– Эрриан, я, конечно, не телепат, но знаешь, у меня прямо невероятно сильное чувство послать тебя телепать в определенном направлении.

Он отчего-то широко улыбнулся, словно я отвесила ему комплимент, и хотел было ответить, как сверху что-то грохнуло и захрипело.

– Это то, о чем я думаю? – выдохнула я.

– Да, – отозвался темный. – Но стрыга пока еще агонизирует. Выходить опасно.

В подтверждение его слов о крышку бухнуло так, что доски заскрежетали. Затем еще раз и еще, будто тварь молотила по гробу в эпилептическом приступе. Наконец все стихло. Мы выждали еще немного, а потом я сняла заклинание.

Темный уперся руками в днище по обе стороны от меня и спиной попытался отодвинуть крышку. Судя по вздувшимся на его шее венам, приподнять доски вместе с могильным надгробием было бы легче, чем с одной тушей нежити. И все-таки темный смог. Не с первой попытки, но справился.

Мы выбрались наружу. На горизонте занимался рассвет, раскрашивая перистые облака в нежный пурпур. Рядом лежала здоровенная туша издохшей стрыги, из брюха которой торчала сломанная кочерга.

– Живы, – выдохнула я.

– И даже не свихнулись, – голос, полный разочарования, донесся сбоку.

На кочке, возмущенно скрестив лапы на груди, сидела белка. Ее усы нервно дергались, выражая крайнюю степень неудовольствия. Рыжая буравила меня взглядом.

– Вообще-то, ты должен был сойти с ума, а не умереть. – Ее обличающий коготок ткнул в Эрриана.

Темный закашлялся. То ли от беличьей наглости, то ли вдохнув полной грудью утреннего прозрачного тумана.

– Так помогла бы нам тогда, – рассердилась я.

Встала из гроба в полный рост и отряхнула прилипшее к ногам платье.

– Так я и подсобила, – взвинтилась Эйта. – Кто, по-вашему, эту тварюку добил? Она бы тут еще полседмицы подыхала!

Эрриан хотел ей что-то ответить, но я опередила:

– Раз ты взялась творить добро, то помоги дотащить темного до города.

– Еще чего! – фыркнула белка. – Он кости себе ломает из-за своей дурости, а мне волоки его на себе потом. Ну уж дудки!

– А я его не дотащу! – безапелляционно заявила я.

Ну приврала, конечно. Немножко. Думаю, дотащила бы. Ругаясь, проклиная, но дотащила бы… К вечеру, когда у него нога от отека в бревно бы превратилась.

Я помолчала и вкрадчиво спросила рыжую:

– Оставим его здесь умирать?

– Ты же целительница! – та едва не лопнула от возмущения. – Ты должна спасать жизни!

– Ага. Но спасать тех, кого можно спасти. А кого нельзя – добивать, чтобы не мучились! – очень серьезно пояснила я, старательно пряча смех: круглые белкины глаза стали еще и навыкате, отчего рыжая странным образом начала походить на ошалевшего рака. – Мой преподаватель по хирургии говорил, что целители должны быть нахальнее некромантов. Потому как маги смерти работают с уже умершими телами и чувствами, а мы – с теми, кто порой умирает на наших руках. И без брони цинизма лекарю тяжело.

– Я смотрю, у тебя не просто броня, а каменная стена… – Эйта дернула хвостом и проникновенно уточнила: – Оставишь его тут?

– Добью, наверное… – задумчиво протянула я. Теперь в глазах рыжей плескался откровенный ужас. Еще бы. Отдать Смерти семнадцать единиц чистого дара… – Хотя… Он темный, его не жалко. Не буду добивать. Оставлю, сам помрет. К тому же я сделала все, что могла, – с намеком на наш контракт по организации шизофрении произнесла я.

Эрриан все это время внимательно следил за нашим разговором. И, судя по всему, сделал правильные выводы.

– А я не возражаю умереть тут. У меня и гроб уже есть.

– Он пока не твой. За него хозяин лавки просит четыре сребра, – отрезала я. – К тому же его надо вернуть.

– Хорошо, умру без гроба, – покладисто согласился темный. – Но пешком не пойду. Ни за что!

Белка вперила в Эрриана недовольный взгляд и буркнула:

– Шантажист несчастный!

– Еще какой, – с готовностью подтвердила я.

– А ты… – Эйта уперла лапы в бока и перевела взгляд на меня. – С тобой мы еще поговорим!

