"Удельный вес толстовских групп нельзя измерить только количеством членов этих групп. Влияние толстовцев и Толстого неизмеримо больше, чем можно было бы предполагать по количественному составу и росту толстовщины".
Согласимся, что такое признание врага чего-то стоит.
Заключение
ТРИ ВОПРОСА К АВТОРУ ПОД ЗАНАВЕС
В начале 1980 года, когда в качестве стипендиата Института имени Джорджа Кеннана в Вашингтоне я работал над этой книгой, меня несколько раз приглашал в свой кабинет доктор Джеймс Биллингтон, директор Смитсониевского Центра, в состав которого входит и Кеннан-Институт. Знаток русской истории и культуры, автор известного труда "Икона и топор", доктор Биллингтон интересовался, как идет моя работа. Среди вопросов, которые он тогда задавал, особенно запомнились следующие три:
- Почему вы избрали для исследования жизнь такой маленькой общественной группы, как толстовцы; ведь их влияние на советское общество крайне невелико?
- Правильно ли крестьяне-толстовцы понимали своего учителя; действительно ли их жизнь в течение 60 лет советской власти была близка к толстовскому идеалу?
- Документы крестьянского архива, которые вы привезли в США, по всей видимости уникальны и никогда не бывали в обиходе историков; других мы пока не имеем; значит ли это, что ваша книга о толстовцах на сегодня исчерпывает тему полностью?
Частично ответить на это я постарался в тексте книги, но в заключительной главе мне хочется снова вернуться к вопросам доктора Биллингтона, которые кажутся мне важными и принципиальными. Итак, почему я взялся описывать маленький, почти неизвестный советской общественности клан толстовцев?
Начну как бы издалека. Есть несколько объяснений, почему большевизм восторжествовал в России и почему с таким успехом процветает на нашей земле. По одной теории - большевизм иностранная болезнь, во всем виноваты западные философы, соблазнившие русский народ несбыточными посулами. Другие считают, что русский народ сам во всем виноват - он по сути своей склонен к рабству: привыкши к ярму царизма, он без сопротивления принял ярмо большевизма. Есть и другая точка зрения, которая состоит в том, что русские - жертвы, а виновников большевистского переворота следует видеть в инородцах и прежде всего в евреях. А один автор даже такую гипотезу выдвинул: в России давно уже никакого большевизма нет, а Сталин не вождь большевизма, а лютый его враг. Он еще при Ленине разочаровался в учении Маркса и разработал (в 1925 году!) план, по которому принялся разорять большевистскую систему и создавать взамен самодержавную империю, в которой от прошлого остались лишь лозунги. И коллективизация, и индустриализация, и уничтожение партии и миллионов невинных граждан - есть лишь осуществление сталинского антибольшевистского плана.
Я не беру на себя смелость участвовать в этом затянувшемся споре. Меня лично интересует не причина водворения большевизма на Руси, а главный результат его 65-летнего господства. Главным считаю я не разорение сельского хозяйства, не милитаризацию индустрии, не потери, понесенные партией и народом. Главное из того, что случилось в России после 1917 года, это полная и всеобщая деморализация так называемого советского общества. Сегодня возник по существу новый народ, в котором после шестидесяти лет страха, голода, крови и двоемыслия уже не работают ни запреты Божеские, ни "советы доброй маменьки", ни естественное для граждан демократических стран почтение к законам и традициям. Уголовным стал наш язык, полууголовными отношения государства и гражданина и граждан между собой. Полностью осуществился партийный лозунг: "Народ и партия - едины".
Они действительно едины в своем безверии и в своей развращенности. Разница между ними в том только и состоит, что высокопоставленные члены партии уже получили те материальные блага, при мысли о которых у народа слюнки текут. Меняй их местами - ничего не изменится.
