Класс замер. Майя Леонидовна обернулась к Дине.

– Ты умничаешь, а сейчас еще и кривляешься. Не надо строить из себя взрослую. Ты не барышня еще, ты ученица седьмого класса. Не забывай об этом.

– Я не забываю. И я не кривляюсь. И не умничаю. Я веду себя так, как… – тут Дина почувствовала, что подступают слезы. «Хорошо бы сейчас в слезах выбежать из класса! Я бегу по коридору, волосы развеваются… – неожиданно подумала она, – так в кино показывали. Точно! Фильм “Доживем до понедельника”…»

Была бы Дина постарше, она бы осознала анекдотичность ситуации и признала все же некоторую правоту Майи Леонидовны. Дина не умничала, но все же что-то изображала. Но она была всего лишь девочкой четырнадцати лет, а потому растерянно произнесла:

– Как я себя вела, так и буду вести. У меня есть родители, они пусть меня и воспитывают. А вы, Майя Леонидовна, лучше литературу преподавайте.

Тут прогремел звонок, и Дина, не дожидаясь разрешения покинуть место у доски, пошла собирать портфель. Учительница литературы, красная и надутая, бросилась что-то помечать в журнале. Губы ее были поджаты. «Так ей и надо – пусть не лезет!» – с тоской подумала Дина. Она знала, что ее ожидает буря.

– Быстрей давай, а то на алгебру опоздаешь, – вдруг услышала она.

Дина обернулась и увидела того самого мальчика. Самого воспитанного, самого спокойного в их классе.

– Я не пойду на алгебру, – буркнула Дина, – я домой пойду, все равно родителей вызовут.

– Хорошо, – пожал мальчик плечами, а потом добавил: – У меня есть твой телефон. Я позвоню тебе?

– Звони, – махнула рукой Дина.

Ей хотелось как можно быстрее выбраться из школы. Было противно и стыдно из-за своей несдержанности.

Буря грянула. Мама отчитала Дину за плохое поведение.

– Ты что себе позволяешь?! Ты кто такая, чтобы так разговаривать со взрослыми? Ты понимаешь, что это – учительница? Человек взрослый, образованный и умный, который желает тебе добра.

– Откуда ты знаешь, что она желает мне добра?! – вскинулась Дина. – Откуда ты это знаешь? А мне кажется, она терпеть меня не может! И специально все это делает. Она могла мне все сказать наедине, а не при всем классе. Она унижает меня!

– Знаешь, ты не забывайся! – взвилась мама. – Тоже мне, пуп земли!

Дома ее не поняли. В школе классная руководительница сказала:

– Дина, ты постарайся принять к сведению, что не всегда за резкими словами скрывается недоброжелательность. Иногда человек так выражает обеспокоенность. И даже заботу. Майя Леонидовна хотела, чтобы ты и к экзаменам была готова, и чтобы отвечала хорошо… И…

«И не кривлялась…» – угрюмо подумала Дина.

Объясняться с классной не хотелось, да и не умела Дина этого делать.

Вскоре ее отпросили с уроков – мама дала Дине записку.

– Хорошо, я поняла, эти три дня пропуски ставить не буду, – сказала классная руководительница, – быстрей возвращайся.

Дина с мамой и папой уехали в дом отдыха. Уехали просто так, посередине недели, словно так и надо. В доме отдыха было пустынно – немного взрослых, совсем немного дошколят и пара ровесников Дины. Те тоже были с родителями. Мама тут же решила взять все под контроль.

– Познакомься, Дина, – сказала она, – это дети наших коллег. Вы можете собираться в холле, у телевизора. О чем-то поговорить. А днем надо быть на воздухе. Вот аллея, там можно гулять.

Но Дина знакомиться не захотела. Она слонялась по корпусу, читала старые газеты в библиотеке, иногда разговаривала с мамой.

– Пойми, все эти твои обиды – форменная ерунда, – как-то воодушевленно сказала мама.

Дина заметила, что маме нравится здесь отдыхать – вокруг были знакомые, которые все время спорили о чем-то умном, смеялись над странными шутками и даже хором пели песни. Мама, улучив свободную минуту, по-прежнему весело реагировала на замкнутость Дины:

– Ты забудешь об этом происшествии через полгода. Надо о деле думать прежде всего. А дело – это институт. Да, далеко еще до экзаменов, но время летит быстро. У тебя как с одноклассниками? Дружишь с кем-нибудь?

