Недалеко от берега купались девочка лет шести и такой же белокурый малыш. На вид ему было года два-три. Девочка заботливо держала его за ручку, а другой рукой брызнула ему на ножки прохладной водой. Довольный малыш заливался смехом. Потом мама забрала сына и куда-то увела. На какое-то мгновение я отвернулась, провожая их взглядом. Вдруг внутри возникло ощущение тревоги. Я обернулась и не понимала, где же девочка? В воде я никак не могла ее найти. “Может быть вышла незаметно”. – попыталась я себя успокоить, но тревога не отпускала.
Вот голова девочки мелькнула чуть дальше в воде и пропала. Времени на крики о помощи не было, да и в горле застрял комок. Я рванула с места и бросилась в воду. Оказалось, что совсем рядом дно резко обрывалось и было уже глубоко. Я успела вытолкать девочку и только тогда вспомнила, что сама не умею плавать. Отчаянно барахтаясь, нахлебавшись воды и уже порядком испугавшись, я вдруг почувствовала сильную руку. Как оказалось, папа девочки вовремя увидел нас и тоже прыгнул в воду. Все были живы и здоровы. Мы успокоились, обсохли на берегу и разговорились.
Родители детей были конструкторами на заводе и хотели меня как-то отблагодарить. Конечно мне было ничего не нужно, но они настаивали. В итоге Вадим, так звали папу девочки, помог мне с черчением. Он просто и доступно объяснил мне сложную тему. Экзамен был сдан. Но я усвоила и другой урок. Можно плыть по жизни с течением реки и ничего не преодолевать, так проще. А можно бросаться ей наперерез и не боясь глубины действовать, спасать, творить эту жизнь самой.
Плавать я так и не научилась и сказать честно – до сих пор боюсь воды. Хотя этот случай дал мне возможность сделать еще один очень важный вывод: “Когда кого-то спасаешь, в итоге иногда спасают тебя.” Главное быть доброй и открытой к людям, идти с заботой и держать курс на любовь. Наши извилистые пути содержат много уроков и важно несмотря ни на что сохранить свой вектор.
последняя встреча
Мама была очень привязана к моему брату, ведь они никогда не расставались. В любых ситуациях он был рядом с ней, единственный и самый родной. Из пяти ее рожденных детей выжили только я и брат. Меня она благословила и отпустила. Спасибо тебе мамочка. Всю свою любовь она отдала сыну. Курносый мальчишка с задорной улыбкой и огоньком в глазах, всегда готовый помочь, добрый и ласковый. Брат запоем читал за завтраком, за обедом и ужином. На лавочке в саду, в транспорте и даже ночью с фонариком под одеялом. Он хорошо учился в школе, никогда не был занудой, окончил музыкальную школу. Парень вырос под два метра умница и красавчик, сильный и здоровый, добрый и веселый. Его юмор правда порой переходил в мелкое хулиганство, но это придавало ему какой-то шарм.
Однажды он где-то нашел табличку с надписью: “Место для чистки оружия” и повесил на дверь в туалет. Отец его хотел наказать конечно, а мама только улыбнулась – “ Хорошее чувство юмора у парня. И смех, и грех! Надо же было такое придумать.” Девчонкам брат нравился, но излишняя скромность не давала познакомиться. С ним мы любили петь под гитару. Как куклу он носил меня на плечах. Именно для него я сочинила свою первую песню. Ему я несла зонтик в парк, когда он сидел под дождем со своей первой девушкой. Я любила его и чувствовала на расстоянии.
Брат мечтал строить дома. После школы он закончил строительное училище и собирался поступать в институт. В то время шли боевые действия в Афганистане и там погибло много российских ребят. “Только бы не в армию! Только не в горячую точку” – повторяла мама, как заклинание. Она так боялась, что заразила своим страхом даже брата. Помню он сказал мне с какой-то горькой улыбкой: “Если не поступлю в институт, то мне каюк.” Шутка была совсем не смешной, и я как-то интуитивно почувствовала беду. Мысль материальна, а в его информационном поле надвигались тучи. Вскоре пришла повестка в армию и по срокам брат уже не успевал сдать вступительные экзамены в институт. Отсрочку не дали.
