-- Оппий, уходи к Лабиену. Будь с ним, пока всё не кончиться. Понял?
-- Я с тобой, Юлий!
-- Ты ослеп, друг мой? Не видишь, что твориться? Через четверть часа здесь будет жарче, чем в преисподней!
-- Только рядом с тобой я чувствую себя в безопасности! - уверенно заявил Оппий.
-- Ну смотри. - Цезарь хлестнул коня и крикнул. - К Котте!
Левый фланг уже сошёлся с противником в рукопашную. Нервии напирали, рвались к вершине, со всей силой обрушившись на девятый легион. Солдаты били их дротиками, кололи мечами, но они, словно заворожённые, давили на красную линию щитов, не обращая внимания на потери, и постепенно заставили её прогнуться. Котта как безумный носился вдоль строя и слал проклятья на головы варваров. Красный солдатский плащ подобно знамени вился за его плечами, притягивая внимание вражеских лучников.
Завидев Цезаря, он поспешил с докладом, но тот лишь махнул рукой, дескать, сам всё вижу.
-- Сейчас бы кавалерию, сотни три-четыре, - сокрушённо вздохнул Котта. - Ударить во фланг...
-- Кавалерии нет. Скоро подойдёт Мамурра, попробуем сбить их вниз. А пока сообщи легионерам, что Цезарь - с ними. Это поднимет их дух. И будь осторожней, весь плащ в дырах.
-- Если каждой стреле кланяться, можно спину сломать, - улыбнулся Котта. - Стрелу для меня ещё не выковали.
Новый приказ Цезаря застал сапёров, когда те уже входили в задние ворота. Вестовой толком ничего не объяснил, только велел срочно двигаться к северному склону и умчался назад. Судя по его лицу, положение римлян складывалось хуже некуда, и Мамурра поспешил к своим.
-- Разворачивай телеги! Давай вдоль вала на левый фланг! Живей!
Известия о том, что нервии пошли в атаку и уже теснят легионы пришли одновременно и облетели обоз со скоростью ветра. Погонщики растерялись, одни торопливо погнали мулов в лагерь, другие столпились на дороге, мешая сапёрам развернуться. Повозки с орудиями встали, перекрыв проход, и у ворот образовался затор.
-- Назад, назад! Куда прёшь? Поворачивай! Поворачивай, говорю!.. Убирай свою скотину!..
-- Сам поворачивай! Куда я пойду? Там сзади напирают! Растележился на всю дорогу...
Погонщики были готовы сцепиться друг с другом. Между ними сновали сапёры и в отчаянье пытались пробить путь телегам с орудиями.
Мамурра скрипел зубами. Вместе со словами утекало драгоценное время, со стороны реки долетали отголоски разгоравшейся битвы, и даже последнему обозному слуге становилось понятно, что эта битва будет нешуточной.
-- Отставить! - закричал он, силясь перекрыть ругань погонщиков. - Телеги, что прошли в лагерь, пусть двигаются к левым воротам и выходят через них! Остальные поворачивайте к валу!
-- Там невозможно пройти!..
-- К валу, я сказал!
Выбравшись кое-как из затора, сапёры ухватились за борта телег и, понукая мулов, погнали их к северному склону. С каждым пройденным шагом звуки боя становились всё отчётливей, казалось, что надвигается гроза, но на небе, как не вглядывались, не было ни облачка. От жары и быстрого бега задыхались и люди, и животные, хотелось остановиться и отдышаться, но Мамурра торопил, гнал вперёд, стремясь наверстать упущенное у ворот время.
Цезарь ждал их. Он сидел в седле, выпрямив спину и опустив руки на бёдра, и смотрел на приближающиеся повозки. Он был как обычно спокоен, только глаза светились каким-то неестественным жёлтым блеском.
-- Долго.
-- Мы там, у ворот,.. - начал было оправдаться Мамурра, но Цезарь не слушал его.
-- Ставь орудия, - и отвернулся.
До места сражения было около полустадии. Римляне держались стойко, но по красным щитам и медным каскам, разбросанным по всему склону, было ясно, что они медленно, но неуклонно отступают. Нервии напирали, особенно сильно пострадал девятый легион. Линия строя прогнулась, ещё немного - и она прорвётся...
Сапёры установили орудия и взвели воротки. Тяжёлые двухфутовые стрелы с тонкими зазубренными жалами легли на ложа и зловеще уставились на врага.
-- Цельтесь аккуратно, - предупреждал Мамурра, - в своих не попадите. Времени на пристрелку нет, лишних стрел тоже. На каждый расчёт всего по двенадцать штук.
Возле каждого орудия стояло по два человека: один у прицельной планки, второй у воротка и по ложу выверял направление. Наводили неторопливо, что б наверняка. Цель видели ясно, но галлы слишком близко сошлись с римским строем, и наводчики боялись попасть в своих. Надо было учесть и расстояние, и силу ветра, и угол наклона холма. Наконец, сапёры один за другим стали поднимать руки, докладывая, что готовы к выстрелу.
Мамурра мысленно попросил помощи у богов и махнул рукой.
-- Залп!
Скорпионы дружно рявкнули и чуть подались вперёд. Стрелы прошли над головами сражающихся и упали за их спинами. Ни одна не попала в цель. Только горячий воздух, словно вихрь, всколыхнул волосы на непокрытых головах варваров и прокатился по земле пылевыми дорожками. Мамурра выругался: тридцать стрел пошли впустую. Он покосился на Цезаря, но тот молчал, даже не смотрел в его сторону.
Сапёры принялись быстро крутить воротки и по-новому нацеливать скорпионы. Натянутые до предела толстые тетивы из воловьих жил звенели с натуги, наводчики, мокрые от пота и напряжения, искали глазами цель и подставляли лица ветру, рассчитывая снос стрелы. Каждый промах - мёртвый римский солдат, каждая потерянная минута - несколько шагов назад. Легионы отступали, и наводчики нацеливали орудия с учётом этого отступления.
