Все эти украшения лежали, конечно, не просто так, а каждое в своем футляре, кроме, разве что, бус, которые лежали россыпью. И это тоже было отдельным удовольствием – открывать футляр и видеть там очередное чудо, и рассматривать его как в первый, раз и любоваться им.

Глава 2

Но нет-нет, да и находилось там нечто особенное, на что я то ли просто внимание раньше не обращала, то ли этого и правда там не было. Вроде этой бусины. Откуда взялась она – крупная, тёмно-красная, как клюква и гладкая? Когда я показала эту бусину бабушке, она очень удивилась и спросила:

– Стасенька, откуда она у тебя? Где ты её взяла?

– В шкатулке, бабушка. Она в самом низу лежала, в уголке, под бусами и футлярами. Интересно, кто её туда положил? Ведь раньше её там не было.

– А вот придет дедушка, мы у него спросим. – Ответила бабушка. И надолго замолчала, занимаясь своими делами. А потом меня что-то отвлекло, и я забыла про эту бусину, а бабушка не напоминала. Вечером, когда родители, возвращаясь с работы, зашли за мной к бабушке, и я пошла за своей любимой куклой, я услышала, как бабушка спросила дедушку об этой бусине. Дедушка ответил, что нашёл её на чердаке в старом комоде, когда разбирал его, чтобы посмотреть, как его можно отремонтировать. Почему-то всё время так получалось, что до этого комода у него никак не доходили руки. То времени не было, то ещё по каким-то причинам на потом откладывал. Задняя стенка комода была растрескавшейся и покоробленной, и бусина как-то попала туда. Дедушка вытащил её из той трещины и положил на стол в кухне, а бабушке сразу сказать забыл. Бабушка, правда, призналась, что не помнит, что убирала бусину в шкатулку. Но ведь не могла же бусина сама в шкатулку попасть! Значит, её кто-то из нас туда положил, ну а кто именно – это не так уж и важно. На том и порешили. Видимо, она от прежних хозяев осталась. Как-то уж так получилось, что она или оторвалась от ожерелья, или это была серёжка, у которой отломилась застёжка, а может, она была подвеской. Что это был за камень, никто из старших тоже не знал. Дедушка предположил, что это гранат и решил показать его ювелиру, когда поедет в областной центр по делам. Ювелир дедушкино предположение подтвердил, сказал, что это действительно гранат и, судя по части сохранившегося крепления, сделанного из золота, и по способу обработки камня – вещь довольно старинная, никак не позднее середины девятнадцатого века. В общем, тайна как будто бы раскрылась и все успокоились. А дедушка с папиной помощью тот комод отреставрировал и поставил в гостиной. Очень красиво получилось.

Вообще в доме бабушки и дедушки было на что посмотреть. Ну, во-первых, у них была старая швейная машинка «Зингер» с ножным приводом, которая очень хорошо работала и не раз выручала бабушку, когда ломалась новая, навороченная, с множеством функций. Были красивые китайские веера и ширмы, расписанные цветами и птицами, которые присылал бабушке в подарок её младший брат, служивший на Дальнем Востоке. Был граммофон с большой трубой и патефон во вполне рабочем состоянии с коллекцией старых пластинок, которые мы с бабушкой часто слушали зимними вечерами. Был письменный прибор из уральского малахита, который стоял на бабушкином столе, за которым она проверяла тетради и готовилась к урокам. Сохранилось и несколько серебряных предметов – сахарница, четыре подстаканника и шесть чайных ложек. Был небольшой туалетный столик со створчатым зеркалом в резной раме. Да и сама шкатулка, в которой бабушка хранила свои украшения, тоже была не абы какая. Высокая, на изогнутых ножках, с резьбой по бокам и крышке в виде усеченного конуса, изображающей цветы, ветки с листьями, ягоды и птиц. С внутренней стороны крышки было вделано зеркало. Бабушка говорила, что эту шкатулку дедушка тоже нашел на чердаке. Похоже, это была просто пещера Али-Бабы, а не чердак!

И как же мне нравилось, сидя перед этим зеркалом, увешивать себя бусами, надевать кольца, несмотря на то, что они сваливались с моих пальцев! Прикладывать к ушам серьги! Обматывать руки браслетами! И представлять, что я – Марья-царевна или Василиса Прекрасная. И, бывало, до того заигрывалась, что видела в зеркале не то себя, не то кого-то другого.

