Третье сообщение от Луны. Я сделал глубокий вдох и сказал себе, что она просто мой лучший друг, с которым я провел все дни своей жизни, не считая последних нескольких месяцев.

Луна: Когда ты будешь готов?

Этого приглашения было достаточно, чтобы я сразу же натянул кожаные кроссовки Prada и выдвинулся.

Луна глядела сквозь облака, пробиваясь сквозь уходящие лучи заката, и я подумал, что она смотрится очень уместно.

– Как тебе эта бейсбольная бита?

Трент Рексрот открыл дверь, осматривая биту в руках под углом. Угрожать мне тяжелыми предметами было у нас семейной шуткой с тех пор, как стало очевидно, что я очарован Луной.

Они использовали слово «очарован», потому что «сходил с ума» звучало плохо. Но все знали, что я нахожу «очаровательными» куриные крылышки и винтажное порно, но не Луну. С Луной все по-другому. Любовь. Страсть. Одержимость. Выбирайте сами.

Не то чтобы я когда-нибудь говорил ей об этом.

Я уверен, что она в курсе.

Я прощемился в дом Рексротов, игнорируя биту, которой Трент ударял по воображаемым предметам. Мы с ним были приятелями. Он и мой отец, Дин, лучшие друзья. Трент тренировал детскую команду, он привел меня в мир футбола. Я засунул руки в карманы кожаной куртки, надетой поверх толстовки (я не носил толстовки с символикой школы – даже у капитанов они были ужасно отстойными) и пошел за ним.

– Как твой средний палец? – спросил Трент.

– Все еще работает, сэр. Раз уж мы заговорили о фаллических жестах, папа сказал позвонить ему.

Мы болтаем? Ну да. Но что за хрень? Я и так уже на взводе.

– Твой папа не берет долбаную трубку, – ответил Трент.

Эди, его жена, крикнула откуда-то сверху:

– За языком следи.

Я поднял брови и посмотрел на Трента, и мы оба засмеялись, когда Рэйсер, семилетний брат Луны, ворвался в комнату, тыкая игрушечной машинкой мне прямо в лицо.

– Найт! Посмотри! Посмотри, что моя сестра привезла мне из Аппалачского! Это уже пятая, хотя еще даже не Рождество.

– Это круто, чувак. Твоя сестра классная. – Я взлохматил его кудрявые волосы, посмотрев вопросительно на Трента.

Таких здоровяков, как я, было немного, но Трент был одним из нас. Он указал наверх.

– Удачи.

– Зачем мне удача?

– Она девушка-подросток. Удача не будет лишней.

Я покачал головой, пытаясь успокоиться. Я в бешенстве. В бешенстве уже четыре месяца, в течение которых мы играли в виртуальные прятки. В бешенстве от пощечины, которая все еще ощущалась на моей коже. В бешенстве из-за поцелуя с Поппи Асталис. Если Луна узнала, то точно подумает, что я пихаю член во все, что движется.

Я поднялся наверх к комнате Луны, постучал и сразу же открыл, не дожидаясь ответа. Она сидела на кровати с ноутбуком на коленях и смотрела на меня. Такая же, какой я ее запомнил. С идеальными серыми глазами, идеальной смуглой кожей и идеальными губами – слегка неровными зубами, которые превратили ее из просто красивой в захватывающую дух сирену. Улыбка расплылась на моем лице, несмотря на беспорядок в наших, так называемых, отношениях.

– А что если бы я была не одета? – показала она с улыбкой.

– Я рассчитывал на это. – Я провел языком с пирсингом по нижней губе.

– Прости, что разочаровала.

– Никогда не поздно исправить ситуацию.

– Ты ужасный. – Она захихикала и покачала головой.

– Ты хорошая.

– Что плохого в том, чтобы быть хорошей?

– Не так просто подкупить.

Тишина.

– Спроси снова.

– Что плохого в том, чтобы быть хорошей? – Она закатила глаза.

– Ничего, – быстро ответил я. – В тебе нет ничего плохого, Лунный свет.

В это же мгновение строгое выражение лица Луны растаяло. Она отложила ноутбук на кровать и встала, направляясь ко мне.

Я раскрыл руки, обнял ее и вдохнул запах шампуня, кожи, всего, зажмурился и подумал: дом. Как она может казаться домом? Она обмякла в моих руках, и я почувствовал, что она дрожит. Плачет. Когда она отстранилась от меня, ее лицо было искажено от боли, но слез не было. Я нахмурился.

