— Зато могу утверждать с уверенностью, что ты нравишься моему отцу, — делает замечание Пит, отходя и облокачиваясь на подоконник.
От этого признания у меня на душе почему-то становится теплее.
— Ну с мы с ним давнишние знакомые, — смущенно улыбаясь, отвечаю я, — он один из тех, с кем всегда было приятно торговать. А ты давно перевез родителей в Четвертый?
— Нет, пару месяцев назад, — отвечает парень. — У отца сильно ухудшилось здоровье из-за работы в пекарне. Мучная пыль со временем плохо влияет на лёгкие, а климат Двенадцатого совсем не способствует их лечению. А здесь влажный морской воздух, мягкая зима, да и Финник с Энни под боком, поэтому Дистрикт-4 оказался самым логичным выбором.
— И твоя мама так легко сдалась и согласилась уехать?
— Она возмущалась первые пару недель, хотя мы другого и не ждали, но, поразмыслив, пришла к понимаю того, что братьям там будет проще, а им с отцом тут — легче, — он пересекает комнату и, повернувшись, добавляет, — Да, мама, кажется, уже тоже полюбила тебя.
— Это что был сарказм?
Но парень, ухмыльнувшись, пожимает плечами и, закрыв дверь, уходит.
Мне неловко находится здесь и просто ждать, поэтому я спускаюсь вниз и вызываюсь помыть посуду, чтобы хоть как-то отблагодарить хозяев. Миссис Мелларк всё время смотрит, как я это делаю, словно контролирует. Вспоминая рассказ Пита в пещере о том, что его отец мечтал жениться на моей маме, понимаю, что я — последний человек, которого эта женщина хотела бы видеть в своём доме.
Их сын уехал, сказав, что вернётся около десяти. Сначала я думаю, что он просто опаздывает, но минуты бегут, и я прихожу к выводу, что он не придет.
— А Пит не предупреждал, что задержится? — спрашиваю я.
— Как видишь, он уже давно передо мной не отчитывается, — говорит она как обычно немного резко и бросает полотенце для рук на стол. — Пит никогда нам не говорит, где он и чем занимается.
Я возвращаюсь в комнату и натягиваю его футболку. Она пахнет свежестью и при этом достаточно большая, чтобы сойти за ночнушку.
Я размышляю о том, что Мелларк сказал мне сегодня. Имел ли он в виду себя, говоря про то дерево, прикрываясь туманными фразами? Мы мало времени успели провести вместе на арене, но, вспоминая, как будучи мальчишкой, он дал мне хлеб, и реакцию его матери, я понимаю, что Пит действительно много вынес. Возможно, он гораздо более выносливый, чем была бы я на его месте. Ведь мои родители всегда любили нас с Прим. Я даже не могу представить такую ситуацию, чтобы они могли ударить её или меня.
Не знаю почему, но я жду Пита почти до полуночи, один раз даже порываюсь ему позвонить, но сбрасываю звонок с первыми гудками. Что я ему скажу? Периодически выглядываю в окно в надежде услышать знакомый шум колес автомобиля, но, в конце концов, засыпаю.
========== Глава 8. Мальчик и насилие со странными переменными ==========
Я смотрю на экран телефона, на котором высвечиваются два пропущенных звонка. От отца и от Китнисс.
Я обещал вернуться в десять. Но стрелки часов уже показывают полночь, и имена на экране жгут глаза, словно горящие угли. Угли стыда. Угли отвращения к самому себе.
Я не должен быть здесь. То, что осталось от моего сердца, понимает, что я обязан быть там, с ней. Должен жить нормальной жизнью, пригласить, наконец, девушку, которая мне нравится на свидание, проводить её домой и, стесняясь, поцеловать возле двери, а не играть в эти чёртовы игры, пытаясь достать президенту информацию. Не трахать чужую жену, чтобы она выложила необходимый мне компромат.
«Используй всё, что тебе дано, в своих интересах, — разносится голос Финника в моей голове, — в том числе, и свое обаяние. Женщины тебя полюбят. Используй их».
«У тебя талант завоёвывать расположение людей, — резонируют слова матери из глубокого детства, — ещё была б от этого в пекарне польза». Она всегда мастерски умела превращать комплименты в пренебрежительные упрёки. Кто бы мог знать, что её слова окажутся правдой.
