Повзрослев, мы часто анализируем детские поступки, ищем истоки своих пристрастий и способностей. Мне кажется, очень много приходит к нам через поколение. Например, я смешливый, как бабушка по маминой линии и умею рисовать, как дедушка по папиной.

Ну, а маниакальная любовь к книгам, это от маминого отца. Он был небольшой, старенький, сухой и жёсткий. С острым взглядом и обожженными руками.

За дедовской кроватью всегда стояла бутылка. Отправляя меня в деревню, мама собирала чемодан, и аккуратно вкладывала между трусами и майками четыре бутылки «Столичной». Ведь по талонам, дефицит.

Дед очень ждал меня, наверно и мамину посылку тоже. Он был строгий и не баловал никого.

Мне казалось, что любил он только книги, в недосягаемой его библиотеке были собрания Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого и Достоевского. Гаршин, Чехов, Горький, какие-то седые сборники русских дореволюционных писателей. Был там Теккерей, Марк Твен и Фолкнер, Гюго и Мопассан. Последнего он даже маме не давал читать. Удивительно, но во втором ряду книг на верхней полке, между томом «Танки вперед» Гудериана, какими-то секретными брошюрами СМЕРШ, и тонкой редкой книжкой о вреде онанизма для комсомольцев, я нашёл экзотических Маркеса и Кортасара, каким то чудом оказавшихся в вытегорском селе.

Все это я, конечно, листал и читал после смерти деда. Библиотека была его святыня, доступ в которую нужно было заслужить.

Потом я узнал, что мой дед танкист, орденоносец, обгоревший и израненный, Говорят, что он пил каждый день, но я никогда его не видел пьяным. Как то, когда я очень болел, дед приехал в город, пришил ручку к потрёпанному школьному портфелю, шутил и первый раз обнял меня. Ушел назавтра маленький и строгий. Больше я его не видел. У него был рак, дырка в желудке.

От деда по маминой линии, кроме любви к книгам, мне достались новые трофейные, немецкие галифе серого сукна, дореволюционное издание «Ревизора» и большая «Цусима» Новикова-Прибоя, с картинками и чертежами морского сражения.

С книгами связано многое, в том числе новая линия жизни на моей правой ладони.

В тот осенний день, я как всегда пошел в библиотеку, сдавать старую и забирать свежую литературу. Выскочил из подъезда, пробежал вниз через двор, в сторону Немецкой улицы, перепрыгнул через низкий металлический заборчик, в полёте, в последний момент, зацепился носком ботинка за край ограждения и рухнул на газон. Правой рукой смягчил себе падение, три тома, зажатые левым локтем, не выронил, инстинктивно закрыв их телом. Поднялся, вроде целый, только из испачканной землей ладони торчал широкий зеленый бутылочный осколок. Я выдернул его, брызнула кровь.

Побежал обратно, отмечая красным дорогу.

Взлетел на пятый этаж, стараясь не капать кровью. Сестра чуть не упала в обморок, увидев открытую рану.

– Подай быстрее бинты, зеленку и перекись, – крикнул я и заскочил в ванну.

Включил воду и смыл грязь. Ася дрожащими руками залила порезанную ладонь дезинфицирующей жидкостью, зашипела пена.

Через пятнадцать минут я в чистой рубашке, с тремя книжками под мышкой и белой повязкой на руке, не торопясь шёл в библиотеку по своим кровавым следам.

Мой путь молодого читателя, начинался, как путь воина и был окрашен в красный цвет. Рана долго заживала, я пользовался этим и на уроках не писал ещё две недели. На ладони остался длинный шрам, на память о моей первой страсти – любви к книгам.

8

Не знаю как сейчас. Но раньше была практика в школах к успевающему ученику подсаживать хулигана и двоечника. Считалось, что под положительным влиянием, человек начнёт исправляться. Я учился хорошо. В третьем классе, соседом ко мне определили Кирилла Богданова – шустрого кареглазого мальчика из многодетной семьи, кажется, их было семь или восемь человек братьев и сестёр. Все непохожие друг на друга, от разных отцов, но очень дружные и общительные.

Мне кажется, Кире было скучно учиться. Вот после школы, другое дело, он мог устроить приключение на пустом месте.

