Я попала в беду.

Точнее мой братик попал в беду, а я понятия не имею, как ему помочь.

Жора, мой братик, с раннего детства увлекался машинами. Уже будучи пацаном, он сумел выменять у соседа, выпивохи, разобранный мопед, который самостоятельно и собрал в нашем покосившемся гараже.

Гараж достался от отца. А папа наш был тем человеком, который однажды вышел за хлебом и решил больше не возвращаться. Мать нас тянула одна.

В старшем классе брат за бесценок приобрёл у другого соседа раскуроченные «Жигули». Несколько месяцев с ними возился в свободное от уроков время. Чинил, подваривал, перетянул всю проводку, перекрасил. В общем, сделал из совершенно убитого куска железа новенький приличный автомобиль, который продал другому соседу за вполне приличную сумму.

Тогда-то братик и понял, чем будет заниматься.

Следующей машиной, которую он приобрёл под восстановление, стала иномарка. С этой машиной он возился чуть дольше, но сумма, за которую её потом продал, всё окупила.

А потом умерла наша мама. На пешеходном переходе её сбил какой-то мажор. А потом, из материалов дела, выяснилось, что она сама прыгнула ему под колёса. И все свидетели, вдруг, резко изменили показания. Нас, как наследников, даже попытались заставить выплатить ущерб! Но, то ли дело замяли, чтоб шумиху не поднимать, то ли у этих людей проснулись оставшиеся крупицы совести. В общем, о нас забыли.

Братик, к тому моменту уже окончил школу и был совершеннолетним. Учиться дальше он попросту не мог – надо было зарабатывать деньги. Что он и начал делать, покупая старые или битые автомобили и самостоятельно их восстанавливая.

Так мы и жили. Я училась. Вначале в школе, потом в институте, а мой братик работал. Не могу сказать, что денег было много, но хватало. Братик меня одевал, обувал, кормил. Мне оставалось лишь учиться, да заниматься домашними делами.

Так я закончила школу и поступила в университет. Братик говорил, что выучусь, найду хорошую работу и буду большим человеком! Он так красиво и вкусно об этом рассказывал, что я просто таяла от его слов. И училась, училась, училась…

Он по-прежнему занимался машинами. На него уже работало трое или четверо парней. Самостоятельно братик в машинах уже почти не ковырялся, только искал развалюхи, да продавал полностью готовые. В будущем, как мне однажды сказал, он рассчитывал и вовсе найти человека, который займётся даже поиском и продажей авто. Братик же мечтал открыть собственный салон…

Все мечты рухнули в одночасье. Однажды он отправился с друзьями в клуб, а там к его очередной девушке настойчиво начал подкатывать какой-то парень. Слово за слово и этот парень с моим братиком вышли поговорить. Братик парой слов и двумя ударами доходчиво объяснил, что к его девушке приставать не следует. Они, вроде бы, друг друга поняли и даже пожали руки.

Однако это лишь начало истории.

Следующим утром я приготовила братику завтрак, он быстро поел и, поцеловав меня на прощание в щёчку, спешно уехал смотреть очередную машину. Я планировала прибраться в квартире, а потом засесть за учёбу. Моим планам не суждено было сбыться.

Я лишь успела помыть посуду, когда в дверь позвонили.

– Кто там? – спросила я, одновременно прикладываясь к глазку.

На лестничной клетке стояли двое молодых мужчин, а позади две пожилые соседки. С пятого и с седьмого.

– Полиция, открывайте, – раздалось в ответ.

Не ожидая никакого подвоха, я отперла дверь.

– Что-то случи… – не успела я договорить, так как двое мужчин, уверенно меня отодвинув, прошли в квартиру. Разуваться или надеть бахилы, они даже не подумали.

– Капитан Саркисян, – представился один из вошедших, ткнув мне в лицо раскрытую красную корочку. – Отдел по борьбе с наркотиками.

Второй мужчина тоже продемонстрировал мне служебное удостоверение, но не произнёс ни слова.

– Понятые, проходите, – сказал Саркисян.

Две соседки прошли в квартиру. Я стояла и не могла вымолвить ни слова. Я вообще не понимала, что происходило.

