– Дэн, – спрашивал я проходящего мимо пайщика посуды – как будешь выходные проводить?

– Буду пить и смотреть телевизор – скупо отвечал мне он.

– Очень безопасная программа выходных – делился я информацией с Джоном.

– Я в прошлые выходные пил водку и танцевал – неожиданно разоткровенничался он.

– Неужели, и что, там были девчонки?

– Много. Очень много.

– И у тебя был шанс?

– Был. Один.

– Этого мало. Ты так долго его ждал, что должен был повторить, по крайней мере.

– Я слишком стар, ты молодой и этого еще не понимаешь.

– В следующий раз возьми меня с собой.

– Ты женат! – стоял на своем Джон.

– Вы, американцы, настоящие лицемеры – нарочито сердился я.

– Вы нет?

– Все в прошлом, Джон, на секс у нас нет ни лимитов, ни обременений. Россия – свободная страна.

– Какой мужчина пропадает! – горько сокрушался я перед нашими тетками, пятью минутами позже.

– Какой мужчина? – делали стойку тетки.

– Да, Дэн.

– А чего он пропадает? – интересовались они.

– Так неженатый, делать в выходные ему, бедняге, нечего, будет пить и смотреть телевизор.

– Так, он сам наверное не хочет женится?

– Мало чего он не хочет. Многие ли в России хотят, но всегда найдется та, которая возьмется за дело с умом. У нас мужики на дорогах не валяются.

– Верно, – начинали соображать тетки – а сколько ему лет?

– Сколько тебе лет, Дэн? – кричал я ему через весь зал.

– Сорок три – отвечал он.

– Молодой, – сокрушались тетки. Большинству из них под шестьдесят – вдовы, коротающие свой век.

– Ну, и что, что молодой, вот, – Ричард, тоже молодой, а выглядит на шестьдесят.

– И не женатый, – поддерживали они мою мысль.

– Женатый он! – давил я хилую надежду на корню.

– На ком? – удивлялись женщины.

– Так, на Джулиане и женатый.

– Да ты с чего взял? Друзья они.

– Мне все равно, друзья они, или нет, но я случайно познакомился с агентом по недвижимости, когда искал себе апартаменты, – что было правдой, – так он предлагал мне воспользоваться его услугами, как постоянного агента, и, как только он узнал где я работаю, тут же, в качестве рекомендации, привел пример удачной покупки дома для семейной пары Джулиана и Ричарда.

Информация женщин потрясла. То, что они живут в Портленде – втором городе США по количеству проживающих в нем лиц нетрадиционной ориентации, никак не отражалось на их привычном восприятии мира, в котором доминируют семейные ценности.

Для наших теток подобные разговоры на рабочем месте бесплатное развлечение. Я чувствовал здесь себя как рыба в воде, но за два года работы моя зарплата не выросла ни на цент.

Я начал подыскивать себе занятие с более высокой оплатой и вскоре нашел объявление о наборе уборщиков в школу. Если на фабрике мне платили десять долларов в час, то здесь мне предлагали уже шестнадцать. Да и расстояние от дома значительно меньше, а следовательно, и еженедельные затраты на бензин снизятся вдвое.

Я прошел собеседование и мне предложили работу в качестве подменного уборщика. Это значит, что меня будут вызывать только тогда, когда во мне будет необходимость, на полдня, на день, на несколько часов после моей основной работы. Я согласился. Первое время было очень трудно. Отработав на фабрике полную смену с шести до половины третьего дня, я ехать в школу и убирал классы и туалеты до половины двенадцатого ночи. Первые три дня я думал, что вообще не смогу преодолеть присущей мне брезгливости, но постепенно чувство унижения ушло на второй план. Эта работа давала мне больше свободы и гораздо больше денег, и это решало все дело. Главное было справиться физически. Больше двух дней в неделю я не мог брать смены, хотя подработки в школе мне предлагали гораздо чаще.

