Когда я тебя встречу. Книга вторая Камелот.
Leeward Side
Камелот. Встреча первая.
***
Почему Он захотел именно Рим и именно гладиатора? Откуда выплыли такие странные ассоциации и видения? Кто ж знает, кто ж знает.
Человек молчал. Человек управлял коляской с ручным приводом, уверенно разворачивался и отъезжал на некоторое расстояние, стараясь встать спиной.
Тип его, если так можно сказать, транспорта выдавал в хозяине активного человека. Одинокого человека.
Потому что ручное управление, потому что сумка-рюкзачок, наполнена всем необходимым.
Потому что с человеком никогда никого рядом не было.
На попытки заговорить с ним, человек хмыкал из-под опущенного капюшона и заправлял выбившуюся челку. Светлую длинную челку. Прятался, уходил в себя, ускользал, но … молчанием своим звал, приглашал, манил.
ОН не мог понять этого феномена. Впервые после третьего класса школы, когда ОН с детской наивностью пытался очаровать самую красивую и популярную одноклассницу и получал лишь холод и презрение, ОН ощутил себя в роли старого тарана, идущего на приступ одинокого донжона, оставшегося от крепости.
И тогда само собой вырвалось.
— Гопломах, мурмиллон или димахер? Гаста или пугио? Махайра или гладий? – нет, ОН не ожидал начала диалога.
ОН высказал свои мысли, свою фантазию.
И снова хмык из-под капюшона. И молчание. Долгое. Когда сидящий заговорил, ОН даже вздрогнул.
— Димахер, но с гладиусами. Можно копье. Но не сеть и не трезубец. И, думается, без кольчуги.
— Вам знакомы эти слова?
Молчание.
— А… вы зачитывались в детстве Рафаэлло Джованьоли?
Молчание.
Последняя попытка.
— Вы управлялись со всем этим… когда-то. Прошу прощения.
— Да. Нет. Нет.
И коляска развернулась, незнакомец растаял в тумане за поворотом.
ОН поймал себя на ощущении, что прислушивается не скрипят ли колеса и ремни, ровно ли едет и мягки ли рессоры.
Дома на листе красовались к ночи строки:
«Ланиста опять орал на кого-то, переходя на истеричный фальцет. Это выдавало высшую степень негодования и злобы. Кто-то подвел его на арене, и все ставки полетели в Тартар. Стало быть к ночи будет пьянка в покоях хозяина и надсмотрщиков и показательная порка в подвале, там, где в камерах ютились рабы-гладиаторы.»
***
Она поджала губы и так тонкие. Опустила голову и исподлобья настороженно глядела. Как только ОН поворачивался к женщине, та делала вид, что сосредоточенно поправляет шарф или разглаживает невидимые складки на пальто.
Теперь ждал не ОН.
Ждали его.
Ждали так, что раз от раза менялся шарфик, подводились губы помадой, а на третью встречу донесся тонкий аромат цветочных духов.
В первый раз, поняв, что ее разглядывают, женщина сжалась, сцепила руки на коленях, приготовившись к неприятному, но неизбежному. И раз за разом по капле оттаивала.
Сама разглядывала, наблюдала. Как птица на ветке. По полшага, по полжеста подпуская к себе поближе.
— Погода? О, да… не говорите.
— Туманы по утрам это к заморозкам…
— У стариков ломит суставы, а ведь в их возрасте кости ломкие как вот… вот эти листья.
— Что? Да, да, листья. Что по весне гибкие, влажные, мягкие, но сильные. А по осени набирают желтизны и ржавчины и твердеют, засыхают. Даже дожди не размачивают их и не возвращают упругость.
— Ломаются…ах, вот так прямо меж пальцами… и старики ломаются… между сменами погоды и от…- женщина скороговоркой, боясь показаться неуместной, прошептала – от погоды и одиночества. Листья больше не нужны деревьям, а старые люди больше не нужны никому.
Пара фраз. О погоде. О тумане. О времени года. Чуть извиняющимся тоном. Торопливо.
Это выдавало одновременно желание диалога и страх отказа.
Желание-не желание. Качели.
Однажды спина выпрямилась, плечи развернулись. Руки крыльями взмахнули. Луч холодеющего осеннего солнца блеснул в волосах. Женщина рассмеялась. Переливчато колокольчиком. Негромко, но неожиданно кокетливо.
И Он увидел королеву.
Застеснялся открытия своего, засобирался, засуетился, почти бегом побежал прочь. В груди екало и сжималось тоскливое, обидное и рассерженное одновременно: почему, зачем, откуда?
Королева.
И слилось, соединилось « с гладиусами … и думается без кольчуги».
Конечно, без кольчуги! Но с клеймором! Плевать, что это оружие скоттов!
В сверкающих латах, без шлема, чтоб по спине полоскались светлые космы и солнце играло в них и отражалось на поверхности лат.
Королева и верный рыцарь. Чтоб не прятать взгляд, не поджимать губы и не сдерживаться ни в смехе заливистом, ни в слезах горьких!
Чтоб спина прямая, потому что подол котта в пол, потому что расширяющиеся к запястьям рукава, ниспадают по подолу, потому что гебинде поднимает подбородок и скрывает голову и плечи. Потому что корона-обруч. Взгляд прямо и вперед. Полупрозрачные рукава парят за спиной как крылья.
Королева плывет.
Придя домой, Он залпом выпил остатки уже теплого и оттого противного вина. Не любил теплое, не следовал рекомендациям эстетов и сомелье. И зло заплакал.
Именно так!
Недвижимый, прикованный к инвалидной коляске – воин!
Во все времена!
Испуганная, казалось, сломленная – королева!
***
Запах. Мокрой земли, мха и прелой листвы.
Первое, что Агний стал ощущать это запахи. А потом обострился слух, уловил шелест широких листьев над головой, легкое потрескивание сухих веток, бульканье то ли родника, то ли мелкого ручья и пронзительное посвистывание птицы. Прямо над головой, над ухом. Звуки и запахи наполняли его и умиротворяли.
И тогда Агний попытался сделать первый вдох. Легкие, забитые гарью и пеплом отозвались резкой болью. Парень с силой приподнял себя и, согнувшись пополам, ухватившись за бока, разразился глухим, болезненным кашлем, сплевывая зеленовато-бурую слизь.