Viva la Cuba! Картонные кастильские дома, Изъеденные страстью Малекона. Пусть день уходит с глотком рома; Я помнить буду о тебе всегда. Мне имя твоё навевает дневной сон: Ты никогда не верила в сомненья. Риск, как благородное умение И дух твой им вооружен. Мечта вспорхнет, любовь изменит, Слова соврут, надежда не поверит – Плестись в хвосте просящему дано. Но вечной славы миг, дыхание свободы, Жертва себя на благо своего народа - Только когда тебе не все равно. Посмотрел в окно Не надо убеждать опять, Что все вокруг дерьмо. Кому-то пришлось умирать, Чтоб ты смотрел в окно. Сыкливых трусов целый рой — Зудят, как комары. Но руку занося – постой. Не уж-то это мы? Нытьё и жадность тут и там; И дёргается глаз. Я так похож на дурака Уже не в первый раз; Когда смотрю вокруг себя, А вижу лишь дерьмо. Так не хватает доброты И веры всё равно. Должно быть что-то там внутри Под тканью с ярлыком Иначе кто такие мы? Лишь грязь под каблуком. Тоска В моих глазах блестит твоя слеза. Она свята – младенец в колыбели. Я на краю твоей постели Спускаю жизнь свою на тормозах. И морфий не поможет, не проси. Скрыть что-либо – немыслимо сомненье. Во взглядах скрыто мыслепреступленье. Слова безжизненны, по-девичьи нежны. Настанет миг и ты освободишься; И в лоно матери небесной возвратишься, Где вечная цветет весна. А мне останутся шесть последних слов, Что мне уста твои шепотом назло: «Бессмертен тот, кто не боится сна…» Прощание Развеют сон сигары и коньяк. Перебирая фото я страдаю: Обрывки снов в памяти листаю, Гонюсь сам за собой, словно маньяк. Мне в полумраке комнаты ночной Одно к другому чудятся ведения: Ещё живые, словно приведения За мною тянутся иссушенной рукой. Да, я оставил вас и ваше племя. Благодарю за то седое время, Что больше не вернётся никогда. Надежда полыхает, словно пламя, То поднимаясь, то ложась, как знамя Когда-то нашего прекрасного полка. Вечному городу
Многоголосый Рим ворвался суетой, Склонённой головой ко мне приткнулся. Я вздрогнул, пробудился и проснулся. Теперь тебе я больше не чужой. Твое дитя и Бог – твой Ватикан, Где шёпот слышен даже в будний полдень, Где трепетом каждый вздох наполнен. А жизнь застыла, словно истукан. Я меж эпохами гуляю, как меж снами: От Пантеона до Треви пройду векáми. Я в вечном городе себя забыть готов. Мой Рим! Ты скрыт от всех надёжно: За переулками, домами, там – под кожей. Двуликий Янус, ты бессмертен, как и Бог. Девушке, летевшей самолетом из Швеции Не праведна, но нет в тебе греха. Весь мир способна рушить на осколки, Когда твои признания словом колким Шипом вопьются в сердце простака. Сама в себе – послушное дитя, Но для чужих – цепная свора гончих. Скрываясь в темноте от прочих Ты всё же ищешь жертву для себя. Как снег весной растаешь без следа; В толпе утонут и исчезнут навсегда Мои возможные несмелые признания. И в памяти застынет профиль твой, Когда ты мирно засыпала над землей А я уже тогда шептал тебе слова прощания. Ты так хотела Как ты, возможно, быть хотела той, Чье имя на губах так греет сердце, С кем по утру я не спешу одеться; Той, кого назову мечтой. Но тянет день гнетущую хандру. К тебе я не спешу. Ни прикоснуться, Ни взглядом пожирать, ни улыбнуться. Но и ответы собирать я не спешу. Обман ли это? Для тебя я лжец, Кто обещал, но не сдержал ни слова. Теперь готова выбрать ты любого, Кто предложил бы сразу под венец. И я не прочь пустить тебя на волю: Открыта клетка, хочешь – полети, Но от чего-то не спешишь идти, И ждёшь, когда я дверь собой закрою. Неаполь Мне не забыть Неаполь низкорослый Средь крыш я затерялся и нашёл. По парапету древности прошёл, И излечился там от мысли плоской. Ах, вечер поздний – добрый истукан. В глаза мне смотрит, терпеливо выжидая. Я сам себя забыл, я сам себя не знаю! Мне чудится прекраснейший обман. Как летом дышит здесь октябрьская ночь! Искать и верить, что встретиться не прочь Та signorina, что смотрит вскользь, случайно. Мой самобытный друг! В тебе всего так много! Vedi Napoli e poi muori! Пусть гонит прочь дорога. Я уношу с собой и сберегу доверенные тайны. |
