— Не просто актер. — Джош был уязвлен и обижен. — Я — Джошуа Темплетон. Джо-шу-а Тем-пле-тон.

— А я — Кэрри Монтгомери. Кэр-ри Монт-то-ме-ри.

Джош расхохотался.

— Может, теперь ты объяснишь, зачем тебе понадобилось скрывать все это от меня? Зачем ты лгал мне? Зачем назывался чужим именем?

— Я думал, это окажется для тебя важнее.

Кэрри понадобилось время, чтобы осмыслить его слова.

— Ах ты, тщеславный павлин! Ты решил, если я узнаю, что ты — знаменитость, то буду любить тебя только за это? Ты не мог больше оскорбить меня и унизить.

Когда она в очередной раз попыталась встать и уйти, Джош начал целовать ее.

— Я еще не знал тебя по-настоящему. Раньше я не встречал таких, как ты. Обычно женщин притягивает показной блеск, внешние атрибуты.

— Тебе встречались только дурные женщины.

Он засмеялся:

— Согласен. Очень дурные. Но тем не менее все они были на седьмом небе от счастья. Они получали знаменитость, о которой мечтали, да и я не оставался внакладе, я…

— Только не трудись объяснять мне, что ты получал от них.

Вновь засмеявшись, он отодвинулся от нее.

— Я хочу тебе кое-что показать, — Покопавшись в соломе, вперемешку смешанной с рваной конской упряжью, он извлек оттуда маленький черный чемоданчик с инициалами «Дж. Т.» на крышке. Он открыл его, достал пакет, из которого вынул фотографии, и протянул ей. Это были снимки всемирно известного Джошуа Темплетона в гриме и костюмах Гамлета, Отелло и Петручио. Еще на одной фотографии он был изображен в смокинге, на другой — держал в руке шпагу и смотрел в объектив смело и пристально.

Кэрри несколько минут изучала фотографии, затем вернула их Джошу.

— Ну как? — Он жадно вглядывался в нее, ожидая ответа. Он так давно хотел рассказать ей о себе, о своей настоящей профессии, хотел, чтобы она узнала — он отнюдь не неудачник, что, если он и не был хорошим фермером, зато был прекрасным актером.

— Мне не нравится этот мужчина, — тихо произнесла Кэрри.

На секунду Джош потерял дар речи. Всем женщинам мира нравился Джошуа Темплетон. Все женщины, и в Америке, и в Европе, независимо от их роста, возраста, цвета кожи и семейного положения, сходили с ума по Джошуа Темплетону.

— Я не хочу ранить твою гордость, — деликатно начала Кэрри, — но этот господин на фотографии нереален. Знаешь, теперь я припоминаю, что у Юфонии дома было несколько подобных фотографий с твоим изображением. Все девицы сохли по тебе, но только не я.

— Тебе понравился тот печально улыбающийся мужчина с двумя детьми? — удивленно сказал Джош.

Кэрри улыбнулась ему.

— У того мужчины была душа. А у этого, — она указала на фотографии, — никакой души нет. У него в глазах пустота.

Тут Джош рассмеялся, привлек Кэрри к себе и крепко обнял.

— Я боялся, что, когда ты узнаешь обо мне всю правду, твои чувства ко мне изменятся. Когда ты приехала, я не мог думать ни о чем другом, кроме твоего прелестного тела, но я запретил себе до тебя дотрагиваться. Я был уверен, что как только ты увидишь, в какой помойке я живу, ты сразу сбежишь. — Он улыбнулся. — Мой богатый опыт прошлых лет свидетельствовал о том, что женщину легче всего заставить влюбиться в себя, используя шампанское и подарки в черных бархатных футлярах.

— А, насколько долговечна такая любовь?

— Обычно она продолжалась до тех пор, пока я не начинал раздевать даму.

Кэрри попыталась вырваться, но Джош держал ее крепко.

Он начал целовать ее в шею, а она изо всех сил старалась казаться равнодушной.

— Это ведь была не настоящая любовь, да? Расскажи мне о ней.

— О ком? — Губы Джоша постепенно двигались к ее плечу.

Кэрри оттолкнула его.

— О ней! Об этой корове. О женщине, с которой ты стоял в церкви перед алтарем и клялся, что будешь любить и уважать ее, пока смерть вас не разлучит. Об этой.

— М-м-м. Нора. Ну, ты сама прекрасно видела, чем она могла меня приворожить. — Как только эти слова сорвались с языка Джоша, он понял, что допустил оплошность. Кэрри снова рванулась прочь от него. — Мне пришлось жениться на ней. Она забеременела.

