Великая Греция знала такие примеры. В незапамятные времена миром правили могучие силы, и было их четыре: Хаос - бесконечно пустое пространство, Гея - мать-земля, Эрос - всепоглощающая сила и Тартар - великая бездна. Хаос породил Эреб и Ночь, а те - Эфир и Гелиру-день. Гея извергла из себя Урана-небо, взяла его в супруги и вместе с ним произвела на свет титанов, дав жизнь второму поколению. Их сын Кронос сверг отца с престола и занял его место, после чего женился на сестре своей Рее. От этого брака родились боги третьего поколения: Зевс, Посейдон, Аид. Конфликт отцов и детей это не выдумка людей, это провидение божье. Зевс поднял руку на отца и низвергнул его в Тартар, а потом занял освободившийся трон.
Новое поколение всегда меняет предыдущее - и в этом состоит жизнь. Она должна меняться, должна идти вперёд, иначе синюшные пятна на челе старости начнут расползаться по миру и уничтожат всё живое. В этом и только в этом должен заключаться смысл жизни - в смене поколений. Но отчего же тогда умирают боги? Ведь боги бессмертны!..
По дороге к храму поднимались люди. Первым шёл высокий монах в чёрной рясе, сжимая в руке длинный посох. Он шёл легко и быстро, полный сил, уверенности и стремлений, и было непонятно, для чего этот посох ему нужен. Он не опирался на него, а просто нёс с собой, как необходимый, но до поры бесполезный атрибут его могущества. Лицо монаха скрывал капюшон, опущенный до самого подбородка. Издалека с одинаковым успехом его можно было принять и за монаха и за палача, нацепившего на себя рабочий балахон. Звук его шагов отдавался в ушах старого жреца резкими раскатами грома быстро приближающейся грозы. Грозы невиданной силы, такой, которая в одночасье способна смести с лика земли цветущий город.
Старик встал. Следом за монахом шли солдаты, трое или четверо, и несколько рабов в серых изодранных хитонах. Рабы несли на плечах тяжёлые молотки, которыми в каменоломнях раскалывают прочные глыбы гранита. Однажды старик видел, как такими молотками разбивали бесценные статуи богов в Ларисе, превращая их в мелкое крошево, и в тот день боги плакали от боли.
Монах остановился в нескольких шагах от ворот и откинул капюшон. Горный ветерок тронул чёрные волосы, смахнул со лба волнистую прядь, и стало видно, что он очень красив и молод. Старый жрец вздрогнул и почувствовал лёгкий укол зависти. Красота и молодость всегда вызывают зависть у старости. И не потому, что ностальгия по утраченному грызёт сердце сточенными зубами: И я когда-то таким был!.. Нет. Просто понимание того, что время твоё уходит, а дело, которому посвятил жизнь, остаётся незаконченным и нет того, кому можно передать его, того, кто сможет защитить и продолжить...
Монах поставил посох на землю, направив навершие, искусно выполненное в виде креста с распятым на нём человеком, в сторону ворот, как бы ограждая себя этим жестом от тлетворного влияния чужого бога. Серые глаза равнодушно окинули стоявшего перед ним старика, пробежались по очертаниям скрытого в глубине двора храма и вознеслись к небу. Тонкие губы зашевелились, читая молитву. О чём он просил того, кому поклонялся? Наверное, о том, чтобы даровал успех в намеченном деле. Лицо монаха разгладилось и приняло вид умиротворённого блаженства.
Лицо новой веры... Сейчас оно было спокойно и миролюбиво, словно у спящего ребёнка, ещё ничего не знающего о превратностях жизни: спокойно, миролюбиво, безоблачно. Но выражение это было обманчиво. Старику уже доводилось видеть его, и доводилось видеть, как оно менялось, превращаясь в жёсткую маску воина, едва дело касалось вопросов веры. В глазах загорались огни, уголки губ приподнимались, обнажая зубы в защитном оскале, а сжимающая посох рука устремлялась вперёд, посылая проклятие тому, кто осмелился встать у него на пути. Что ж, было время, когда жрецы древних богов точно так посылали проклятья на головы странствующих проповедников, а последователей их распинали на крестах и травили собаками. Теперь всё поменялось...
Монах закончил молитву и открыл глаза. Выражение лица изменилось. Кивком головы он указал рабам на храм, потом повернулся к жрецу и, немного помолчав, сказал:
-- Всё старик, время твоих богов - закончилось.
