– Запомни сам и передай своему извергу ответ народа Козельского: «Наш Князь младенец, но мы, как православные, должны его охранять, а если надо то и за него умереть, чтобы в мире оставить по себе добрую славу, а за гробом принять венец бессмертия, главы своя положити за христианскую веру».

– Мы вырежем всех, до единого. Всех!!! А тебя Волька я рабом сделаю. Всю жизнь ты будешь мечтать о смерти.

Но защитники стены уже сказали все что нужно. И гробовое молчание в ответ на угрозы было зловещим.

Траур и погребальные песни звучали в ту ночь над монгольским станом.

Русские молча хоронили павших, перевязывали раненых и собирали монгольские стрелы.

Волька все так же стоял у своего зубца на стене. Прошёл всего один день, а казалось что мальчишка возмужал на целую Жизнь.

В жарком пекле не равного боя, словно шелуха, слетели детские страхи и глупые мечты.

Один день.

– Ты чего опять грустный? День прошёл, мы живы и басурманам трёпку задали. Что опять не так?

Отрок обернулся. Всеволод с прежней почти родительской заботой обходил стены и поддерживал защитников.

– А все знаю… – выдержав паузу Воевода улыбнулся. – Беги, но помни до свадьбы даже думать о грехе не смей.

– Да какая свадьба ей 13, мне 14 ? Кто нам дозволит?

– Раз дозволено жизнью рисковать, значит и на счастье дозволение будет. Остальное не твоя забота. И чтоб к рассвету был тут. И домой забежать не забудь.

* * *

Варька вышла в сени, пуховый платок обнимал ее нежные плечи. А щеки горели румянцем, весенний вечер был зябким.

Разговор был не о чем. Она раскрашивала про стену, монгол. Ей было страшно и интересно. Волька казался ей героев. Бесстрашным богатырем, а он проклинал себя за трусость. Из головы не шёл разговор с Всеволодом, а задать вопрос не получалось. Он несколько раз начинал, но ком в горле словно кляп, не было слов подходящих, всё что приходило на ум казалось убогим и не подходящим. Варька улыбалась своей роскошной улыбкой.

– Волька, я озябла. Да и Батя серчать будет. Ты если чего сказать хотел говори и я побегу.

Мальчика знал, что если не скажет сейчас потом уже не сможет никогда.

– Ты..Я … ну…

– люблю -прошептало сердце суфлируя непослушному языку.

– Люблю больше жизни – кричала душа.

– .. ты мне очень нравишься .. – все что смог произнести язык.

Волька разозлился на себя и тут же затараторил, как весенний град.

– Люблю я тебя вообщем. Ты это. Выходи за меня. Воевода сказал что…

– Так как без сватов и подарков? И Батя благословить должен? – засмеялась Варька.

– Ты главное скажи люб я тебе?

Тревога и ужас наполнили душу мальчишки.

Он даже не смел поднять глаза опасаясь быть отвергнутым.

Варька подошла к нему и поднявшись на цыпочки чмокнула в щеку.

– Дурашка ты Волька, был бы не люб, морозилась бы я тут с тобой.

Волька даже не поверил услышаному. Он взглянул в ее глаза, пытаясь понять не смеётся ли она над ним.

– Ты если потешаться вздумала, то зря я серьезно.

Варька не отвела взгляда и взяла юношу за руку.

– Я тоже серьезно. Но без благословения нельзя.

* * *

Мартовский рассвет уже плавил иней весенних заморозков. Клубы пара от дыхания окутывали сторожевой дозор на стене. Алые небеса потихоньку остывали преобретая привычный голубой цвет, а белоснежные облака летели прочь сливаясь в чудные фигуры.

– Ты чего смурной такой, опять? С Варей поругался? Или воспросить не посмел ?

Голос Всеволода был по отечески заботливым.

– В бой с мрачными мыслями нельзя, сам сгинешь, и соратников под удар подведёшь. Так что поссорилось что ли?

– Нет. Я ее про свадьбу спросил, она не хочет без сватов и подарков. А какие сваты и подарки? Батя, как в феврале в полынью провалился, до сих пор хворает. А теперь вот эти изверги нагрянули. Эх…

Отчаянью мальчишки не было предела. Странно, но он мог говорить со Всеволодом на темы, о которых стеснялся спросить Батю.

Может быть потому что воин не только подчиняется своему командиру, он доверяет ему свою жизнь. А воевода был хорошим командиром.

– Нашёл о чем печалиться. Да с тобой вся дружина свататься пойдёт. Давай так. Ты монгол стереги, А я до отца Онуфрия схожу. Потом и погутарим.

Волька махнул головой.

* * *

– Да какая муха вас покусала? Ей тринадцать всего. Да и приданого мы даже не собирали. Вот удумали. Смерть под стенами стоит, а они свататься …

Булочник ходил кругами по горнице. Он был крайне возмущён наглостью предложения, но высокий ранг гостей не позволял ему дать волю эмоциям. Воевода Всеволод, настоятель прихода Батюшка Онуфрий это не просто голытьба, сам молодой Княжич их слушает, такие люди просто так в гости не приходят.

– Так мы ж не за приданое речь ведём. – попытался уладить спор Воевода.

– Да нельзя же так, с бухты барахты.

– Так зови Варьку, и давай спросим: – люб ей Волька или нет…?

– Мала она еще.

Отец Онуфрий хлебнул чая с малиной и тихим ровным голосом продолжил:

– Все в руках Господа, и на все воля его. Кто мы такие, что бы решать пришло время или нет? Любить нам или умирать решает не наш разум. Не умом человек жив, а сердцем. И ежели в это смутное время господь одарил любовью молодые сердца в праве ли мы противиться ему?

– Да завтра монголы вырежут всех и что?

– Зачем печалиться о том, что не в нашей власти? Но в нашей власти соединить возлюбленных. Может вороги наши и имеют власть убить нас, но лишать нас жизни можем лишь мы сами, обрекая себя на существование. Осада не заключение. Тюрьма наша в наших сожалениях. Радость любовь и счастье, вот что должны мы искать в этом мире.

– Город в осаде, грядёт голод. Какие могут быть застолья и празднования.

– Князь благословит молодых и ради такого дела , сам пир закатит. – добавил воевода.

Булочник махнул рукой.

– Нет , я сказал. Не отдам. Ишь чего удумали. Нет.

Всеволод нахмурился.

– Жених не люб?

– Да кому он может быть люб? Голодранец. Батька его, как по зиме в прорубь упал, так они из долгов и не вылазиют.

– Этот голодранец, на стене с мужиками дозор несёт . Я за него тебе.. – Ярость волной накатила на Всеволода. Отец Онуфрий похлопал его по деснице.

– Промысел Божий угрозами не делается.

– Прости Батюшка, голову горячую.

Всеволод повернулся к булочнику.

– Верно ты глаголишь, время военное и скверное. Мне на стене бойцы надобны. Именем Князя требую тебя завтра на стене.