* * *

Наташа

Вот и закончился июнь, просквозивший чередой тусклых и солнечных дней, ливней, грохота и сверкания гроз и мелькания тополиного пуха. Первое июля. Пятница. За стеклами потемневшего салона назревает очередная гроза. Она вот-вот должна родиться, но медлит, дразнит, то ахнет далеким громом, то на миг озарит торговый зал невидимой молнией.

Внезапно, как позывные грядущей грозы, раздается торжественная фуга Баха. Достаю из кармана брюк звенящий и содрогающийся сотовый. Звонит Нинка:

– Натка, выручай. Я загружена по самую маковку, а тут еще твой Королек напрягает. Возьми убийство Владьки на себя. Серьезно, подруга. Пускай Королек теперь перед тобой отчитывается. Насчет грошей не беспокойся, за мной не заржавеет.

– Брось, Нинка, я могу и бесплатно.

– Она еще спорит! Время ты будешь мне экономить? Будешь. А время – деньги. В общем, так, мать. Я уже сказала Корольку, что теперь мои интересы представляешь ты. Действуй.

И она пропадает, оставив вместо себя гудки отбоя.

Не проходит и часа, как мобильник вновь подает голос, и вслед за баховской фугой в мое ухо врывается благородный баритон Королька:

– Собираюсь вечерком навестить некоего человечка. Полагаю, тебе небезынтересно будет с ним пообщаться. Колоритный субъект.

– Это как-то связано с делом Владика?

– Никаким боком. Ну как, едешь со мной?

А, где наша не пропадала! Соглашаюсь.

Когда, раскрывая на ходу зонт, выпархиваю из салона, над отсыревшим, захлебывающимся водой городом свирепствует ливень. Королек поджидает меня в своем «жигуле». И мы, как выясняется по дороге, отправляемся в гости к его приятелю с английским прозвищем Шуз.

Льет без передышки. Автомобили плывут маленькими катерами. Иные застревают и сиротливо стоят, брошенные хозяевами несчастные железные коробки. Демонстрируя чудеса мастерства на грани фола, Королек виртуозно лавирует между едва плетущимися авто, и мы, то и дело чудом выбираясь из очередной пробки, довольно скоро причаливаем к «хрущевке» Шуза.

Приятель Королька слегка напоминает Пьера Ришара: худой, носатый, с гривой ржаных всклокоченных волос, лягушачьим ртом и мощными линзами очков.

При виде меня этот, по словам Королька, охальник и обалдуй, страшно смущается, тщетно пытаясь скрыть грандиозные дыры на носках. В квартире полный кавардак, словно здесь побывали воры. И не раз. Шуз суетится в поисках тапок для меня; переворошив завалы тряпья, раскапывает стоптанные кожаные шлепанцы. Затем под благовидным предлогом утаскивает Королька на кухню, и оттуда доносится шипящий, скорее всего, с применением табуированной лексики диалог приятелей. Как понимаю, Шуз выговаривает Корольку за то, что пригласил даму, предварительно его не предупредив. Королек возвращается, ухмыляющийся и довольный.

– Шуз приготовит фирменный кофеек, – сообщает он, потирая руки. – На это он мастак. Не вздумай при нем заговорить о растворимом кофе, перестанет считать тебя за человека.

После чего переводит разговор на то, что Шуз – компьютерный бог, загребает кучу денег, жаль, тратит их бездарно.

И тут только до меня доходит: да он же сватает за меня этого бесхозного старого холостяка! А его не слишком лестный отзыв о Шузе – хитрая уловка: я приготовилась увидеть монстра, а обнаружила довольно приличного, неприспособленного к жизни парнишку. Даже захламленность его квартиры как бы взывает к женским рукам. Злюсь на Королька, точно он меня предает.

Через какое-то время в комнате возникает Шуз, овеянный упоительным ароматом кофе. Теперь на нем вполне сносная зеленая футболочка, а вместо донельзя заношенных шорт – почти новые джинсы. Драные носки он снял и шествует босиком. С загадочной улыбкой Будды переступая длинными, как лыжи, ступнями, он бережно несет поднос с кофейником и тремя чашечками.