Девочка уныло кивала – ей совсем не хотелось рассказывать, что ее в классе обзывают и что противно делать вид, будто бы ей это все равно. И что ее подруга Ира записалась на танцы, а ей ничего не сказала. И не очень понятно, подруги они теперь или просто соседки по парте. В эти три дня Дина извелась, потому что приходилось делать вид, что весело, приходилось отвечать на вопросы, как учеба в школе, рассказывать о книгах, которые читала, и о том, куда же она будет поступать после окончания школы. Обо всем об этом спрашивали отдыхающие здесь коллеги родителей, а ответы бодрым тоном подсказывала мама.

Уже на обратном пути, в автобусе, мама наклонилась к Дине:

– Вот, ты передохнула. И теперь давай с новыми силами принимайся за учебу. И чтобы больше никаких историй.

Вечером того же дня Дина горько расплакалась, стоя в ванной и глядя на себя в зеркало. В руках она сжимала зубную щетку, к которой сползал полосатый червяк зубной пасты.

На следующий день Дина встала рано, не стала заплетать косы, а сделала из рыжих волос тугой пучок. Еще она залезла в большой шкаф и достала оттуда новенькие замшевые туфли. Туфли привез папа из-за границы, и они считались «выходными». Дина решительно выложила из мешка старую сменку и положила туда замшевые туфли. Еще она тихонечко залезла на мамину полку и подушилась капелькой духов. После этого Васнецова пулей вылетела из дома. Он шла к школе и старалась согреть руки. Дина давно заметила, что, когда она волновалась, пальцы у нее становились ледяными. Почему она так переживала, отчего чувствовала себя так неуверенно, неизвестно. Но, подойдя к дверям школы, сердце она не чувствовала.

– А, Два-К пожаловала, – раздался голос сзади.

– Почему – Два-К? – растерялась Дина.

– Каланча-кривляка! – расхохотался мелкий и противный мальчишка. На него в классе никто не обращал внимания – такой тихоня-троечник. Дина рассвирепела: «Нашел слабее себя? Других не трогает! А меня, значит, можно!»

Васнецова с силой стукнула поганца портфелем. Тот растерялся и полез было в драку, но тут появился завуч Григорий Семенович:

– Васнецова, прекрати бить мальчика, – сказал он сурово.

– Я больше не буду, – скороговоркой выпалила Дина.

– Вот и хорошо, иди на урок, – порадовался ее покладистости завуч.

Завуча Дина уважала – он никогда не устраивал головомоек и был справедлив. Дина сняла плащ, надела новые туфли, поправила волосы, собранные в пучок, и поднялась на третий этаж к кабинету географии. Девочки встретили ее восклицаниями, мальчики смешками. Дина прошла к своему месту, достала учебник, тетрадь и контурные карты. Она искала в портфеле карандаш, когда кто-то остановился рядом с партой.

– Дина, вот, возьми. Это задание на сегодня. Я тебе сделал, – перед ней стоял тот самый вежливый и воспитанный в классе мальчик. Который просил разрешения позвонить ей и не позвонил.

– Олег, зачем? – спросила растерявшаяся Дина.

– Сегодня по ним спрашивать будут. Я тебе все разрисовал и заполнил. Прямо смотри и рассказывай.

Дина покраснела:

– Охота же была тебе возиться…

– Это ерунда, я и так все время рисую.

– Спасибо, Бахметьев, – пробормотала Дина. – Но все равно пристанут, что это не я сделала.

– А ты не говори никому, – произнес Олег, развернулся и направился к своей парте.

А Дина, пораженная его поступком, замерла, глядя на контурные карты.

Прозвенел звонок, и соседка Ира толкнула ее:

– Что это Бахметьев около тебя вертелся? Он же такой у нас гордый, ни с кем не дружит, ни с кем не ходит. А тут вдруг к тебе пристал.

– Он не пристал. Он мне карты сделал контурные, – сказала Дина. И вдруг почувствовала, как изменилось ее настроение. Она посмотрела в сторону, где сидел этот самый Олег Бахметьев, и все, что происходило с ней в последнее время, показалось сущей ерундой. «Он очень симпатичный. И воспитанный. И нарисовал для меня эти дурацкие месторождения марганца. А завтра на литературе я по новому материалу расскажу такое, что Майя просто сдохнет от злости!»