– Что тебя пожирает? Пожалуйста, пусть это буду я.

Она попыталась рассмеяться, но смешок застрял где-то в горле.

– Мне надо тебе кое-что рассказать.

– Нам надо. Но девушки вперед.

Я хотел сказать ей: Тебе надо вернуться. А может, мы попробуем все это дерьмо на расстоянии. Мне все равно. Но ты ударила меня, это что-то значит. Я имею в виду, тебе не все равно.

Так же я хотел ей сказать: Я знаю, что ты не поверишь, что это сработает, но не пытаться больше нельзя. Четыре месяца я хотел сказать тебе это, но было странно делать это по «Скайпу». Но сейчас ты здесь, и я не отпущу тебя, пока мы не разберемся со всем.

А я еще я хотел добавить: Я целовал другую девушку при всех, но у меня было ощущение, что я изменяю тебе.

А еще пообещать ей: Это ничего не значит. Она ничего не значит.

Лунный Свет постукивала пальцами по бедрам, размышляя над словами, когда вдруг голос Эди прервал повисшую между нами тишину.

– Луна! Можешь спуститься вниз? Папа и Рэйсер уехали проводить Тео в лагерь, а мне нужна твоя помощь с выбором машинки на Рождество для Рэйсера.

Тео – брат Эди. У него аутизм. Все свое время он проводит или в центре развития «Оранжевая страна», или у Рексротов. Луна тусовалась с ним, он ее очень любит, но не выреносит меня рядом с ней. Луна извинилась и побежала вниз, оставив меня в комнате.

Я ходил туда-сюда между стенами цвета морской волны. Позади кровати была доска, на которой была разная ерунда. Пара неоконченных списков. Какие-то фотки ее с Рэйсером, Тео, Эди и Трентом. И я. Были фотографии меня. Включая ту, где я облизываю щеку Луны с озорной улыбкой, а она визжит во все горло, мы тогда были на площадке для катания на роликах два года назад. Луна была помешана на том, чтобы не покупать дорогие фотографии, но я купил две копии и вклеил одну в открытку на Рождество. Я отлично помню ее голос, когда она закричала, он до сих пор звучит в моих ушах.

Горловой, смешной, сексуальный и… что ж. Теперь у меня стояк.

Думай о грустном, Найт. Думай о чем-нибудь грустном.

А как тот факт, что я крайне редко слышал Луну? Она издавала звуки, только когда ей было больно, или от удивления, или когда пугалась. (Это было не часто, может, несколько раз в год.) Видите? Теперь стояк под контролем. Наполовину, но уже хорошо. Я сосредоточился и продолжил изучать доску.

Два билета на благотворительное мероприятие, письма от друзей по переписке со всего мира, фотографии спасенных собак, которых она брала на передержку до устройства в новые семьи.

Я обошел огромную кровать и плюхнулся на нее, заметив, как засветился ее телефон от входящего сообщения. Мне нравится, что у нее появились друзья в новом месте, хоть меня и сводит с ума то, что я не являюсь частью этого мира. Я хочу быть везде. Быть неизбежным, как она для меня.

Дзынь.

Дзынь.

Дзынь.

Дзынь.

Видимо, ее друзья в колледже настойчивые, черт.

С другой стороны, Луна сделала это и с тобой, со своим добрым огромным сердцем и теплой улыбкой. Я взглянул на телефон, зная, что не должен этого делать, но почувствовав, что должен успокоиться.

У Луны не было страниц в социальных сетях. Она посылала письмо по электронной почте раз в неделю, рассказывая, как у нее дела, иногда прикрепляя фотографии со своей соседкой по комнате, Эйприл. Один раз прислала фотографию черной лошади. Помню, как немного приревновал ее к Ониксу, размышляя над тем, что мне нужна психологическая помощь от моей зависимости. Но как много я на самом деле знаю о ее жизни? Только то, чем она захотела поделиться.

Плюс я не собираюсь открывать эти сообщения. Просто взгляну на экран, телефон останется заблокированным. Все, что мне надо, это сделать экран активным. Побейте меня, если я проведу по экрану пальцем хотя бы миллиметр. Но когда это случилось, мне даже не пришлось ничего делать. Экран вспыхнул от другого входящего сообщения, прежде чем я коснулся его, избавив меня (почти) от чувства вины.