–“Не Афганистан, уже хорошо.”– сказал отец. Провожая сына, мама плакала навзрыд. Рядом мокрая от слез сопела сестренка. Я видела, как держится из последних сил отец, сжимая кулаки и ругаясь на маму с сестрой. Я не плакала, я смотрела на брата и понимала, что наша последняя встреча еще впереди. Просто знала и все.
По распределению брат и его друг попали в Башкирию, в закрытую зону Белорецк -15. Я не знаю, что такое “дедовщина”, да и брат об этом никогда не писал и не рассказывал. Мы поехали к нему на свидание в начале осени в сентябре втроем. Сестренку из школы не отпустили. Весь путь мы радовались, что наконец то увидим брата живого и здорового, что наговоримся с ним всласть. Часы в поезде пролетели незаметно и даже весело. Вдохновленные предстоящей встречей мы играли в слова, шутили и даже пели.
И вот мы на станции. Нас встретил молчаливый солдатик, которого прислал командир. Мы дошли до деревянных бревенчатых и очень стареньких домов, чтобы разместиться на ночлег. Это был настоящий башкирский сруб с одной комнатой, которая служила спальней, кухней и всем остальным. Разве что зону прихожей отделяла тонкая занавеска с рисунком в мелкий цветочек. Напротив, двери было единственное маленькое окошко. Это жилище напоминало скорее темницу, чем светлицу. Вдоль стен стояли железные кровати с панцирной сеткой, а посреди комнаты обосновалась печь. У окна расположился стол. Это нехитрое убранство произвело на меня удручающее впечатление, но впереди была долгожданная встреча.
Брата отпустили в увольнение на следующий день утром. Поверить своим глазам и не выдать настоящих эмоций было тяжело. Я постаралась улыбнуться. Передо мной стоял длинный, тощий, с впадинами вместо щек и выпирающими скулами солдат. В этом смуглом, почти черном лице непонятного возраста еле угадывались черты брата. Он тоже улыбался в ответ какой-то кривой неестественной улыбкой. У мамы покатились слезы.
Все три дня она пыталась его кормить вареной картошечкой, свежей курятиной и деревенским молочком, купленными втридорога у местных барыг. Ноги брата были в кровавых мозолях, а руки периодически дрожали, как у старика. Ел он плохо, зато все время хотел спать. От того улыбчивого парня с его вечными шутками не осталось и следа. Но брат не рассказал ничего, что могло бы хоть как-то пролить свет на настоящую картину событий. По его словам, это была обычная армия, которую проходят все настоящие мужчины.
Все, что его порадовало, так это моя книга. В дороге я читала роман “Мастер и Маргарита” и все три дня брат либо спал, либо ел и читал. И родители не понимали, как ему помочь. Но что такое три дня? Песчинка в череде событий. Вот и снова вокзал.
Уже стоя на перроне брат сорвал цветок и положив его в книгу протянул мне. Потом нагнулся и нашел на земле маленький приглянувшийся ему камешек.
–“Держи Алешка. Это моя последняя прочитанная страница. А это тебе камешек в коллекцию. Ты же их любишь… Прощай родная....”
И я поняла , что теперь это наша последняя встреча. Мы обнялись.
В поезде ехали молча. Потом меня словно накрыло волной истерики. Лежа на второй полке и уткнувшись в подушку я пыталась заглушить свои всхлипывания, но голос звучал предательски громко. В вагоне кроме нас было еще человека три и в этой зловещей тишине со стуком колес моя истерика была душераздирающим трагическим монологом. Мама молча смотрела в окно, но казалось она смотрит в никуда. Наконец отец не выдержал и одним рывком скинул меня на нижнюю полку. Не помня себя от безысходности, я что-то кричала, глядя ему в глаза. Я-то укоряла его в предательстве брата, то требовала остановить поезд, то грозилась спрыгнуть с него. Меня отрезвила только пощечина. До самого дома я больше не произнесла ни слова.
А через два месяца брата не стало.
камень Майя
Я никогда не считала себя вестником смерти или ясновидящей, хотя своей интуицией порой пугала окружающих. Гематит усиливал не мои способности к предсказаниям, а лишь расширял портал в информационное поле. В мире много доказательств того, что люди способны считывать информацию и предсказывать.
