Мавранос шагнул назад, чтобы заглянуть за телевизор, и нахмурился – несомненно, аппарат не был включен в сеть.
– Анжелика, дай мне пива, пожалуйста, – сказал он, протянув левую руку и не сводя глаз с телевизора. Правой рукой он все так же сжимал револьвер, и Кокрен подумал, что он может на самом деле стрельнуть в экран, если догадается обернуть руку с оружием подушкой, чтобы заглушить выстрел.
Анжелика наклонилась к переносному холодильнику, выудила оттуда банку, с которой капала талая вода, открыла ее и, дотянувшись, вложила в подставленную ладонь.
– Спасибо. – Мавранос наклонил пивную банку над вентиляционными отверстиями задней крышки телевизора и, после того как пиво несколько секунд журчало по радиодеталям, изображение на экране внезапно сделалось черно-белым, как на экране радиолокатора, а в углу появилась нечеткая фигура, показавшаяся Кокрену похожей на рисунок из комикса, – силуэт толстяка с большими ягодицами, коротенькими округлыми конечностями, густо усыпанного бородавками; звук сделался погромыхивающим шорохом, усиливавшимся и стихавшим в такт шевелению губ, складываясь в слова: et… in… arcadia… ego.
Потом экран мигнул и сделался темным и неподвижным; теперь у стены стоял всего лишь испорченный телевизор, из которого снизу сочилось пиво. Мавранос с отсутствующим видом допил остатки и звучно поставил банку на комод.
Несколько секунд все молчали, и лишь далекая туманная сирена взывала во тьме.
Мавранос призвал всех ко вниманию, воздев револьвер над головой, и посмотрел на часы.
Кокрен начал понемногу расслаблять плечевые мышцы и осторожно потрогал кровоточащую ссадину на лбу.
Сирена загудела снова, и Мавранос опустил руки. Его лицо не выражало ровным счетом ничего.
– Который час? – спросил он.
– Ты только что посмотрел на часы! – отозвалась Анжелика.
– Ах да. – Мавранос снова взглянул на часы. – Четверть пятого. Пора начинать представление. – Он вздохнул, содрогнувшись всем телом, и потер лицо ладонью. – Давайте-ка трогаться. Анжелика, собери свои колдовские причиндалы, и пусть Пит отнесет их вниз, в машину, а ты прикрывай его с пушкой, да не забудь бутылку с кровью Скотта. Только не кладите ничего в задний отсек – мы отнесем Скотта вниз и положим туда. Я поведу пикап, а Пит – «Гранаду» мистера Кокрена…
Пламтри вышла из ванной; Кокрен за ярд учуял в ее дыхании запах «Листерина» и все же стеснялся смотреть ей в глаза. А она сунула руку в карман джинсов и извлекла пачку купюр.
– Эй, мальчик, – обратилась она к Кути. Когда он поднял голову, она протянула ему деньги. – Это тебе. Сотня… Длинная история, так что не спрашивай. Я хочу отдать их тебе на случай, если нам… если мы как бы не встретимся толком. – Кокрен решил, что в ее голосе угадывается грубоватое сочувствие. – Чтобы без обид…
Кути держал в руках желтое детское одеяльце, которое в «Солвилле» дала ему лысая Диана, но он перегнулся через кровать и взял деньги.
– Спасибо, Дженис Корделия Пламтри, – сказал он.
– Дженис Корделия может поехать на переднем сиденье «Гранады», – поспешно продолжил Мавранос, а Анжелика будет сидеть сзади, готовая выстрелить. Давайте-ка пошевелимся! Чтобы через пять минут никого из нас тут не было.
Анжелика закинула на плечо рюкзак и взяла бутылку из-под виски.
– Почему ты так торопишься, Арки? – недовольно спросила она. – До восхода еще не меньше часа, к тому же ты сам говорил, что туда и пешком недалеко.
Мавранос сначала выглянул в глазок и лишь после этого снял цепочку и распахнул дверь.
– Эта сирена – та самая, которая сейчас прогудела, – повторяется через пятнадцать секунд, а не двадцать, и звук у нее другой. Это другая сирена.
Пит отсоединил клеммы зарядного устройства от контактов одного из аккумуляторов Мавраноса и поднял его обеими руками.
– Ну и что? – спросил он, тяжело дыша. – Может быть, ветер переменился.