– Где комната твоего брата? – посмотрел на меня капитан.

– Т-там – указала я.

– Понятые, прошу за мной, – сказал Саркисян.

Все четверо направились в комнату моего братика. В этот момент с меня спало оцепенение. Я закрыла дверь и поспешила за ними. Когда я вошла, полицейские уже открыли шкаф и скидывали на пол вещи братика. Так получилось, что я была дальше всех от места действия, однако я отчётливо видела, как Саркисян достал из кармана большой зип-пакет с коричневым порошком и попросту кинул его к дальней стенке одного из отделений.

– Эй! – воскликнула я. – Ты что делаешь!

– Не «ты», а «вы»! – строго посмотрел на меня капитан.

А уже в следующий миг он достал этот самый зип-пакет с коричневым порошком.

– Понятые, прошу засвидетельствовать нахождение пакета с героином в шкафу подозреваемого. Прошу отметить особо крупный размер найденного вещества, – он демонстративно его взвесил на ладони. – Около полукилограмма.

– Да ты же его сам только что туда бросил! – воскликнула я.

В тот же миг ко мне подошёл второй полицейский и, наклонившись, сказал на ухо:

– Будешь пиздеть, мы сейчас и в твоей комнате что-нибудь найдём.

Вот тут-то мне стало по-настоящему страшно. Страшно оттого, что я не могла вообще ничего сделать. Я много раз слышала, что органы правопорядка подкидывают наркотики, но никогда, даже в самых страшных кошмарах, не могла представить, что сама окажусь жертвой такой подставы. Мой братик даже алкоголь не пил! Тем более никогда и никаких дел не имел с наркотиками!

На моих глазах две соседки подписали протокол о том, что своими глазами видели, как у братика нашли зип-пакет с наркотиками. А после, не сказав мне ни слова, все четверо ушли.

Я сразу принялась звонить братику, но его мобильник был выключен. Как позже выяснилось, в это время он уже находился в «обезьяннике».

Дальше оказалось ещё интереснее. Капитан Саркисян, как выяснилось, старший брат того самого типа, с которым братик повздорил в клубе.

Меня несколько раз вызывали на допросы, где я проходила как свидетель, и следователь мне намекнул, что могу пойти и как соучастница, если не буду сотрудничать.

Братику вменяли хранение и сбыт наркотических средств в особо крупном объёме. Фактов сбыта подтверждено не было, но следователя это совершенно не смущало.

– Я эту суку минимум на десятку закрою, – в лицо сказал мне Саркисян. – Дело попадёт к нужному судье, не волнуйся.

У братика взяли кровь на анализы. Ничего в ней, естественно, не нашли, но следствие это, опять же, не смущало. Этих уродов, дорвавшихся к власти, вообще ничего не смущало.

А сотрудничать я отказалась. Против брата не пойду даже под угрозой расстрела. Он мой единственный родственник, и я его люблю.

Конечно, я пробовала поговорить с Саркисяном и как-то загладить вопрос, но тот оказался непреклонен.

Мне ничего не оставалось, как обратиться к адвокатам. Те, которые нам с братиком были по карману, когда вникали кто ведёт дело, с чего оно вообще началось, моментально отказывались.

– Без шансов, – сказал мне один. – Там целая семья орудует. Они пролезли во всю судебно-исполнительную систему. Можете хоть обезьяну на место адвоката посадить – это не сыграет никакой роли.

Я обратилась к нескольким адвокатам, чьи услуги стоили существенно дороже, рассчитывая взять кредит, пусть и немалый, но вытащить братика. Эти адвокаты тоже отказались.

Сказать по правде – я отчаялась. Два дня я просто плакала, не в силах даже встать с кровати. Безысходность душила, рвала душу на клочки. Оказалось, что в нашей стране обычные люди не защищены вообще. Никак. Ни в чём невиновен? Ничего, мы найдём у тебя наркотики и будешь виновен.

Моя жизнь рушилась, и я ничего с этим не могла поделать…

Постепенно я немного отошла. Даже начала ходить на учёбу. Жизнь продолжалась и требовалось как-то продолжать жить. Я не оставляла надежды помочь братику, но понятия не имела как.