Лучше было бы размежёвывать рефлексию структурными текстами, сплошной словесный поток расхолаживает внимание, и интерес теряется.
***
Маленькие старые домишки с одинаковыми высокими окошками в ряд обступили ребристые позднесоветские многоэтажки более насыщенных грубых цветов.
***
Низкие двухэтажные, трехэтажные с покатыми из металла крышами, кое-где выкрашенными зелёной краской, иногда над ними хорошо просматривается небо, заволоченное тучами.
***
Самое страшное для него было, если сын его научиться мыслить, не думать, а мыслить; поэтому он всегда говорил «не умничай», и так отучил его от дум и мыслей.
***
Погода бывает хорошая и плохая, не грусти, почему не могут понять, что это может нравится? С натянутой улыбкой, а в глазах зиял ужас, как у бесноватого.
***
С детства мечтал стать тем самым «одним пропущенным террористом». Ведь они бывают?
***
Башмаков видел только роман о том, как создаётся роман. Уже был, критики скажут: это плагиат.
***
Чёртовы сиракузы, человек только начал говорить что-то интересное: «Я знаю что меня хотят убить, они пытались сделать это два раза…» Ведущий застучал по столу карандашом: «Вынужден остановить, никаких протестов».
***
Две бабки облепили витрину, как жуки.
***
Трясущаяся бабушка с пластмассовым букетиком в руках: «Купите цветочек, купите цветочек!» Но что я могу сделать, что я могу для нее сделать в пустом гулком зале станции метро, где слышен каждый редкий звук и фатально звучит: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Ад»!» И поднимается гул уходящего в утробу метро поезда, бесследного поезда, и снова тишина, редкий прохожий шаркает разношенной туфлёй, держа руку на пульсе.
***
Заговор в башне, редакция Ветхого завета. Театральное шутавство на Площади комиссаров.
***
Прочитать в глазах дальнего прохожего посмертный плач по себе.
***
Шут Филат Иван Шанский. Иисус Христос играет на псалтыре.
***
Это просто невыносимо сидеть под взглядами людей и думать, что всё обойдётся, что есть отступные ходы, есть ещё один путь, есть ещё время подумать. Однако это прекрасно сидеть и думать, думать и сидеть, сидеть и записывать в свой телефон, в свой телефон. Надо уметь читать в этих лицах далёких азиатсикх республик, сидя рядом с чистым комнатным мальчиком. Но уметь думать, как они, поварачивать шестерёнки мозгов в нужном направлении – рядом с тихим комнатным мальчиком, что трется о твой бок, будто бы зеленое доброе растение. Его нужно только поливать время от времени и пересаживать в новые горшки, в новые из разбитых тобой попьянки вдребезги старых. Дедушка сидит с бабушкой, а бабушка сидит с внучкой, а внучка сидит с жучкой, а жучка сидит с мышкой, а мышка сидит с Тишкой, а Тишка сидит с кошкой, а кошка сидит с мошкой, а мошка сидит с точкой.
***
Георгий Скрипов. Её прекрасное тело, словно самое вытаченное на станке ждёт его… Сашка Калмыкова, выйдя из пены душа… В полнолуние на жидовскую пасху мы с тобой встретимся, рождение богини из головы. Изборский кремль.
***
Мы с тобою уже не заснём,
До утра будем пялить глаза.
И холодным останется дом:
Мы в него не вернёмся назад.
***
Вы, конечно, знаете эти угловые места, на них часто спят аутсайдеры. Аутсайдеры, как водится, дурно пахнут; бывает, что угловые места ещё долго остаются окутаны дурным запахом, хранят его, после того как на них посидели или полежали аутсайдеры. Иногда, посидев на таком месте, запах пристаёт к тебе, прицепляется, приживается, въедается в твою одежду, и ты приходишь на работу, а тебе говорят: «В чём дело, ты что не ночевал дома? Тебя выгнала жена? Теперь ты бомжуешь?»
***
В трамвае целая симфония телефонных переговоров, высвечивается домашняя сторона жизни: быт выдавленный обстоятельствами – телефонным звонком – лезет своими пыльными кишками наружу; и хотя мы слышим, видим только одну сторону медали, нам ясно представляется вторая.
