Мавранос уставился на нее. «Надо бросить здесь этих неудачников, – подумал он. – Вернуться в машину и свалить как можно скорее».
– Нет, Арки, – резко сказала Анжелика, в упор взглянув на него. – Именно она собирается позволить Крейну воспользоваться своим телом.
Пламтри обвела их взглядом.
– Ну, да. А что вы… – Ее налитые кровью глаза широко раскрылись от осознания всей картины. – Мой бог, вы собирались позволить сделать это ребенку?! Да чтоб вас! Вы, ребята, хоть понимаете вер-хо… вероятность того, что Крейн не сможет потом вернуться в свое прежнее тело? Что ему придется остаться в том, какое он получит вроде как временно?
– Мы это понимаем, – сказал Кути. – Я это понимаю. Но если этого не сделать, нас всех непременно убьют. Наш телевизор сегодня сгорел, и… Ну, это следовало бы видеть. И еще, – добавил он, бросив испуганный взгляд на Мавраноса, – я полагаюсь на заверения Арки, что Крейн не оставит себе мое тело, если у него вообще что-нибудь получится.
– Ну, такого шанса у него не будет, – сказала ему Пламтри, улыбнувшись через силу, но, кажется, с добродушным смущением. – Этим займусь я.
– Чертовски верное решение, – бросила Анжелика.
– Кути был прав, – сказал Мавранос, – когда говорил, что нам нужно разрулить эту ситуацию, остановить эту волну вероятности, пустить дневной свет в коробку с шелудивой кошкой Шредингера. Пока настоящий король не возьмется за дело, мы все открыты (черт возьми, освещены прожекторами!) и практически беззащитны. Вы остановились в мотеле или какой-то другой ночлежке?
– Д… да, – осторожно ответил Кокрен.
– Ну так я вас поздравляю: у вас поселятся четыре гостя. Надеюсь, что персонал закроет на это глаза. Судя по всему, делом – возвращением к жизни – мы займемся завтра рано утром, так что нам и смысла нет селиться в разных комнатах того же мотеля. Из того места, где мы остановились, нас несколько часов назад выгнали какие-то ходячие магазинные манекены, и…
Кокрен поперхнулся «Сингапур слингом».
– А они, – осторожно спросил он, размазав рукавом по губам красную жидкость, – двигались синхронно, как куклы на одной веревочке?
– Именно так, – уверенно подтвердил Мавранос. – И мне вдруг резко разонравилось, что тело Скотта лежит в машине, знаете ли… Давайте-ка выберемся отсюда и поедем к вам в мотель. Втроем – я, ты и Пит – мы легко перенесем Скотта в комнату. А там займемся приготовлениями.
Кути кивнул, и Анжелика мрачно посмотрела на него.
– Допейте все до капельки, – потребовала Пламтри с жутковатой вымученной веселостью, – в Китае у бедняков нет денег на выпивку.
До китайского Нового года оставалось две недели, но когда все шестеро вышли из бара и двинулись на юг по Грант-стрит под выступающими, как у пагод, крышами домов, выкрашенных красной и золотой краской, мальчишки азиатской внешности на велосипедах, густо обвешанных разноцветными ленточками, бросали им под ноги гирлянды петард, так что у них в ушах звенело от стаккато взрывов, носы их обжигал запах пороха, напоминавший о жареной курятине, и Кути шагал по измятым клочьям красной бумаги, темневшим на мокром асфальте, как опавшие лепестки роз, и когда они вступили на мокрые газоны Портсмут-сквер, бродяги и пьяницы уступали дорогу и вроде бы кланялись им, или, по крайней мере, кивали.
Когда они расселись по двум машинам – Пламтри ехала на переднем сиденье рядом с Мавраносом, а Пит в «Гранаде» с Кокреном, как для обоюдного контроля, так и для того, чтобы никто не заплутал в поисках мотеля «Стар», – вороны и пересмешники вились над машинами, катившими по Ван-Несс-авеню, и похоже, дрались в сером небе.
На перекрестке с Ломбард-стрит, на вершине Русского холма, где правый поворот привел бы на украшенную роскошными клумбами и вымощенную брусчаткой «самую извилистую улицу в мире», они свернули налево, проехали по прямой дороге между барами, авторемонтными мастерскими, винными магазинами и мотелями и через три квартала друг за дружкой свернули еще раз налево, на дорожку, ведущую к стоянке мотеля «Стар».
