— Когда будет готов ваш новый дом? — Ринг Монтгомери, отец Джейса, спросил Чарлза Грэйсона, сидящего на другом конце кушетки. Старший Монтгомери схватил за плечи одного из мальчишек Тайлера, стремглав мчавшегося по дому, и, прежде чем отпустить ребенка, строго посмотрел на него.

— Через три месяца, — стараясь перекричать шум и гвалт, ответил Чарлз. Он с женой теперь жил в Денвере, дожидаясь, пока старый «Фентон-хауз» будет переделан по вкусу жены.

— Как вам нравится Чандлер? — Прокричал Чарлз отцу Джейса.

— Очень.

В отличие от Чарлза, Рингу, казалось, совсем не мешал шум, поднимаемый одиннадцатью детьми и четырнадцатью взрослыми. В углу комнаты Памела Таггерт громко играла на пианино, а Джейс с матерью разучивали дуэт для вечерней службы в церкви.

— Сынок, ты фальшивишь на одной ноте, — сказал ему отец через головы четырех чумазых детишек.

Чарлз не понимал, как в таком гвалте Ринг Монтгомери умудряется еще что-то слышать. Час назад обаятельная жена Чарлза, извинившись, ушла наверх отдохнуть, и он с удовольствием бы присоединился к ней.

— Что это там едят дети? — поинтересовался Чарлз.

Ринг посмотрел в угол на трех малышей, только начинающих ходить: двое из них — Кейна Таггерта, а один — фермера.

— Насколько я знаю, немного грязи никогда не помешает ребенку, но, Хэнк, — Ринг обратился к своему двенадцатилетнему племяннику, — иди посмотри, что эти дети едят.

Хэнк состроил гримасу из-за того, что пришлось отойти от двоюродных братьев — восемнадцатилетнего Зэкери и почти взрослого двадцатиоднолетнего Яна Таггерта. Хэнк находился в том возрасте, когда совершеннолетие еще не наступило, а детство уже кончилось. Неохотно повинуясь дяде Рингу, Хэнк отнял жуков у малышей, и все трое тут же захныкали.

— Вынеси их из комнаты, — попросил дядя.

Услышав это, Хэнк почти застонал.

— Над чем вы оба смеетесь? — спросил Кейн своего сына Зэкери и его двоюродного брата Яна. — Ну-ка, идите наружу и последите за малышами.

Юноши прекратили смеяться над Хэнком. Каждый из них подхватил по ребенку, и все трое вышли из комнаты.

— Итак, что вы сказали о доме? — продолжил беседу Ринг.

— Дом должен был быть окончательно перестроен в течение нескольких месяцев, но… — Чарлз осекся, услышав громкий взрыв смеха: это хохотали Кейн и Рэйф Таггерты, стоявшие у основания лестницы вместе с Джоном Тайлером.

— Джонни, дорогой, — позвала Терел из другого угла комнаты, где сидела, откинувшись в кресле. — Мне хочется пить. Принеси мне стакан лимонада.

Чарлз наблюдал, как Джон Тайлер и его трое чумазых детей наперегонки побежали на кухню исполнять просьбу Терел. Выйдя замуж за бедного фермера, выращивающего свиней, Терел сначала озадачила отца. Но это было только до того, как он увидел всех Тайлеров вместе. Приняв Терел в свою семью, бедные, неграмотные Тайлеры почувствовали себя польщенными и обращались с ней, как с принцессой. Она не утруждала себя работой, ела то, что они готовили, одевалась на деньги, заработанные ими, и время от времени одаряла их обворожительной улыбкой. Казалось, это было достаточно для Джона и детей. Они были совершенно непритязательны в одежде и носили драное старье, в то время как Терел одевалась в шелка. Чарлз увидел, как она в знак поощрения разрешила ребенку потрогать свою юбку, чем несказанно обрадовала его. В общем, семья Тайлеров выглядела вполне благополучной.

Чарлз улыбнулся Рингу, словно показывая, что в таком шуме дальнейший разговор бесполезен.

— А как эта? — спросил отца Джейс, закончив следующую песню.

— Ты все еще фальшивишь в четвертом такте, но уже лучше. — Ринг Монтгомери с обожанием посмотрел на жену — А ты, моя дорогая, была само совершенство.

Мэдди послала ему воздушный поцелуй и положила ноты на пианино.

— Мой внук, кажется, плачет, — сказала она своему сыну, кивком головы указывая на кроватку, где лежали два крохотных, всего несколько месяцев от роду, малыша.