Я скромно потупилась, изобразив невинность.

– Ну, знаете… – Рыжая надулась от злости. – Меня еще ни разу клиенты спасать себя не заставляли. Да еще таким унизительным способом – дотащить! Это просто оскорбление!

– Магда знает в них толк, – вернул мне шпильку темный.

– Что-то вы подозрительно хорошо спелись. – Белка повела носом.

– Ничто так не сближает, как совместно проведенная ночь, – тут же отозвалась я. – После того, как он лежал на мне… Стонал, совершал непотребства…

На меня уставились четыре изумленных глаза. Причем у Барса, услышавшего мою вольную трактовку сегодняшних событий, удивления было гораздо больше, чем у белки.

– Я тебя всего лишь привел в чувство, – нахмурился он.

– Да-да. Знаем-знаем… – ехидно прокомментировала рыжая. – Сначала мужчина приводит женщину в чувство, а потом она его – к алтарю. Слышь, Меч, тут хоть официально и Темные земли, но нравы царят дикие, светлые. Так что ты поосторожнее… упражняйся. В Хеллвиле полно незамужних девиц, матерям которых плевать, светлый ты или темный. Им главное – дочку хорошо пристроить.

– Ты так ратуешь за мое холостяцкое счастье? – удивился Эрриан.

– Нет, просто браки не люблю. – Белка выразительно размяла лапы.

Браки не любит? Помню-помню, она как-то сетовала на соперницу, что этим летом вышла замуж.

Не дав больше задать ни единого вопроса, Эйта растворилась в воздухе, чтобы через четверть удара колокола появиться вновь. Верхом на холке той самой кобылы, что унеслась вместе с телегой нынешней ночью. Счастье, что, пока лошадь носилась окрест, нежить не успела ее сожрать.

В город мы въезжали с седьмым ударом колокола. В повозке вновь лежал гроб, а в гробу – темный. Его сморило, и он беззастенчиво дрых, изображая труп на радость хеллвильцам.

Хотя без казуса не обошлось. Перед самыми воротами нас обстреляли с городской стены. Стражи сделали предупредительный залп из арбалета в борт телеги. Я ответила им пальцем, который был дан мне самой природой специально для оценки мнений некоторых особо умных.

Ну и к жесту добавила пару слов на имперском. Прочувствованных, с обещанием вернуть этот болт меткому стрелку обратно. Притом не туда, откуда он вылетел, а с тыла, немного пониже спины.

Со стены тут же раздалось:

– Все в порядке, это не умертвие! Это наша несгораемая ведьма!

«С прошлой ночи еще и непотопляемая», – мрачно добавила я про себя.

Между тем створы ворот со скрипом распахнулись, и мы въехали в город.

– Гляди-ка ты, и вправду темный усоп… – сдвинув шапку набекрень и почесывая затылок, протянул один из стражников.

– А чего она его обратно в город везет, незакопанного… – опасливо бросил второй, что стоял рядом с ним и задумчиво гладил окладистую бороду.

– А пес эту ведьму знает. Может, зомби из него решила сделать, чтоб, значит, прислужник в доме был. Или непотребствами в ночи заниматься с ним какими удумала.

– Так для непотребств теплый-то приятнее…

– И вам не здрасте! – мрачно обронила я, прервав высокоморальный диспут доблестных стражей Хеллвиля.

Мужики тут же словили приступ немоты, будто я их прокляла. Они так и стояли, провожая меня в тишине пристальными взглядами выпученных глаз.

Улицы уже не были пусты. Тут и там сновали вездесущие мальчишки, спешили на рынок хозяйки, чтобы купить самого свежего, вкусного, обменяться сплетнями и наспориться от души, торгуясь за три морковки.

Все таращились на живой труп, который сначала лежал благопристойно, а потом начал едва слышно бессвязно бормотать. Когда же кобыла остановилась у родимой лавки гробовщика и тихонько заржала, ее наконец-то проспавшийся хозяин выскочил из дверей как ужаленный.

– Вот, возвращаю, – спрыгивая с телеги, возвестила я и жестом «купец показывает лучший товар» указала на гроб.

– Меня господин Рынмарь убьет… – простонал гробовщик, белея. – Это же для его любимой тещи, Бездна ей в печенки, был заказ! Четыре сребра! Бархатная обивка! Мореный дуб, самый прочный… Чтобы покойница не выбралась из него, если нечистью вдруг станет.