С уважением, Ваш муж, Епифанов Р. Ю.
Странствия и странности
Молден
Есть в Тихом океане остров. Называется он Молден. Не остров даже, а атолл, внутри почти полностью пересохший. Люди его открыли давно, лет 200 назад, но жить на нем никто не захотел. Хотя попытки были, да, там даже дорога осталась, остров опоясывающая.
Молден по площади 39 квадратных километров – это больше, чем Васильевский с Петроградкой вместе взятые. Витек сразу понял, что места ему хватит…
В августе 2012 года Виктор Степцов поехал вместе со своей подругой Танькой Емельяновой на Бали. Они уже год жили вместе, собирались расписаться – все чин по чину, как полагается. Свадьбу планировали сыграть следующей осенью, если Танька, конечно, раньше времени не залетит. Короче, все на мази. Работа есть, стабильная – в РЖД. Крыша тоже над головой имеется. Родоки не нищие. Витек смотрел на жизнь с оптимизмом.
И вот полетели они на Бали. В самолете познакомились с другими туристами – ребята тоже из Питера. Компания вырисовывалась.
Все шло нормально. Пока не попробовал Витек местных пирожков, которые он купил у очень необычной старушки в зеленом комбинезоне. На Бали вообще-то старушки комбинезонов не носят.
Не пирожки, а чудо! Не по вкусу, конечно, а по силе воздействия. Сила эта ударила Витьку в голову. Очень странным образом ударила – Виктор решил сбежать.
Во-первых, ему сразу разонравилась Танька. И так сильно, что аж до отвращения. И вроде девка она симпатичная, и задница у нее хорошая, и грудь, и даже характер покладистый. Но не может он на нее смотреть, и все.
Во-вторых, ему стало страшно возвращаться домой – на родной проспект Просвещения. Как вспомнит лица друзей, старых и новых, лица родителей своих дорогих, лицо дяди Миши, который ему машину хотел подарить, лицо своего начальника Анатолия Петровича – страшно становится. Они все как в дымке проступили, а голос внутренний кричит: «Беги! Спасайся!»
Местные жители на Бали тоже пострашнели резко, еще большими чужаками оказались – улыбаются, а внутри у них пустота копошится.
Вот такие пирожки!
Сбежал Витек просто. Сидел в номере у себя, Танька пошла вниз: ребята позвали ее и Витька пивка попить на пляж. Он им, мол, сейчас иду! А сам вещи по-быстрому собрал, и деру!
Автобус до Юной Каты почти пустой был, только какие-то немцы сидели к нему спиной. 40 минут добирался. В порту судно стояло, синие такое, облезлое. Владелец, он же капитан, смотрел на Витька мутным глазом, не отрываясь, около минуты, потом молча взял триста баксов и кивнул в сторону палубы.
Витек провел на этой посудине две недели: и в Тимор зашли, и в Малуку, и в Папуа Новой Гвинее полдня провели. А потом еще долгий переход до Тувалу. Что этот корабль перевозил, Витек так и не понял, может и противозаконное что-то.
На Тувалу капитан просто кивнул в сторону берега, и Витек понял, что лучше сойти.
Тувалу только на картинках хорош, а в реальности к нему привыкнуть надо. Витек привык быстро. Пирожки его уже отпустили, но внутри себя он все равно чувствовал большие перемены – возвращаться даже и не думал. Дом, милый дом – это тот, что впереди, а не позади. Витек ни о чем не жалел.
По-английски он плохо изъяснялся. Все больше жестами. Люди его понимали с трудом. Зато Витек благодаря пирожкам научился чужим людям улыбаться – это немного помогало.
На Тувалу, в деревне Ваиаку, которая у них столицей числится, Витек познакомился с Арбалором – мужик большой, черный, татуированный, с частично покрашенными в оранжевый цвет волосами. Очень колоритный мужик. Так вот он Витьке предложил поплыть с ним на остров Джарвиса, с заходом на Токелау и Молден. Точнее, предлагал сначала Витек, но у него денег было мало и предлагал он совсем другому мужику, который плыл куда-то на север, а Арболор разговор подслушал, жестикулирующий паренек ему понравился. Ну он и подкинул путешественнику идейку с другим маршрутом и своей компанией. Витек заплатил всего 120 баксов. Кое-какую работу ему приходилось на судне выполнять, но не тяжелую. На корабле было еще семь человек – непонятной национальности и между собой явно не друзья.