Друзья-приятели тотчас принимаются подкалывать друг друга. При этом Шуз не сводит с меня смущающе пристального взгляда. Уж не влюбился ли? Когда часа через полтора прощаемся, он таращится на меня так, что вгоняет в краску, и костлявыми пальцами, как клешнями, до боли сжимает руку. Вот чудак-человек!

На улице ливня нет и в помине, только полно луж, и все вокруг мокрым-мокро. Казалось, небо выльется вместе с потоками воды, ан нет: над головой изумительная чистейшая голубизна, и в насыщенном озоном воздухе стоит дурманящий запах недавно скошенной травы.

– Славно тебя помыли, – Королек похлопывает по мокрому, усеянному капельками влаги капоту «жигулей». – Застоялся, дружище? Ничего, сейчас побежишь.

Как у него все просто и ясно. Любит свою машину, Анну, город, работу, какой бы грязной и тяжелой она ни была. Это его мир, осязаемый, плотный, чувственный. Теперь он поглаживает «жигуль», а ночью будет ласкать Анну, гордую и красивую, как Юдифь.

Едем по направлению к моему дому. И я вдруг почему-то думаю о том, что Королек живет у Анны на птичьих правах. Свою квартирку он оставил бывшей жене, так что если расстанется с Анной, ему некуда будет податься – кроме «жигуля» да личных вещей у него наверняка ничего нет. Зарплату он – кто бы сомневался! – всю отдает Анне, не утаивая, не оставляя заначки.

Как странно складывается его жизнь. От жены и ребенка ушел, живет с женщиной, которая намного старше его и детей иметь не может.

Смотрю сзади на выпуклый затылок Королька, длинную крепкую шею (на ее правой стороне крупная родинка), прямые сильные плечи, и вдруг до слез становится жаль его, неколебимо уверенного в себе – и несчастного.

– В нашем доме случилось ЧП местного масштаба, – говорю, чтобы что-то сказать. – Во втором подъезде умерла старушка, чудесная женщина, Ада Аркадьевна. Интеллигентка до мозга костей. Решила побаловаться чайком – и скончалась, а чайник выкипел и едва не спалил квартиру. Был он, кстати, со свистком и свиристел до самого своего последнего смертного часа.

– И в чем проблема? – пожимает плечами Королек.

– Да не по себе как-то. Представляю, как отчаянно кричал дымящийся, раскаленный, пышущий жаром чайник, когда его хозяйка лежала в прихожей мертвая. Как живое страдающее существо. Точно он – глухонемой свидетель, который видел все, но не может рассказать. Он яростно ревет, а его никто не понимает, и – главное – не желают понять.

– Признайся, часом стихи не пишешь? – усмехается Королек. – Однако твои вирши в прозе пронзили мое ментовское сердце. А ментовская интуиция подсказывает, что твоя старушка с чайником заслуживает внимания. Добро. Выясню у коллег, что там случилось на самом деле.

* * *

Суббота, второе июля. С полудня зарядил мельчайший дождик, настолько незаметный, что только лицом ощущала его холодноватую влагу, да асфальт стал мокрым и темным.

Моросит и сейчас, каплями оседая на стеклах. Не могу уснуть. В неясной тоске брожу по квартире. С той поры, как в мою жизнь вломилась Владькина смерть, беспокойно ожидаю чего-то. И когда внезапно бренчит доставшийся от родителей перебинтованный скотчем телефон, невольно вздрагиваю.

– Поздравь, подруженька, у меня появился мужичок, закачаешься! – ликует в трубке Нинкин голос. – Красавец. Галантерейный до ужаса. Ручки-ножки целует, а в постели… Не буду углубляться, чтоб не завидовала.

– Ты где его отхватила?

– Случайно, на автозаправке. Такой импозантный! Натка, я только жить начала! Владька, земля ему пухом, в койке был чурбан чурбаном, а я – балда балдой. И по наивности-то считала, что так и надо. Видела по телику всякий-разный секс и не верила: это они, дескать, так, для красоты. А теперь с самой такое происходит!

– Ой, Нинка, ты ж недавно только мужа похоронила, а уже… Срамница. Гляди, не вынесет покойник этого безобразия, явится к тебе ночью.

– Пусть только сунется, – воинственно отвечает Нинка. – Я ему все выскажу, козлу! Так врежу за свои потерянные годы, за слезы и обиды – еле ноги унесет!