долго ничего не писал Вам. … является вопрос что писать? Полнейшее убожество в знании еще заграничной жизни, разочарование многим, что удалось и удается видеть в отношении всего и искусства в особенности. … И по днесь стал еще на каком то распутье мыслей, жизни, и встаю и ложусь спать, вечно с думой по какой дороге лучше пойти, чем задаться, что преследовать изучая пейзаж, да так и до сих пор не порешил еще. Дело в том, что существующее искусство в Европе (пейзажное) мне кажется слишком в разлад идущим с натурой, а значитъ из выработанного всего в нем здешними художниками, многим поживиться нельзя, разве сделаться подражателем, да когда и того невозможно, во первых потому, что и сам же чувствуеш потребу высказаться, а во вторых- нет идеала, которым можно было бы руководствоваться как примером. (Все?) и мало неудовлетворяют меня.– так вот и видишь, что приходится прокладывать дорогу самому, а это ой ой как не легко». [4]
Владимир Орловский в переписке с Николаем Дмитриевичем Быковым. Н.Д. Быков образование получил в Императорской Академии Художеств и в молодости служил надзирателем при казенных учениках Академии, когда последняя была еще закрытым учебным заведением. Любовь к искусству развилась в нем как результат общения с молодыми художниками. Сделавшись впоследствии обладателем большого состояния, Быков начал приобретать произведения искусства, проявляя в выборе их большой вкус и знание. Быковым было приобретено немало произведений художников русской школы. Быков пользовался большою известностью среди художников и любителей искусства, состоял почетным вольным общником Академии Художеств, а также действительным членом Общества Поощрения Художеств. Нередко Быков помогал молодым художникам, если они нуждались в средствах для окончания начатых произведений. [5, c.162-163] [6, c.258]
В письме Н.Д. Быкову Владимир Орловский касается деловых вопросов- выставки. продажи своих картин, отправленных Быкову, вопросов профессиональных- состава красок, состояния картин после их пересылки: «…посылаю вместе. За эту только не совсе ручаюсь; писал я ее на каких то новых маслах, состав которых- секрет, мне их хвалили, да что то не верю я, боюсь чтобы картина не почернела. Положим, что я всегда готов исправить мои картины, если они изменяются, да все же знайте про все. К выставке я еще пришлю две, три вещи, если вздумаете переменить на которую из них, то напишите мне, если она продастся на выставке, то я Вам повторю, (нрб.) – возьмите ее же….Жил я по делу в Париже, а теперь хочу проехаться еще по Европе посмотреть… 6-го марта 1870г. Париж. Адрес мой со 2-го Апреля Boulevard Clichy 7 Paris». [7]
Работа Владимира Орловского, видимо «Вид деревни Кокоз в Крыму», была представлена на выставке в Академии Художеств в 1870-м году, удостоившись, как уже было указано выше золотой медали Академии, и нелестного отзыва обозревателя журнала «Вестник Европы»: «Начнем с выставки в Академии Художеств, где можно встретить копию с жизни… По части пейзажа обратим внимание на крымский видъ г. Орловскаго потому собственно, что онъ получилъ первую золотую медаль. Общей мысли, общего эффекта нет, а есть две партии деревьев: одна партия округленных, wohlbelebte, консерваторов, которую нельзя не одобрить по красоте рисунка и тщательности отделки: и партия долговязых, тонких, некормленных деревьевъ- либералов, которые, воля ваша, едва ли не неряшливы несколько». [8, c.881]
Для лучшего понимания обстоятельств, в которых находились отправившиеся за границу академисты, следует учесть, что они оказались в Европе в период очередного международного кризиса- войны Франции с Пруссией, начавшейся 19 июля 1870-го года, последовавших за этим событий- Парижской коммуны, оккупации части Франции Прусской армией.
