Кэрри отложила книжку.

— Что случилось? — спросила она. — Говорите только правду, не надо врать.

Она видела, что Тем не хочет сознаваться, и взглянула на Даллас.

— Папа читает намного лучше, — просто сказала девочка.

Кэрри была удивлена и, возможно, чуть-чуть задета. Она часто читала вслух больным и детям, и ей нередко говорили, что она — лучший чтец из всех, кого они слышали.

Кэрри немедленно протянула книгу Джошу.

— Пожалуйста. — В ее голосе звучал плохо скрытый сарказм. — Надеюсь, читать ты умеешь так же хорошо, как и ловить рыбу.

Улыбнувшись, скорее даже самодовольно ухмыльнувшись, Джош взял книгу. В тот же миг, как он начал читать, Кэрри осознала, что ее чтение не идет ни в какое сравнение с его. Несомненно, читать Джош умел. О, он не просто читал, он создавал сказку. Он заставлял слушателя слышать и видеть Алису. Когда читал Джош, можно было увидеть, почувствовать, почти потрогать Белого Кролика.

Кэрри не понимала, как это ему удается. Некоторые громко и преувеличенно артистично читают каждый эпизод, стремятся передать голоса персонажей с таким надрывом, а в результате слушатель устает от них. Но чтение Джоша было тонким, безупречным, он произносил слова, заставляя их оживать, и ни разу не запнулся, не споткнулся, не остановился, читая новую для него книгу.

Лежа на пледе, закрыв глаза, Кэрри вживалась в сказку, представляя себе в красках все, что она услышала во время своего странного путешествия.

Когда Джош остановился, ей хотелось умолять его продолжать. Открыв глаза, Кэрри была удивлена, что она все еще не в саду Красной Королевы.

Ее также удивило то, что уже наступил вечер, солнце садилось, но Джош, хоть и читал вслух целый день, ничуть не охрип и не жаловался на сухость и першение в горле.

— Это было чудесно, — выдохнула Кэрри, возвращаясь к реальности. Перевернувшись на живот, она глядела на Джоша, и ее глаза сияли. — Я никогда не слышала ничего подобного. Джош, ты…

— Самый лучший? — Тем спросил это так, слов но от ее ответа зависели его жизнь или смерть. — Папа — самый лучший человек в мире, правда?

Кэрри засмеялась. Именно так он спрашивал о ней отца прошлой ночью.

— Почти, — признала она. — Он, разумеется, лучший чтец на земле.

— Папа был…

— Даллас! — одернул Джош.

Лицо Кэрри исказила гримаса. Чары рассеялись. Снова Джош напомнил ей, что она здесь чужая.

Кэрри встала и начала собирать вещи, складывая их в корзину.

Кажется, Джош понял, что с ней происходит.

Он взял ее за руку.

— Кэрри, — начал он, — существуют причины…

Девушка оборвала его:

— Тебе не нужно ничего мне объяснять. — В ее голосе звенела злость. — Я не член твоей семьи и не имею отношения к твоей жизни. В ближайшие два дня я отправлюсь обратно к своему отцу. — Она задыхалась, произнося это.

Они вместе возвращались домой, дети обсуждали рыбалку, но все было совсем не так, как утром. Взрослые молчали.

Дома Кэрри накрыла на стол, предложив всем бобовый суп, приготовленный миссис Эммерлинг, и свежевыпеченный хлеб.

— А завтра мы пойдем рыбачить? — поинтересовался Тем.

— Завтра воскресенье, — мрачно сказал Джош.

Этих вполне невинных слов хватило, чтобы Тем уставился в свою миску, а Даллас разразилась рыданиями.

Такое проявление горя заставило Кэрри почувствовать себя в некотором роде Алисой в стране чудес.

— А чем так плохо воскресенье? Не можете же вы, дети, так ненавидеть церковь?

— Мы не ходим в церковь, — хмуро заметил Джош; усаживая Даллас к себе на колени и вытирая ей слезы.

Внезапно терпение Кэрри лопнуло. Она стукнула кулаком по столу:

— Все, хватит! Довольно с меня секретов! Я требую, чтобы мне кто-нибудь объяснил, почему воскресенья вызывают у вас такой ужас.

Тем, выглядевший так, словно он тоже вот-вот разрыдается, пояснил:

— Дядя Хайрем по воскресеньям приходит к нам обедать, и всем становится грустно.