Стоит ли описывать все эти путешествия, когда ты сидишь у себя в квартире, на диване, а по ящику хоккей? Да, бессмысленное занятие.
Путешествие Витька к атоллу Молден – это другая жизнь: небо не то, море вокруг, люди рядом странные. Но самому Витьку эта новая жизнь не казалась новой. Ему казалось, что он в какой-то странной очереди сидит, в поликлинике, а вокруг люди со своими хворями, и его доктор тоже примет, надо просто дождаться.
И он дождался. Встреча оказалась совершенно неожиданной. На атолле Молден Арболор должен был забрать четырех пассажиров – французских биологов, проводивших на острове исследования. Кроме них там не было никого. Витек решил остаться.
Французы показали ему, где есть бочки с дождевой водой, подарили одеяла и запас мыла, Арбалор сунул пачку крупы и сумку со старым инструментом. На Витька смотрели как на безумного, но никто не отговаривал.
Молден. Людей здесь нет, только птицы – атолл считается птичьим заповедником. Витек не знал, что атолл в 1825 году открыл двоюродный брат поэта Байрона. Не знал он и о том, что в 1956 году англичане испытывали здесь водородную бомбу, что последние островитяне покинули Молден в 1980 году. С тех пор сюда приезжали изредка лишь ученые.
Витек остался один. Крик птиц его не раздражал. От солнца он укрытие нашел – конструкция, которую с натяжкой можно назвать зданием, удобствами не обладала, но Витьку внутри понравилось.
С водой сложнее – ее осталось мало, и Витек решил до первого дождя экономить. Искал какие-нибудь плоды, забирался на редкие пальмы, кричал, бегал и купался. Потом понял, что с купанием надо быть поосторожней, да и с едой тоже.
Перспективы Витька не пугали. Его пугали скорее воспоминания, которые становились все более размытыми и далекими. Танька иногда снилась, но больше частями, точнее одной своей частью.
На третий день Витек обнаружил остатки древних полинезийских храмов: ходил, смотрел на разрушенные стены и не чувствовал ничего таинственного. А когда его напугала маленькая ящерка, внезапно выскочившая из-под камня, древние постройки и вовсе потеряли очарование.
На четвертый день пошел дождь.
Лики Е
Водитель автобуса Егорушка славился многоликостью. На проспекте Ударников он мог быть Егорушкой-рубаха-чё-парнем, а в районе Малой Охты становился упертым постструктуралистом, для которого любая реальность, включая остановки, сводилась к дискурсу, ну а так как дискурс для Егорушки был интерпретацией его самого, пассажирам приходилось выскакивать из автобуса на ходу. И все равно его любили. Егорушка пользовался колоссальной популярностью. На Ириновском проспекте он развлекал пассажиров громкими неаполитанскими песнями, от чего у всех в автобусе сразу начинали виться волосы. Новочеркасская превращала Егорушку в добродушного альпиниста-неудачника, а площадь Александра Невского – в миниатюрного японца. Эти трансформации происходили за счет мелких ухищрений, которые Егорушка впитал с молоком и другими напитками еще в подростковом возрасте. Егорушка мимикрировал, преображался, изворачивался и сворачивался, он блистал и очаровывал.
Егорушка находил новые образы также и к праздничным датам. Причем он обращал внимание пассажиров на праздники не слишком известные. Например, когда 3 мая наступал День кондитера, он жонглировал эклерами на остановках. На следующий день, 4 мая, Егорушка пугал окружающих криками «Пожар!» по случаю Международного дня пожарных. 5 мая, в Международный день акушерства Егорушка очень убедительно изображал появление жизни – зрители радостно хлопали и пропускали нужную остановку.
Громкие, большие праздники Егорушка, наоборот, игнорировал. Он старался отвлечь пассажиров от привычного, очевидного, постоянно напоминал о том, что мир велик и прекрасен, и что его можно без проблем уместить между Полюстровским парком и Лиговским проспектом.