Эти события сильно осложнили жизнь и работу пенсионеров Академии в Европе: «3 августа №40 В Правление Императорской Академии художеств. Пенсионера Академии Владимира Орловскаго. В посланном мною журнале в академию я заявил, что две картины мои будут высланы к Академической годичной Выставке. С целью последняго окончания их и отсылки, я оставил мои занятия на натуре и приехал в Париж. Но здесь от наших же русских художников, равно как и справившись в конторах транспортных узнал: что пересылка вещей теперь в Россию, по причине войны крайне дорога и затруднительна. Транспорты идут через Швейцарию или Англию и это тянется очень долго. Так как мои картины должны были бы выслаться свежо оконченными, то естественно, что пролежавши долгое время в ящике, в потьмах- они могли измениться сильно, да и еще едва-ли бы успели придти к выставке. Поэтому, дорожа мнением Академии и общества и нежелая рисковать им из-за какой либо временной случайности, я решился вовсе не посылать теперь мои картины,– о чем имею честь довести до сведения Академии. Пользуясь случаем, считаю не лишним сообщить, что до сих пор я писал этюды в Фонтенеблоском лесу и в его окрестностях, где намерен провести и все остальное лето. Пенсионер Академии Владимир Орловский. Париж, 7 августа 1870 года». [9]
«23 сентября. №45 В Правление Императорской Академии Художеств. Пенсионера Академии Владимира Орловскаго. В силу сложившихся ныне обстоятельств, бывши вынужденным поспешно выехать из Франции, я, оставя мою мастерскую и все вещи в Париже- и по днесь остаюсь в нерешимости где поселиться для зимних занятий. Поэтому не имея еще новаго прочнаго места жительства, почтительнейше прошу Правление Академии, приостановить мне высылку моего третного содержания, за сентябрьскую треть, впредь до сообщения мною новаго, точного адреса. Пенсионер Академии Владимир Орловский. 30-18 сентября 1870 года». [10]
Обстоятельства, заставившие Владимира Орловского срочно выехать из Парижа и из Франции хорошо известны- в результате ряда поражений французской армии прусские войска подошли к Парижу и начали его многодневную осаду, продолжавшуюся до 28 января 1871-го года. Поражения армии сопровождались шпиономанией как французских властей, так и во французском обществе, так что оставаться во Франции иностранцам было небезопасно.
В результате Владимир Орловский приезжает в Италию, в Рим. Кроме того, что Италия традиционно была местом, куда приезжали для работы пенсионеры Академии Художеств, Италия не принимала участия в Франко-Прусском конфликте: «30 октября №47. В Правление Императорской Академии художеств. Пенсионера Академии Владимира Орловскаго. Находясь в настоящее время в Риме и намереваясь остаться здесь на неопределенное время, имею честь почтительнейше просить Правление Академии выслать мне третной пансион за сентябрьскую треть в Рим, а равно и на следующее время высылать по этому же адресу. Если же деньги своевременно уже высланы в Париж или вообще во Францию, то неоставить сообщить об этом. Пенсионер Академии Владимир Орловский». [11]
Из Рима Владимир Орловский присылает в Академию свой следующий отчет: «10 ноября. (1870) №49 В Правление Императорской Академии художеств. Пенсионера Академии Владимира Орловскаго. Отчет. 28 октября настоящего года кончился ровно год со дня отправления меня за границу. Следуя букве Устава, имею честь почтительнейше представить Академии годовой отчет о своих художественных занятиях и путешествиях в течении года. За первые шесть месяцев, я по возможности старался сообщить об этом в своем журнале Академии и сколько помню говорил, что написал в первое же время две картины, которыя и отослал в Россию на Постоянную выставку художественных произведений. Разсчитывая написать для нашей Академической Выставки еще новыя картины, я неозаботился и знать о том кем они куплены и где находятся. Затем я начал готовить еще две вещи из своих этюдов писанных в Крыму. Одна изъ них- берег Георгиевскаго Монастыря, а другая- Мотив изъ Алуштинской Долины. Полагая кончить их как раз к Выставке, я неторопился с работой, находя необходимым давать возможно больший срок для усушки. Таким образом подготовивши довольно окончено обе эти вещи, я отправился на натуру, в окрестности Парижа, в одну из деревень, окруженную живописнейшей частью Фонтенеблского леса Барбизон. Проработавъ месяца два, я возвратился в Париж, с целью окончить эти картины и отправить в Академию. Но вследствие начавшейся войны