***
Навстречу шла ему девушка с носиком…
Что, разве бывают без? – скажет какая-нибудь б…
***
В переходах стоит ни с чем несравнимый запах Нового года.
***
Помнится, в детстве на огородах у меня был друг Кирилл, у него были грязные волосы, он был зазнайкой и бесстыдно обманывал меня, обещая ввести в тайное общество. В целом, он был похож на кучерявую залупу.
***
Созвездие «Ковш» потомки назовут (переименуют) тележкой в супермаркете. Тележка Большой медведицы.
***
Кусающий себя бесноватый иуда, поцелуй жала.
***
Плутарх – плут; семья прибывает в монастырь, монах переписчик берёт в помощники сына семьи, заговор в главной башне монастыря.
***
Цицерон Вран… Иоан, крест, распилен Иссаия в срамном месте на жидовскую пасху в полнолуние. Иоан съедает апокалипсис и вырыгивает новый.
***
Богослов, в начале было слово, Иоан один и тот же…
***
Из-за дальних домов выглянуло маленькое солнце, будто шарик, притулившийся к краешку многоэтажки.
***
«Про жидив не треба».
***
Ограждения в советское время делали, теперь нет, все распиздили; а Иваныч сохранил, выдаёт за деньги.
***
Сварог, Сварат, Шишу, Стрибог, 17 метров змей.
***
Снежинки гарпиями врезались в голую стылую кожу.
***
Сломанный телевизор. Делает ближе магнетческий бой курантов, и стрелки часов на циферблате, Путин вскользь, ад, пустота города на холме, власть… скоро выйдут массы и наполнят собой все, покорные массы.
***
За окном – ночь, только немой орёт, пьяный, и ругается на кого-то в пустоту, местный дурачок
Ночной дорогой в захолустную Купавну, обросшую, как грибами, магазинчиками «Дикси» и «Магнит».
***
Искариот Искоростень
Это не обычный роман, это драма, разворачивающаяся на страницах дневника, роман-вдохновение; здесь герой не следует одному выбранному сюжетному пути, но сам решает, что и когда думать и говорить; одно зависит от другого: сам герой, его мысли, рассказы и то объективное внешнее, что происходит с ним помимо его воли.
***
Сало, сталь, расплавленное, застывавшее на спине, ремни, недокрещение, бродячие сюжеты.
***
Как не тяжело это признать «Макдональдс» действительно объединяет людей: здесь можно увидеть общество во всех слоях: средний класс (недавно проснувшийся и ленивый за завтраком), бомжей, греющихся в углу, афферистов азеров, вальяжно занявших два стола у телевизора и цедящих беспрерывно кофе.
***
Комментатор футбольный, похоронный, есть русы, есть бусы в могиле, пробирается через заслон родственников на потеху, прокручивает снова и снова.
***
Белый пишет, как будто балуется.
Сосёт требуху половых губ, либеральничает.
***
Насилие у Шолохова.
***
Восхищают обывателя звериные повадки: сгрёб, закинул на спину, поволок инстинктивно, порывисто дыша, звериным голосом пришептывая.
Зачем читаешь? – А зачем ты дышишь?
***
Звериные жестокость, зависть, злость, любовь, как жалость, подавляется в звериной стае, двое на одного, издёвка, перехитрить…
Это наша прекрасная старина, это люди-звери, Шолохов – мизантроп; жрущая, хлюпающая, могут подумать: какие мы прекрасные, а он тут совсем о другом…
У Корнилова, дядя Шолохов, мысли в голове возились как мыши? Можно подумать, у Ленина, в его лысой башке сифилитика, мысли были светлее лампочки, роились, как пчёлы в меду? Зачем попа сифилисом заразил? Гундосый от рождения он был.
***
Презрение – моя религия, ненависть – вера, надежда – отмщение.
***
Всё, что становится наукой, обречено погрязнуть в теориях.
Проблески истины, ставшие наукой обречены на непознание.
***
Христос − это не одно смирение, это ещё и воля к власти – к власти над собой, без которой не над кем не возымеешь власти.
***
Попочный атлас
Посмотрел.