Эх, как я завидовал тем, кому довелось служить на этих современных красавцах, самой черной завистью – а мне и моему сволочному братцу приходится тянуть лямку на старомодных корытах…

Чтобы отвлечься от подобных мыслей, я достал из кармана кителя золотые часы, подаренные мне отцом перед тем, как я отправился на эту войну. Так-так. Половина восьмого утра – самое время для завтрака. Ведь война войной, а обед (а также завтрак и ужин) по расписанию.

Но только я собрался спуститься в кают-компанию, где должны были уже накрыть стол, как краем глаза я увидел вспышку в проливе, после чего оттуда донесся страшный грохот. Я повернулся и обомлел – «Леопольд» пылал, как костер, а «Амфион», окутанный густым дымом, неуклюже приткнулся носом в берег. Не иначе это мины, подумал я. Вот же эти русские скоты, и когда они только успели поставить свои чертовы мины на такой глубине, чтобы корабли поменьше прошли, а корабли с большей осадкой напоролись на них…

Через минуту или две «Амфион» тоже вспыхнул. В проливе ярко полыхали два первоклассных военных корабля, совсем недавно бывшие гордостью британского флота.

Все, подумал я, те три корабля, которые оказались в этом Лимпартском озере, теперь в ловушке. Ведь войти или выйти из этого озера можно будет лишь тогда, когда из пролива вытащат обломки «Амфиона» и «Леопольда». А пока фарватер перекрыт их полуразрушенными остовами. Те же корабли, которые остались запертыми в озере, после того как расстреляют все свои ядра и бомбы, смогут лишь наблюдать за тем, как французская пехота заставит капитулировать русскую крепость. А где-то в подсознании у меня крутилась одна и та же мысль: как же мне повезло, что довелось служить на небольшой и невзрачной «Гекле», а не на гордых гигантах, которые догорают сейчас в проливе…

Три оставшихся корабля почему-то пошли не к русской башне на мысу или цитадели на Большом Аланде, а к острову напротив, с итальянским названием, смутно знакомым мне по урокам музыки в детстве, то ли Аллегро, то ли Престо – в общем, что-то в этом роде. В подзорную трубу я разглядел, как шлюпки отходили от кораблей и причаливали зачем-то к этому «итальянскому» острову. Потом я услышал треск ружейных выстрелов, причем палили так, словно на острове окопался батальон или даже полк русских. Откуда они там взялись, с удивлением подумал я. Мины я объяснить еще смог бы, но это!

И вдруг со страшным грохотом взлетел на воздух стопушечный «Аустерлиц», только что мирно стоявший на рейде. Похоже, что у него взорвалась крюйт-камера. Пылающие обломки обрушились на соседний французский корабль, кажется «Тулон». Его команда заметалась по палубе, гася очаги пожара. Через несколько секунд взлетели на воздух еще два стоявших на якорях корабля – французский «Ла Корс» и, увы, корабль ее величества «Дайвер».

Вакханалия смерти и разрушений тем временем продолжалась. Проклятые русские… Они не собираются сдаваться. Погибших французов мне было не жалко – эти лягушатники, заклятые враги старой доброй Англии, только на какое-то время стали нашими союзниками. Они были для нас лишь пушечным мясом. Но что за исчадия ада помогают русским? Иначе как можно объяснить то, что мне довелось только что увидеть!

Тут подбежал перепуганный насмерть матрос и сообщил:

– Лейтенант Джонсон, вас срочно вызывает к себе командир!

– Спасибо, как там тебя… Передай, что я уже иду, только проведу рекогносцировку.

Матрос быстро сбежал вниз по трапу, а я в последний раз оглядел крепость и море. Где-то на юге из туманной дымки выходили странные силуэты. Я подумал, что Адмиралтейство прислало нам подкрепление, но когда навел туда подзорную трубу, то – действительно увидел корабли – но ни один из них не был похож на ранее виденные мною. Во-первых, у них вообще не было парусов, а также мачт, на которых те можно было бы поднять. Во-вторых, они двигались раза в два быстрее, чем любой из наших самых быстроходных кораблей. В-третьих, я не заметил у них длинных труб, из которых, при движении с помощью паровой машины, валил бы густой черный дым.