это сделать было уже почти невозможно. Видя, что посылать картины непридется, я решил, что нестоит заниматься и их окончанием, тратя дорогое летнее время, без спешной цели. Снимать же фотографии с картин в которых самая то суть и не сделана, или ради фотографий их окончить, я нашел неразсчетливым и нелогичным, и поэтому оставя их так отправился на натуру. Но обстоятельства начали принимать такой характер, что иностранцам было почти невозможно долго оставаться во Франции. Думая, что теперь или после, но нужно видеть всю Европу, я сообразил, что это чуть ли не удобнейшее время и поэтому немедля отправился в Швейцарию. В Женеве только и есть один художественный музей- это в доме городской Ратуши и одна Постоянная выставка. В отношении пейзажа ни там, ни здесь, мне не пришлось видеть ничего замечательного. Картины Ридэ и Калама надо полагать из ранних их работ- не сильны. Современное же искусство стоит ниже, чем как можно было ожидать. З тем сделал несколько экскурсий в разныя стороны от Женевы, чтобы ознакомиться несколько со страной и ея характером, я поселился в одной из окрестных деревень, и работать пока можно было с натуры. Природа Швейцарии показалась мне слишком громадной, для того чтобы из нея можно было делать (верныя) и хорошия картины. Редкий мотив умещается в угол зрения. Взявши же его на дальней дистанции утрачивается присущий месту грандиозный характер. Теперь мне стало вполне понятно, почему Калам так сильно компановал все свои вещи- иначе я думаю писать Швейцарию с ея горами и озерами трудно. За тем, когда наступили дожди и холод и работать стало трудно, я отправился в Италию. Ходил в галереи Флоренции и Рима видел много величайших произведений искусства, но только не по отрасли пейзажа. Новейшее же искусство Италии далеко не может равняться с немецкой и Французской школами. Так как неизвестно как долго еще нельзя будет возвратиться в Париж, то я решился провести этот год здесь, зиму проработавши в Риме, а лето в окрестностях и близ Неаполя. Колорит здешней природы напоминает мне сильно Крым, только кажется, что сочетания тонов много тоньше и покойнее, в чем теперь еще не могу сказать ничего наверно- быть может это не более как издавна сложившееся понятие об Италии в уме, и мешающее верно видеть глазу. Проработавши одно лето, по этюдам в состоянии буду судить точнее. Во всяком случае разница не слишком велика и Крым живописностью своих (нрб) не много уступит Италии. Хотелось бы, чтобы наши русские пейзажисты занялись этой страной, т.е. Крымом, более и серьезнее равно как и Кавказом и вытеснили бы предвечныя понятия о незаменимости у нас Швейцарии и Италии, которыя заставляют нашу публику восхищаться всем здесь и ничего невидет у себя. Нет, мне кажется, сколько я теперь судить могу Россия не уступит в своей живописности ни одной стране Европы уже просто же потому, что она вмещает в себя всех степеней климаты а вместе с ними и их природу. Полезно (прокатиться) думаю по всем странам Европы для того, чтобы лучше уметь ценить свое, и чтобы недоверяться на слово многим нашим соотечественникам, которыя только и знают что прославляют Запад, увлекшись им далеко не по тем причинам, которые они выставляют. Теперь я начал вновь две картины, мотивы взяты с берегов Женевскаго озера, из сделанных там этюдов. Всматриваясь все более и более в состояние искусства в Европе, я прихожу все сильнее к убеждению, что хороших художников везде вообще процент небольшой, помогает же образовать их, громадная их численность здесь вообще и сильный запрос, сильная потребность на художественныя произведения существующая в обществе. У нас вот этого то только и нет, и наш образованный, ученый т.н. люд, вместо того, чтобы помогать нам, костит нас как только может и старается разрушить и те немногия симпатии которыя еще живут в Русской Публике. Впрочем, не скажу чтобы это делалось преднамеренно, я видел и здесь за границей многих русских таких же как и в России, которые сами ровно ничего не понимают, и при первой встрече, с художником, сейчас же стараются воспользоваться его мнением, да и то еще хорошо, а то я могу дать несколько примеров вроде того, что вошедши, чуть ли не впервые в храм Петра в Риме, один из наших педагогов, готовящийся в профессора Университета, классик, филолог еще, после первых десяти минут, занялся кручением папироски и хотел закурить её, в храме…Пенсионер Академии Владимир Орловский. 23-го-11-го ноября 1870 года. Рим». [12]