С Кирей связано одно чрезвычайное происшествие. Мы шатались по району в хорошем настроении, и у поликлиники приятеля посетила идея. Он ни слова, ни говоря, залез в мусорный контейнер. Что-то долго искал там и вылез, держа в руках большую банку с разбитыми градусниками. Я пока ничего не понимал. Киря положил их в снег и стал вытряхивать в склянку из каждого термометра ртуть, пока на дне не образовался серебристый блин размером с детскую ладошку. Я ткнул пальцем зеркальный сгусток, и он распался на несколько других волнообразно колеблющихся шариков. Кирюха встряхнул ёмкость и поднял серебряную бурю за стеклом.

Тут же, у помойки мы нашли широкий плотный лист упаковочного картона, и пошли играть к товарищу в подъезд, дом его находился через улицу. Разместились на лестничной площадке. У картонки, положенной на бетон, загнули края и вытряхнули содержимое банки. Ртуть разлетелась блестящими круглыми брызгами по светло-коричневому полю. Зрелище было волшебное, мы подталкивали капли и формировали шары крупнее, потом опять разбивали их. Забыв о времени, наблюдали за нашим гипнотизирующим ртутным бильярдом.

– А-а-а! – вдруг раздался пронзительный Кирюхин крик.

Мы были так увлечены игрой, что не заметили, как поднялась по лестнице его мама. Она крепко схватила сына за ухо.

– Что же ты делаешь, паскудник, это же ртуть – яд, ведь подохнуть можно!

– Опусти, больно! Мы просто играем!

Конечно, мы не имели понятия о токсичных свойствах ртути. Кирюхина мать оставила в покое сыновье ухо, аккуратно погнула игровое поле и стряхнула ртуть обратно в банку. В это время, я незаметно сбежал с места событий.

На следующее утро Кирилл пришёл в школу с красными ушами, но со сделанным домашним заданием, это был редкий случай.

Первое время, может быть пару недель, сидя со мной за партой, он действительно стал учиться лучше. Но потом что-то пошло не так. Педагогический план не сработал. Виноваты были «Танчики». Новый сосед научил меня этой простой, но увлекательной игре. Задолго до «World of tanks» мы устраивали эпические битвы на тетрадном листочке. Правила простые. Игроки рисуют по десятку схематических танков размером сантиметр на половинку и приступают к поединку. Выстрел отмечается ручкой на своей половине, затем посередине складывается лист, и жирная точка штрихуется сверху, чтобы чернильный отпечаток остался на вражеское поле. Если след попал на машину врага, значит подбит. Каждый удачный выстрел дает право сделать следующий, как в морском бое.

Когда учительница начинала опрос домашнего задания, у нас была стадия предварительной пристрелки. Разгар танкового сражения приходился на середину урока, а развязка наступала к последней трети. В случае блицкрига мы могли провести два сражения за сорок пять минут.

Я стал большим специалистом по танчикам, но скатился на тройки.

На родительском собрании, мама попросила нас рассадить. Я оказался на первой парте с отличницей Викой. И вроде бы всё хорошо, но общение не задалось. Мне не нравилось, что она всё время что-то жевала: грызла ручки, слюнявила пасты, стёрки и карандаши.

Поэтому я не влюбился в соседку, как обычно со мной, бывало, не отвлекался от доски, игры забросил и мои дела с учёбой выправились, а вот Кирилла оставили на второй год.

В двухтысячных, одноклассник Петруха Лунёв служил в охране, каким то чином по воспитательной работе в системе лагерей Коми. Его вызвали на беседу, в зону под Ухтой, вразумить малахольного заключённого, систематически нарушающего режим. В комнату, улыбаясь стальными фиксами, вошёл Кирюха Богданов. О чём разговаривали бывшие товарищи, история умалчивает. Может, как пускали кораблики по Немецкой улице, или устраивали ртутный бильярд?

9

Сколько себя помню, мы всегда играли в войну и не по сетке на компьютере, а оффлайн: на стройках, в лесу и в поле. Летом и зимой. Индейцы и ковбои, белые и красные, новгородские ратники и псы рыцари, но самое главное противостояние было между русскими и фашистами. Каждый советский мальчик знал что такое «хэндэ хох», «шнэлле» и «ахтунг».