Когда они припарковались и вылезли из машин, Анжелика и Пламтри встали бок о бок у кормы красного грузовичка Мавраноса, покрытого въевшейся пылью, чтобы посторонние не видели, как Пит, Кокрен и Мавранос вынули тело Скотта Крейна из-под брезента. Покойник был теперь одет в джинсы и белую рубашку, и Кокрен старательно отводил глаза, чтобы не смотреть на пропитанную кровью повязку, стягивавшую бедро прямо поверх джинсов.
Тело не окоченело, а оставалось расслабленным, и они, общими усилиями держа Крейна вертикально, миновали автоматы со льдом и кокой и поднялись по лестнице в комнату Кокрена; Пламтри с ключом поспешила обогнать их и распахнула дверь как раз к тому моменту, когда мужчины внесли мертвого короля на площадку.
Там Скотта Крейна уложили на ту кровать, где не было самодельной уиджи, Мавранос распрямил руки и ноги убитого и распутал седоватую бороду, сбившуюся вокруг отпиленного обрубка гарпуна, вертикально торчавшего из горла. В комнате было все еще сыро, после того как Пламтри и Кокрен принимали душ с утра, и пахло прогоркшей салями и несвежей одеждой.
– Прямо как Чарлтон Хестон в «Сиде», – с напускной бравадой воскликнул Кути. – Умер, но все еще ведет войско.
– Он совершенно холодный, – пропыхтел Кокрен, отступая назад и растирая напряженные почти до судорог руки. Сердце его колотилось так, словно напрягаться пришлось не две-три минуты, а куда дольше, и его бил озноб из-за иррационального ужаса, что снова пришлось прикоснуться к мертвому телу.
– Как вам только… в головы пришло, что он… – Его голос сорвался, он повернулся к телевизору и с трудом перевел дух.
– Эту комнату неплохо бы проветрить, – сказала Анжелика, ловко отвлекая всех от кратковременной утраты контроля над ходом событий. – Кути, посмотри, нельзя ли открыть окна, а я пока спущусь к машине за колдовскими принадлежностями.
– Я к этому свинарнику не имею отношения, – сказала Пламтри. – Меня тут вообще не было.
– Колдовские принадлежности… – произнес Кокрен, самым равнодушным тоном, на какой был способен, и бросил обиженный взгляд на Пламтри, отчетливо ощутив магнитофонную кассету в кармане рубашки и французский молитвенник в ящике тумбочки.
Мавранос сунул руки в карманы куртки и в упор посмотрел на Кокрена.
– Вынужден попросить тебя отдать мне твою пушку, – сказал он. – Мне почти стыдно говорить об этом, раз уж мы все сейчас на одной стороне и моя толпа вторглась в ваше жилище на эту ночь, но ведь мисс Пламтри сама сказала, что три дня назад ею завладел ее отец и она только сегодня утром сумела вернуться в себя, а ты, как выяснилось… предан ей. Я не могу положиться…
– Конечно, – сказал Кокрен, стараясь говорить ровно, чтобы сдержать рефлекторный гнев. Он медленно сунул руку за спину и отстегнул кобуру от ремня. А потом бросил пистолет в замшевом чехле на тумбочку у двери в ванную.
Мавранос подался вперед и взял оружие левой рукой, не вынимая правую из кармана куртки.
– Спасибо, – буркнул он. – Если влипнем в неприятности, я верну его тебе.
Кокрен лишь кивнул. «Я отлично его понимаю, – говорил он себе, – и на его месте сделал бы то же самое».
Тяжело топая по ступенькам, в комнату поднялась Анжелика с зеленым рюкзаком, и Кокрену пришлось убрать табличку «НАДА» и бумаги со своей кровати, потому что Анжелика сразу принялась выгружать на нее содержимое рюкзака.
Она вынула оттуда несколько связанных резинкой гибких веточек, от которых слабо пахло эвкалиптом.
– Мирт, – пояснила она. – Читала, что это священное дерево Диониса. И бутылка вина, чтобы мы все выпили в его честь.
Кокрен дрожащими руками взял бутылку, которую она достала из рюкзака. Это было каберне совиньон 1975 года, производства Кенвудской винодельни; на этикетке, повыше надписи, красовалось стилизованное изображение скелета, прислонившегося к травянистому склону.