Мне до сих пор чужда эта двойная жизнь, хотя я давно понял, что информация — это оружие, которое можно использовать таким же образом, как чувство юмора, хитрость или интеллект.
Ты пользуешься тем арсеналом, что у тебя есть. А кто-то пользуется тобой.
Мое пристанище на вечер — роскошный офис в центре Четвертого. Он словно серая бетонная жаба, усевшаяся на центральной улице курортного расслабленного района. Здание настолько не вписывается в местную инфраструктуру, что сразу бросается в глаза. У него есть лишь одна положительная черта — подземная парковка, столь непривычная для дистриктов, но безусловно удобная.
Я достаю ключ из зажигания и включаю сигнализацию. Офис уже закрыл свои стеклянные двери, проводив последних клиентов по домам, опустив жалюзи и заперев на замки двери. Но я ведь не просто так появился здесь в самом конце рабочего дня.
Женщинам жизненно необходимо чувствовать себя любимыми, а счастливая женщина — это кладезь полезной информации — нужно лишь знать, как ею правильно воспользоваться.
21:00 Моя рука на её груди, а вторая постепенно задирает вверх рубашку, стаскивая лифчик, даже не расстегивая его. Я сжимаю ее круглый зад, одновременно поднимая и закатывая юбку. «Конечно, и я тоже скучал», — выдыхаю я, целуя тонкую шею.
21:30 Я не тороплюсь, только не в этом деле. Укладываю её на стол, прямо на деловые бумаги, развожу в стороны ноги в дорогих чёрных чулках и «любуюсь» видом когда-то холодной неприступной женщины и верной жены, которая теперь распластана с задранной и смятой одеждой, выставив на обозрение свои гладко выбритые прелести. Она начинает умолять. Потребовалось всего-то три недели.
23:00 Обнаженная грудь, идеально вылепленная столичными хирургами, подскакивает в такт движения моего тела. Я даже не мог предполагать, что Аннабель решит закончить начатое в офисе в номере отеля.
Желая поскорее закончить с этим, я рывком переворачиваю её на спину, продолжая ублажать эту замужнюю дрянь. Я использую все известные мне приемы, стараясь не просто удовлетворить её, а полностью насытить, чтобы она сама искала встречи. Что же касается меня — единственной необходимой её частью является только рот, который уже и так выболтал нужные сведения, но я ведь не могу уйти просто так: мы теперь вроде как встречаемся. Пока.
Это мой первый секс с тех пор, как вернулась Китнисс. Её запах, её образ и голос окружает меня, когда я дотрагиваюсь до чужого обнаженного тела. Обвинение в серых глазах преследует меня, когда я кончаю в чужую женщину. Её имя безмолвно слетает с моих губ в порыве опутанного стыдом наслаждения, и, прикрыв веки, я представляю всего на краткий миг, что подо мною находится она.
Но иллюзия испаряется быстро…
Та, что на самом деле извивается и стонет подо мной, гораздо старше — трофейная жена Капитолийского аристократа, предоставленная лишь бизнесу, салонам красоты и бесконечным лаундж клубам с шумными подругами. Одинокая и игнорируемая мужем, у которого достаточно собственных шлюх, чтобы держаться подальше от надоевшей женщины, с которой его связывает лишь бизнес, объединивший семейные корпорации. Она в шикарной форме, так что мне не на что особо жаловаться, и когда эта женщина наконец удовлетворена и измождена, она с довольной улыбкой на губах шепчет:
— Милый, как же давно мне не было настолько хорошо.
Я встаю, натягивая джинсы и ухмыляясь, киваю.
— Пит, сколько тебе лет? Знаю, я уже спрашивала, когда мы познакомились пару недель назад, но тебе ведь на самом деле не может быть столько…
Я озаряю её улыбкой.
— Больше восемнадцати, Аннабель, поэтому не переживай, ты в безопасности, — я теперь всегда обращаюсь к женщинам любого возраста на ты: им больше нравится, видимо, так они чувствуют себя моложе.
Она закрывает глаза рукой и падает обратно на подушки.
— О, Господи! Я практически совратила подростка. Просто ты такой самодостаточный… дорогая машина, личная галерея, я бы ни за что не дала тебе меньше двадцати семи.