– Пит, так не делают, – нетерпеливо ответил Мавранос, – иначе от маяков и их сирен не было бы никакого толку, согласен? Мы все… мы армия Скотта, королевская армия, и в этом качестве мы не будем существовать по-настоящему до тех пор, пока потенциал его воскресения не станет реальностью. Наша волновая форма должна выпадать как единица, а не как ноль. И я думаю (к этой мысли меня приводит эта неправильная сирена), что сейчас мы представляем собой фрагментированную волновую форму, что мы к тому же психически находимся не только здесь, в мотеле на Ломбард-стрит, но и где-то еще.
– Итак, – развела руками Анжелика, – что нам делать?
– Что ты хочешь от меня? – рявкнул Мавранос. – Мне приходит в голову лишь одно – отправиться в этот безумный храм на полуострове, не снарядившись толком, и даже без помощи нашей престарелой телезвездочки-посредника, и надеяться, что нам удастся собрать себя воедино. – Он окинул взглядом комнату. – А где же Кути?
– Снаружи, – ответила Анжелика. – Помахал рукой перед лицом, что, дескать, хочет подышать свежим воздухом, и вышел из комнаты. – Она поспешно открыла дверь и позвала: – Кути! – потом высунула голову и вдруг метнулась по галерее к лестнице. Кокрен услышал ее приглушенный расстоянием голос: – Записка! Вот черт!.. «Не могу участвовать в этом с вами. Простите». Пит, он сбежал!
К тому времени Кути уже успел крадучись спуститься по лестнице, перебежать через стоянку к тротуару Ломбард-стрит и теперь был рядом с такси, притормозившим у тротуара, после того как он, без особой уверенности в успехе, помахал рукой. Открыв заднюю дверь, он забрался в машину. «Все же лучше, чем прятаться где-то за мусорными баками, – нервно думал он, – и сейчас я могу себе это позволить, спасибо мисс Пламтри». Он поерзал на сиденье, заталкивая одеяльце в карман.
Водитель, пожилой чернокожий мужчина, с сомнением оглянулся на него.
– У тебя все в порядке, сынок?
– Да, – тяжело дыша, ответил Кути. – Поезжайте, пожалуйста.
– Я, знаешь ли, не люблю спешки. – И, словно в подтверждение своих слов, он наклонил голову и прислушался к словам диспетчера по радио. – И не люблю возить людей, у которых может не оказаться денег, – добавил он после паузы. – Куда ты хочешь ехать?
Кути оскалил зубы от нетерпения и попытался припомнить название хоть какого-нибудь места в Сан-Франциско.
– Чайна-таун, – сказал он.
– Тогда, сынок, лучше дай мне десятку сразу. А когда приедем, я отдам тебе сдачу.
Кути поспешно вытащил из кармана деньги, полученные от Пламтри, поднес к окну, чтобы в свете ближайшего фонаря рассмотреть цифры на них, и через спинку переднего сиденья протянул водителю две пятерки.
Только после этого таксист взялся за рычаг коробки передач, и машина отъехала от тротуара. Кути крепко сжал губы и смигнул слезы, навернувшиеся на глаза от страха перед содеянным, но не стал оборачиваться к заднему стеклу.
Анжелика бегом поднялась по лестнице. Во многих номерах мотеля после землетрясения еще горел свет, да и двери были открыты не только в той комнате, перед которой стоял Мавранос.
– Нигде не видно, – сказала она Мавраносу, как только вошла в комнату и закрыла за собой дверь. – Мимо проезжало такси, он мог быть в нем, но с таким же успехом мог и не быть. Тем более что знак компании я все равно не разглядела. – Она повернулась к Пламтри, и было ясно, что лишь крайняя усталость удерживает ее от вспышки гнева. – Большое спасибо, что дали ему денег для бегства.
Пламтри прищурила глаза, но тут же расслабилась и лишь поджала губы.
– Он все равно сбежал бы – прочтите записку до конца. И если на эти деньги он взял такси, то лучше порадуйтесь, что он не идет пешком среди ночи по этому району.
– Дайте мне записку.
Пит Салливан молча протянул Анжелике тот самый листок с монограммой мотеля «Стар», который она обнаружила на перилах галереи, придавленным стаканом из мотеля, и она напряглась, чтобы сфокусировать взгляд утомленных глаз на неровных строчках, накорябанных шариковой ручкой:
