-- Хозяин никого не желает видеть! Уходите, или я буду вынужден выгнать вас! - отрезал раб и для большей убедительности постучал тростью по раскрытой ладони.
Что за день, - мысленно вздохнул Эмилий. - Сначала один раб обзывает моего коня недоделанным телёнком, потом другой обещает вышвырнуть меня на улицу. Определённо, я здесь никому не нравлюсь. Отдам письма - и сразу домой. А потом назад, в Галлию. Там всё же поспокойнее.
-- Слушай внимательно, раб. - Эмилий шагнул к привратнику. - Сейчас ты пойдёшь к своему хозяину и скажешь, что прибыл гонец от Цезаря. Я три недели провёл в седле, я очень устал и очень зол. И если ты этого не сделаешь, я сломаю твою палку о твою же голову. Всё понял?
При этих словах гул в вестибюле стих. Люди подались вперёд, чтобы собственными глазами взглянуть на посланца Цезаря, а выражение лица привратника поменялось с надменного на покорно-льстивое. Не говоря ни слова, он развернулся на месте и юркнул за дверь. Через минуту в дверях появился номенклатор и жестом пригласил Эмилия следовать за собой.
Декурион скользнул надменным взглядом по вытянувшемуся лицу прыщавого чиновника - не смог отказать себе в удовольствии насладиться собственной значимостью - и вошёл в атриум.
Передняя часть дома походила на небольшой храм, ничуть не уступая ему в размерах. Вокруг обложенного зелёным мрамором имплювия стояли изящные колонны, упираясь витыми капителями в потолочную балку. Падавший сверху свет, отражаясь от вод бассейна, морскими волнами разливался по стенам и окрашивал комнату в загадочный бирюзовый цвет. Из середины бассейна бил высокий каскадный фонтан, освежая воздух и услаждая слух приятным журчанием. Стены украшали фрески, сиявшие глазурным блеском, а между колоннами стояли статуи богов в человеческий рост. Роскошь буквально слепила глаза. Недаром Цицерон прозвал этот дом "храмом Палатинской Венеры". Эмилий мысленно позавидовал хозяину - живут же люди! - и прошёл вслед за номенклатором в таблиний.
Марк Красс ждал его сидя в кресле, облокотившись на широкий мраморный столик, заваленный свитками и листами дорогого пергамента. На вид ему было лет шестьдесят. Лицо уже приняло выражение одухотворённого утомления, присущее пожилым людям, но глаза ещё не утратили былого блеска. На высокий изрезанный глубокими бороздами лоб падали седые пряди волос, придавая ему вид задумавшегося философа. В отличие от Цезаря Красс не казался грозным воителем, и если бы Эмилий не знал, кем действительно является сидевший перед ним человек, он принял бы его за школьного учителя или доброго наставника хозяйских детей.
Впечатление поменялось, стоило Крассу заговорить.
-- Письма, офицер! - В голосе звучал холодный металл привыкшего повелевать человека. Эмилий передал рабу тяжеловесный свиток, запечатанный и перетянутый красной лентой, и почтительно отступил назад.
Пока Красс читал, Эмилий украдкой осмотрел таблиний. Особой роскоши он не заметил. Здесь не было никаких излишеств - обычный деловой кабинет. Из-за стола выглядывал краешек денежного сундука, обитого для большей прочности железными полосами, да у противоположной стены примостилась бронзовая лавка с "тигриными" ножками. Из всех украшений была только мозаичная картина над рабочим столом хозяина, изображавшая человека с красивым волевым лицом и жгуче-чёрными глазами, которые, казалось, прожигали тебя насквозь. Сначала Эмилий подумал, что это сам Красс, но, приглядевшись внимательней, понял, что это не так. Изображённый на картине человек не был римлянином, скорее македонец или фракиец. Возможно, это был портрет Александра Великого, иначе зачем держать его в кабинете столь высокого государственного деятеля.
-- Значит, ты и есть тот самый Луций Эмилий? - вдруг спросил Красс.
Эмилий не понял, какой это "тот самый", но на всякий случай кивнул.
-- Цезарь хорошо отзывается о тебе. Эй, кто-нибудь, принесите вина гостю! Присаживайся, Луций, в ногах правды нет. Устал с дороги?
Эмилий осторожно присел на краешек лавки и принял из рук раба прозрачный бокал до краёв наполненный красным вином. Приказы хозяина выполнялись быстро. Сжимая бокал обоими руками, он сделал маленький глоток и почувствовал благоухающий аромат божественного нектара, живительной силой разлившийся по разбитому телу. Ничего подобного он ещё не пробовал. Точно такой бокал раб поднёс и Крассу, но тот отмахнулся, и раб поспешил уйти.
-- Ну, как там, в Галлии?
-- Воюем... Последний бой был очень жаркий, но мы победили. Разбили их наголову! Можно сказать, что Галлии больше нет, есть новая римская провинция. Сенат будет доволен, прочитав последнее донесение.
-- Да, сенат будет доволен, - задумчиво повторил Красс. Он встал и подошёл к занавесу, отделяющем кабинет от перистиля. Из-за него долетел звонкий переливчатый смех, чуть приглушённый толстым полотном, и Красс вздрогнул, словно испугавшись чего-то. - Цезарь пишет, что доверяет тебе... Он хочет, чтобы ты остался в Риме и послужил ему и государству здесь.
-- Я... - Эмилий начал медленно подниматься. - Я... мне он не говорил... Я хотел бы назад... и домой...
-- Я тоже так считаю, - не слушая его, сказал Красс. - Мой сын, Публий, - там, ты - здесь. Хороший баланс. Думаю, должность квестора на следующих выборах мы тебе обеспечим. А пока осмотришься, оботрёшься. Надо дать народу привыкнуть к тебе, проявиться как-то... Но это детали. Всё, решено, ты остаёшься!
От неожиданного поворота событий Эмилий растерялся. Нет, не то чтобы он не хотел становиться квестором, наоборот, очень хотел, но всё произошло так быстро, внезапно, что даже трудно было поверить в такое везение.
-- Жить будешь в моём доме, - продолжал Красс. - На верхнем этаже найдётся пара свободных комнат. Деньги...
-- У меня есть двести денариев!
-- Этого не хватит и на приличную обувь. Любой столичный житель даже под этими доспехами сразу признает в тебе провинциала. А нам нужен настоящий римлянин. Ну ничего, мы приведём тебя в порядок.
-- А домой... бы?..
Красс улыбнулся.
-- Где твой дом?