— Это мой. — Кейн поднял ребенка и ловко усадил его на свое плечо.

— Ошибаешься, дорогой. По-моему, тот, которого ты держишь, мой. — Джейс вынул из кроватки другого малыша.

Крошки дружно заревели.

Кейн тут же спустил с плеча ребенка, внимательно стал рассматривать его. В его руках был мальчик, а его третий ребенок был девочкой. Кейн и Джейс поменялись малышами.

Мэдди рассмеялась, поблагодарила Пэм за игру на пианино и пошла на кухню. Нэлли, Хьюстон и девушка Тильди по самые уши в муке делали соус к индейке.

— Хотите помочь? — спросила Хьюстон.

— Ни в коем случае! — Мэдди слегка вздрогнула. Она вела себя как истинная примадонна, как будто кто-то всерьез мог поверить, что она никогда не бывала на кухне.

Нэлли, сияющая и счастливая, пошутила:

— В таком случае вы должны что-нибудь спеть и заслужить ужин.

Мэдди засмеялась. Она давно была влюблена в свою сноху.

— Прекрасно. Что бы вам спеть? «Тихую ночь»? Или какую-нибудь другую песнью, не связанную с сезоном? — Мэдди взяла печенье из корзины и тут же съела его.

Нэлли и Хьюстон посмотрели друг на друга. Их глаза были полны слезами умиления: женщина, обладающая прекраснейшим голосом, выразила желание петь только для них и все, что они захотят.

Хьюстон глубоко вздохнула.

— «Арию с колокольчиками». Лакмэ, пожалуйста, — тихо попросила она. Ей было известно, что эта красивая ария лучше всего удавалась певице.

Мэдди улыбнулась Хьюстон и тихо позвала:

— Джоселин, ты мне нужен. Джейс заглянул в кухню и вопросительно посмотрел на мать.

— Хьюстон и твоя жена хотели бы послушать «Арию с колокольчиками».

Джейс улыбнулся.

— Хороший выбор. Где она?

— В моей сумке.

Джейс передал малыша отцу и через несколько минут вернулся в комнату с флейтой в руках. Нэлли удивленно взглянула на мужа. Впервые он предстал перед ней в новом качестве: сейчас это был человек, вся жизнь которого прошла в прекрасном и гармоничном мире музыки.

Джейс стал аккомпанировать матери на флейте.

«Ария с колокольчиками», написанная для колоратурного сопрано, начиналась медленно, в первых тактах не было слов, звучал только голос, такой прекрасный и благозвучный. Мэдди пела, и ее голос словно играл с нотами, ласкал их, он выводил трели, подражая колокольчику и повторяя эхом высокие ноты флейты.

Нэлли и Хьюстон прекратили стряпать, а Тильди, ни разу не слышавшая такого голоса, стояла не двигаясь.

В соседней комнате все замолчали, даже малыши перестали плакать, а Мэдди все пела, обыгрывая каждую ноту, лелея ее до тех пор, пока слушатели не прослезились от радости и умиления.

Мэдди кончила петь, и в доме воцарилась тишина: Вдруг один из маленьких Тайлеров, застыв в изумлении у двери, произнес:

— Проклятие! Я никогда раньше не слышал ничего подобного!

Все расхохотались. Взрослые столпились на кухне. Почти у каждого был малыш: у кого на плечах, у кого под мышкой, а кто-то держал своего ребенка за руку.

— Превосходно! — Ринг Монтгомери в порыве благодарности обнял жену. — И ты пела как никогда!

— Это благотворное влияние любви в этом доме, — прошептала Мэдди.

Все стояли вокруг стола, уставленного всевозможной едой.

— Именно поэтому я счастлив! — Джейс одной рукой притянул к себе Нэлли, а другой прижал ребенка. — В этом доме царит любовь?!

— Да, — ответила Нэлли со слезами на глазах. — Никогда не думала, что познаю такую любовь и буду так счастлива. Я и не подозревала, что возможно такое.

Джейс нежно поцеловал жену.

— Сюда, все идите сюда! — громко позвал Кейн. — Если все мы так счастливы, то почему глаза у нас на мокром месте? Мэдди! Вы знаете настоящие веселые песни? Такие, как «Половина пенни, половина бушеля»?

— Кейн, — строго сказала ему Хьюстон. — Я очень сомневаюсь, что Мэдди знает… — Она замолчала, потому что Мэдди внезапно разразилась громкой песней, подобающей певичке из кабака, и все, смеясь, стали петь вместе с ней.