— Забеременела? Сама по себе? Так ей надо было внимательнее следить за тем, что она пьет, и прятаться, когда поблизости пролетал… аист.

— Ну ладно, мне было восемнадцать, когда я ее встретил. Я уже снискал кое-какой успех на театральном поприще, а она была признанной актрисой.

— И конечно, бедный маленький Джош совсем потерял голову.

Джош не мог удержаться от смеха.

— Я был влюблен в нее. Я женился на ней, и родился Тем, а потом…

— Тем! — воскликнула Кэрри. — Так как его настоящее имя?

— Джошуа Темплетон. Второй.

— А мы-то поначалу думали, что ты просто ошибся, когда писал его имя.

— После рождения Тема я отправился на гастроли, а Нора осталась дома с ребенком. — Он замолчал, а когда заговорил снова, в его голосе уже не было прежнего веселья: — Кэрри, я совершил в своей жизни много ошибок, но я за них горько расплачивался. Я изменял своей жене, а она изменяла мне, но я всегда любил своих детей. Я не питал никаких особых чувств ни к одной из женщин, с которыми… м-м-м… спал, даже к Норе, но я любил Тема с той секунды, когда он только появился на свет. Путешествуя по всему миру, я писал сыну каждую неделю, даже когда он был совсем дитя, а когда он научился ходить, я стал писать ему каждый день. Я посылал ему подарки. Я думал о нем, и я…

Он замолчал, смущенный тем, что позволил себе так открыто обнажить свои подлинные чувства.

Между теми проявлениями эмоций, которые он позволял себе показывать на людях, и тем, что он чувствовал на самом деле, лежала огромная пропасть.

— Я никогда не позволял никому узнать так много о себе, — тихо признался Джош. — Да, конечно, все знали, что у меня есть сын, но никто даже понятия не имел, насколько я люблю его.

— А Даллас?

Джош вздохнул.

— Я знал, что Нора мне изменяет, но это меня абсолютно не волновало. Она принадлежит к тому типу женщин, которые… — Тут он кашлянул. — Я не хотел жить с ней. Я посылал ей деньги и принимал за должное то, что она заботится о Теме. Я считал, что она любит его так же сильно, как и я. Но когда я играл Гамлета в Далласе, я застал ее в постели с другим мужчиной. Я решил, что Тем не заслуживает такой матери, и потребовал развода.

Он замолчал.

— Полагаю, ей удалось тебя отговорить.

— Да, и Даллас родилась спустя девять месяцев после этого. Нора дала ей это нелепое имя, чтобы постоянно напоминать мне, когда и где девочка была зачата. Я прожил с Норой еще два года после рождения Даллас, пока не понял, что мое терпение лопнуло и я должен избавиться от жены. — Он улыбнулся. — Странная вещь.. Когда Нора перестала привлекать меня как женщина, я понял, что она — довольно посредственная актриса.

— Серьезный недостаток.

— До этого времени я верил Норе, когда она убеждала меня, что заботится о детях. — Джош фыркнул. — Я думал, получить развод будет легко. Нора сама подала к нему повод. Развод по причине неверности жены не повредил бы и моей репутации. Я отдал Норе все состояние, накопленное мной, — видя, в какой бедности жили мои родители, я всегда тратил меньше, чем зарабатывал, — и просил только о том, чтобы мне предоставили опеку над детьми. Нора не возражала. Мне казалось, что провернуть все это будет легче легкого. Я уже нанял прекрасную гувернантку-француженку, она должна была заботиться о детях, пока я буду работать.

— А почему же все оказалось не так просто, как ты думал? Почему тебе пришлось жить на ферме брата и портить кукурузу?

Джош иронически усмехнулся.

— Виной всему — мое собственное непробиваемое тщеславие. Мое тщеславие чуть не стоило мне единственного, что для меня имело ценность в этой жизни, — моих детей.

Кэрри взяла его за руку.

— Расскажи мне, что случилось.

— Судья не отказал мне в моей просьбе. — Вспоминая, Джош хмуро усмехнулся. — Видела бы ты меня в суде в тот день, когда я умолял судью предоставить мне опеку над детьми. Возможно, это было самое блестящее представление из всех, которые я когда-либо давал. Я тщательно готовился к нему. В конце концов, я был великим Темплетоном и не мог позволить себе проиграть дело. О, я хорошо подготовился к своему выступлению. Я надел черный плащ, подбитый алым атласом, и взял с собой трость с серебряным набалдашником.