Этого просто не могло быть, но это было! Я почувствовал, что волосы у меня на голове зашевелились. Быстро приближающиеся к Бомарзунду корабли пока не выказывали враждебных намерений, но я каким-то внутренним чувством понял, что они несут нам страшную опасность.

Я помчался вниз, в каюту капитана. Все офицеры «Геклы» были уже там. Коммодор Холл бросил на меня испепеляющий взгляд:

– Лейтенант Джонсон, если вы не способны являться по первому требованию вашего командира, то тогда вам следует поискать другое место службы. Таким, как вы, не место на корабле ее величества!

– Сэр, – тихо сказал я, – посмотрите в иллюминатор – там происходит нечто странное.

Коммодор взял подзорную трубу, подошел к иллюминатору, взглянул и воскликнул:

– Боже праведный! Что это?! Откуда здесь взялись эти странные корабли?! Господа, срочно всем по своим местам! – И коммодор, забыв про свою вошедшую в поговорку чопорность, выбежал из каюты. Мы, конечно, побежали вслед за ним.

Поднявшись на палубу, мы стали разглядывать корабли, которые подошли к нам на расстояние примерно трех миль. Их было пять – два больших, размером с линейный корабль; один чуть поменьше; один небольшой – примерно как наша «Гекла»; и один совсем крохотный. Коммодор Холл навел на них свою подзорную трубу.

– Какие-то странные у них флаги, – удивленно произнес он. – Флаг на носу – красный, как у кораблей нашего торгового флота. А какой это, простите, торговый флот?

– Или как боевой гюйс у русских, сэр, – ответил я, почувствовав, как у меня по спине пробежали мурашки.

Вдруг один из кораблей выстрелил из пушки, хотя расстояние от него до наших кораблей было явно больше дальности стрельбы из наших корабельных орудий. Но выпущенное неизвестным кораблем ядро или бомба легло с небольшим перелетом за строем нашей эскадры.

На мачтах нашего флагманского линейного корабля появились сигнальные флажки «Приготовиться к бою». Засвистела боцманская дудка, послышался топот ног. Я отправился на пушечную палубу – командовать огнем орудий «Геклы». Но добежать туда я не успел – рядом с нами взлетел на воздух паровой фрегат «Коссит». Похоже, что вражеская бомба угодила прямо в его пороховой погреб.

Потом окутался густым облаком пара «Эдинбург». Ядра неприятеля пробили его борт в районе машинного отделения и разрушили паровой котел. Через пару минут на «Эдинбурге» начался пожар. Команда спешно спускала на воду шлюпки, а многие бросались с палубы в море, надеясь доплыть до берега раньше, чем корабль взорвется. Эти проклятые русские расстреливали наши корабли, словно мишени. Мы же не могли добить до них из своих пушек!

Тем временем второй корабль русских начал стрелять по бедной нашей «Гекле». Первая бомба со страшным грохотом разорвалась на мостике, убив командира и всех, кто стоял рядом с ним. Вторая бомба взорвалась на пушечной палубе. К счастью, мои доблестные матросы приняли на себя все осколки – я даже не был ранен. Но взрывной волной меня вынесло за борт через пушечный порт вместе с несколькими изуродованными трупами моих подчиненных. Барахтаясь в воде, я, сжав зубы от ярости, беспомощно наблюдал за тем, как в нашу несчастную «Геклу» попал еще один снаряд, и корабль вспыхнул, словно костер.

Я сумел ухватиться за обломок реи и, плавая в воде, с ненавистью и отчаянием наблюдал, как подобная же участь постигла французский «Страсбург», после чего на уцелевших кораблях союзного англо-французского флота поползли вниз британские «юнион-джеки» и французские триколоры. Какой позор – почти два десятка кораблей сдались всего пяти кораблям русских варваров! Я закрыл глаза, чтобы не видеть этот ужас…

15 (3) августа 1854 года.

Ораниенбаум. Большой дворец

Капитан Васильев Евгений Михайлович

Самодержец вышел из дворца и был сразу же оглушен молодецким приветствием:

– Здравия желаем, ваше императорское величество!