Но стоило кому-то из взрослых позвать меня, как грёзы сразу же отлетали, и я возвращалась в привычный мне мир. Да, мне очень нравилось фантазировать, но и действовать в обычной реальности мне нравилось ничуть не меньше. Я с удовольствием откликалась на просьбы взрослых и охотно им помогала: бабушке – поливать грядки из маленькой лейки или собирать ягоды, сматывать пряжу вместе с мамой, подавать дедушке гвозди, а папе ключи или отвёртки, когда они что-то мастерили или ремонтировали.

И вот как-то раз, увешавшись всем этим великолепием и рассматривая резьбу на шкатулке, я вдруг возьми да и скажи:

– Бабушка, а когда ко мне Мороз придёт?

– Какой Мороз, Стасенька? Новый год ещё не скоро, Дед Мороз только в Новый Год приходит. – Ответила бабушка.

– Да нет, бабуль, про новогоднего-то я знаю, я про своего Мороза спрашиваю. Когда он меня найдёт?

Бедная бабушка собрала в кулак весь свой педагогический опыт и ответила как можно дипломатичнее:

– Ну, Стасенька, своего Мороза ты встретишь, когда вырастешь. Вряд ли он придет к такой маленькой девочке.

– Бабуль, а как я его узнаю?

– Узнаешь, Снегурка моя, обязательно узнаешь. – Засмеялась бабушка. На этом разговор и закончился.

Где же ты, Мороз, Морозко, Морозушко. Видно, потерял дорогу в своих скитаниях по бескрайним, неведомым мирам. И откуда появился в моей памяти этот Мороз? То ли фантазия, то ли воспоминание, то ли сон. Не помню, не знаю.

Глава 3

Я вспоминаю…

Как-то раз, поздней осенью, случилось так, что я осталась дома одна. Мы ждали дядю Германа из командировки, он должен был зайти к бабушке с дедушкой, отдать какие-то вещи, и все собрались там, чтобы его встретить: и мама с папой, и тётя Дина, и братья должны были после тренировки пойти к ним. На севере темнеет рано. В ноябре в восемь часов вечера уже ночь. Вообще-то мне и раньше приходилось оставаться одной на час-другой. Дело в том, что мама работала в поликлинике, в физиотерапевтическом кабинете, а вторая смена у них длилась до семи часов вечера. А папа работал на электростанции мастером, и у него бывали ночные смены. Братья порой задерживались на тренировках, в общем, бывали разные обстоятельства, и я не боялась оставаться одна, тем более, что мама сказала, что их не будет совсем недолго, полчаса от силы. Я была простужена и дремала в постели. Дверь была заперта на замок. И вдруг я услышала, как скрипнула половица, потом донесся звук чьих-то шагов. В доме кто-то был. Может, вернулись мама с папой? Или братья раньше пришли с тренировки? Но тогда почему голосов не слышно? Я встала с постели и вышла из своей комнаты. В гостиной стоял незнакомый мужчина. Комната освещалась только настольной лампой, и я не могла хорошо его разглядеть. Видела только, что он высокий, пожалуй, выше папы и дедушки, широкоплечий, с тёмными короткими волосами. До сих пор не понимаю, почему я не испугалась. Я подошла к нему ближе и спросила:

– Дяденька, вы кто?

Он улыбнулся, хмыкнул и сказал:

– Зови, как хочешь. И можно на «ты».

– Тогда я буду называть тебя Морозом.

– Почему Морозом? – Кажется, он слегка опешил и удивился.

– Сама не знаю, наверное, ты на него похож. Я одна дома, побудь со мной, пока мама с папой не пришли.

– Давай побуду, чего не побыть.

Мы пошли на кухню, пили чай с мёдом и вареньем, я рассказывала ему про бусину, которую нашла в шкатулке и с которой пока не знаю, что делать, потому что она вроде бы как ни от чего. Про нашего кота, который охраняет дом не хуже собаки и рычит на чужих людей. Про братьев, которые ходят на тренировки, а меня с собой не берут. Говорила обо всём, что приходило в голову. Он внимательно и серьёзно слушал, спрашивал, уточнял. Бусина его явно заинтересовала, он переспросил меня, когда и где дедушка её нашёл, и сказал, чтобы я берегла её. Про кота сказал, что раз он не рычит на него и даже не вышел посмотреть, кто пришёл, значит, считает его своим. Мне и так было это ясно. Время летело. Вдруг он повернул голову в сторону двери и прислушался.