— Один гость — не такая уж трагедия. И я сомневаюсь, что ему удастся испортить нам настроение, если мы сами этого не позволим.

— Ты не понимаешь, — мягко произнес Джош. — Есть многое, чего ты не знаешь. Наше… благосостояние, возможность остаться семьей зависят от расположения Хайрема.

— Понятно, — Кэрри старалась быть сдержанной. — Разумеется, больше ты мне ничего не расскажешь, так? — она подождала немного, но Джош молчал. — Ну ладно, я не буду настаивать. Любит ли твой брат поесть?

Даллас хихикнула.

— Это означает, что он действительно неравнодушен к еде?

Тут Тем, выскочив из-за стола, надул щеки, расставил руки так, как если бы у него был неимоверно большой живот, и начал прогуливаться походкой очень толстого человека.

— Что это, братец? — баском проговорил он. — Ты что-то приготовил? Может, немножко червяков с полей? Ха! Ха! Ха! И что с тобой такое? Неужели ты ничего не можешь делать правильно? Посмотри на меня! Бери с меня пример. Вот каким должен быть мужчина! Я знаю, что хорошо, а что плохо. Уж я-то могу отличить плохое от хорошего.

Даллас смеялась, Джош улыбался. Кэрри в изумлении глядела на Тема. Она была уверена, что он превосходно изобразил Хайрема, хотя ни разу в жизни не встречала брата Джоша. Но из мастерской пародии Тема она могла составить о нем столь же верное представление, как если бы мальчику удалось вырасти на пару футов и прибавить в весе фунтов двести.

Она повернулась к Джошу:

— Он просто изумителен.

Тот отпустил Даллас на пол и приподнял одну бровь, словно желая сказать: «Ну, если вам кажется, что это нечто особенное, взгляните-ка сюда».

— Стань уткой, — приказал он.

Сперва удивленно, а затем даже не пытаясь скрыть своего веселья, Кэрри следила за тем, как Даллас изображает утку. Даллас была великолепна. Она то поворачивала головку, приглаживая перышки, то переступала с ноги на ногу. Даже будто дернула хвостиком, как утка, взлетающая с поверхности воды.

Тем, не желавший, чтобы младшая сестренка превзошла его, изобразил корову. Затем Даллас стала цыпленком. Тем не мог вынести того, что внимание зрителей опять обращено на сестру. Он принялся кружить возле нее, и через секунду они стали двумя впервые встретившимися псами.

Внезапно Тем, остановившись, выпрямился, расправил плечи и строго взглянул на Даллас.

— Я не собираюсь смеяться, мисс Толстосум, — произнес он низким голосом. — Мы — серьезная семья.

Кэрри сразу же поняла, что Тем передразнивает отца. У него была та же гордая осанка, та же походка, тот же твердый, упрямый подбородок.

Даллас встала перед братом. Когда она взглянула на него снизу вверх, ее ресницы затрепетали.

Из маленькой девочки она вдруг превратилась в сексуальную, легкомысленную красавицу.

— Тарелки, — тоненько пропищала она, — грязные, как я и думала. Мы оставим их, а когда вернемся, они будут вымыты доброй феей.

У Кэрри возникло подозрение, что Даллас изображает ее саму. Это чувство переросло в уверенность, когда раздался громкий хохот Джоша. Бросив на него косой взгляд, ясно говоривший:

«Смейся, смейся, но ты об этом еще пожалеешь», — она снова повернулась к детям.

Кэрри была поражена той искусной веселой пародией на нее саму и Джоша, которую они создали.

Они обыгрывали самые незначительные моменты, заставляя Кэрри и Джоша смеяться до слез. Но когда дети принялись изображать, как Кэрри и Джош реагируют на прикосновения друг друга, взрослые начали предостерегающе покашливать.

— Ты взяла меня за руку, — говорил Тем. — Я не могу терпеть этого. Я должен обнять тебя, целовать. — Приложив одну руку ко лбу, а другой обнимая Даллас, он выглядел, как человек, которого что-то ужасно мучит. — Но нет, я не должен. Я не должен тебя трогать.

— О, трогай меня, пожалуйста, ты такой большой и красивый, — отвечала Даллас, глядя на Тема глазами, полными обожания.

— Твои дети — бессовестные сорванцы, — повернулась Кэрри к Джошу.

— А я думал, это наши общие дети.

— Ну уж нет, только не сейчас.