Конфликт власть имущих с советским обществом не носит сегодня ни политического, ни идеологического характера. (Хотя есть в стране честные диссиденты и благородные борцы за национальное освобождение, есть Сахаров и Хельсинкские группы.) Телега российская прочно сидит в нравственной трясине. Большевизм укоренился, развратив, растлив общество. И тут мы подходим, наконец, к ответу на вопрос профессора Биллингтона. Есть в летаргическом советс-ком царстве малая горсточка, которая не примирилась с сущим. Это верующие. Без крика и шума несут они свой крест, пытаясь держаться Божеских законов в безбожном государстве. Чаще всего это христиане, которых по советской традиции зовут сектантами: баптисты, адвентисты седьмого дня, иеговисты, пятидесятники, молокане, духоборы, евангелисты, толстовцы.
Толстовцев в этом сообществе меньше всех, но они наиболее интеллигентная часть в сообществе протестующих во имя совести и Бога. Они, может быть, единственные, кто осознает свой мирный протест большевистскому государству в категориях исторических. Что делают эти люди? Ничего особенного: просто живут в согласии со своими нравственными принципами, всеми силами стремясь избегать государственных соблазнов. Они знают, что государство всегда греховно, но греховны и граждане. Они верят в свою правоту и не сердятся на то, что остальные 265 миллионов не желают держаться их образа жизни. В случаях роковых они без злобы и надрыва идут в тюрьмы и лагеря. Мне по душе их спокойная уверенность и несуетное отношение к миру. Не могу твердо сказать: "Сим победиши!" Но мой жизненный опыт подсказывает, что большевизм, если он будет когда-нибудь побежден, то лишь действиями такого рода: индивидуальными, нравственными и в какой-то степени практическими. Вот почему я и написал про этот удивительный народец, почти выбитый, но не сдавшийся. При своей количественной малости, они из тех, кто на верном пути. И если родине нашей суждено иметь будущее, то придет оно не через партии и армии, не через индивидуальное самосожжение и массовый террор. Будущее России могут обеспечить только люди, которые уже теперь живут по совести и которые уже сейчас ставят моральное право выше статей Уголовного кодекса и постановлений райсовета.
Второй вопрос: являются ли крестьяне-толстовцы подлинными последователями религиозно-философского учения Льва Толстого? Удалось ли им осуществить в советское время его идеал?
Скорее всего нет. У Толстого не было своего учения. Он лишь пытался перевести на язык нового времени суть учения Христа. Ядром христианства Толстой считал мысль о непротивле-нии злу насилием. Толстовцы стремились осуществлять этот принцип в своей жизни. Но жили они не в безвоздушном пространстве и не в абстрактном мире, а во вполне конкретном советском государстве 20-х - 70-х годов XX столетия, где христианская идея отвергалась полностью. Крестьяне преодолевали запрет государства как могли, как знали. По самым главным вопросам жизни никто ничего не мог посоветовать им. Они искали ответы в произведениях Толстого, но ответы эти мало что объясняли. Учитель не интересовался порядками, его занимала человеческая личность. Он был не государственником, а моралистом. Душа человеческая значила для него больше, чем успехи державы или преуспеяния какой-то сельскохозяйственной коммуны. А от его последователей жизнь каждый день требовала присягать прежде всего порядкам и государственным установлениям. Толстой и предвидеть не мог, как за какие-нибудь 20 лет изменится жизнь России. А им, мужикам, каждый день надо было отвечать себе и своим близким: "Сохранять ли коммуну? Как в стране советов учить детей? Признавать ли государственный суд?.."
Толстой со скепсисом говорил о тех коммунах, которые возникали и распадались в его время. Но в идеале он хотел видеть своих современников питающимися от плодов земли, добывающими хлеб свой физическим трудом в деревне. Можно не сомневаться: великий писатель в ужасе отшатнулся бы, случись ему увидеть советский колхоз. Толстовцы тоже не хотели итти в колхозы, но покинуть колхоз значило уйти в город, на производство. А как же тогда с плодами земли и с совместным безымущественным трудом?