Прошел год после смерти мамы и пришла пора ехать в Россию вступать в наследство. К счастью, мама перед смертью успела отменить свое завещание всех своих счетов и всего имущества на сестру, у которой даже не нашлось времени, чтобы прилететь к ней на похороны. Я порвал с теткой после этого всякие связи, равно как и с родственниками двоюродной сестры моей мамы, чей муж напрямую назвал меня виновником ее смерти. Такова специфика сочувствия у людей, склонных по роду профессии влезать в дела других людей.

– Ты убил свою мать! – написал мне выживший из ума бывший придворный журналист, некогда работавший в аппарате губернатора. Журналисты склонны к эффектным заголовкам и у них, как правило, плохо налажены логические цепочки и очень короткая память.

Узким кругом близких родственников они уже осудили меня и попутно поделили мамину квартиру, отписав ее маминой сестре. Обдумывая свой ответ на обвинение, я вспомнил историю, как он сам в молодые годы действительно убил на охоте человека, случайно приняв его по слепоте за зверя, и эта история чуть было не стоила ему свободы.

Я напомнил ему об этом случае и посоветовал впредь не лезть не в свои дела. Что мешает мне убить словом всякого, кто встает на моем пути, если я не пожалел собственную мать?

Маша захотела полететь со мной в Москву. Ей нужно было оформить российский паспорт и у нее были какие-то свои планы на то, как провести время в столице. На Кавказ со мной она ехать категорически отказалась.

В Ессентуках я мгновенно забыл об Америке, словно этого тяжелого года и не было в моей жизни. Я ходил на источник с минеральной водой три раза в день, записался на массаж, ходил на танцы, где познакомился с Надеждой. Я успел заказать маме памятник, выгравировав на нем умирающую птичку – знак ее будущей смерти, посланный мне 31 декабря 2012 года.

Как только я вступил в наследство, я тут же дал объявление о продаже маминой квартиры. На мое счастье, покупательница нашлась за три дня до моего отлета в Москву. Она настойчиво пыталась сбить цену, но я стоял на своем. В последний перед моим отъездом день мы вышли на сделку и я получил деньги, которые тут же перевел в доллары. С учетом маминых сбережений у меня на руках оказалась приличная сумма – почти сорок тысяч американских долларов. Я вернулся в Америку и эти деньги послужили залоговой суммой при покупке дома. Через два с половиной года жизни в США мы наконец смогли приобрести свой небольшой домик в хорошем районе, недалеко от той самой библиотеки, куда я по-прежнему ходил за книгами и кассетами с американскими фильмами.

Уже через несколько месяцев после моего возвращения из России, я получил приглашение на собеседование в школьный округ, где освободилась вакансия уборщика. И хотя работа на шоколадной фабрике доставляла мне гораздо большее удовлетворение, все-таки преимущество зарплаты, социальных выгод и медицинской страховки было за школой.

Работа во вторую смену давала мне возможность совмещать работу с учебой в комьюнити колледже и, несмотря на свой возраст, я все же решился два раза в неделю брать уроки математики и английского языка. Это был мой карьерный план – получить образование, чтобы потом претендовать на более высокие позиции. Увы, я не слишком хорошо был знаком с тестовым характером учебы, и это привело к тому, что по математике в конце семестра я недобрал баллы и лишился государственной помощи. Это было для меня большим разочарованием, поскольку на подготовку я расходовал все свое свободное время и все силы, которых не так много оставалось у меня после изнуряющей работы. Моя непосредственная начальница использовала свое служебное положение, чтобы вымещать на мне всю свою женскую фрустрацию за неудачно складывающуюся семейную жизнь. Эта здоровая толстая бабища, дважды вдова, была великолепным механизмом бездушного манипулирования всеми, кто попадался на ее пути. Начальник смены, проживший полжизни в лесу, некогда женатый на стриптизерше, младший сын в семье подпольного бутлегера не слишком вникал в тонкие психологические нюансы наших взаимоотношений. Для него я был чуваком из третьего мира, приехавшим в его прекрасную страну за американской мечтой и потому, должен был не задумываясь исполнять все указания коренных обитателей этой помойки, к которой они принюхались с раннего детства, и устои которой они готовы были защищать от высокомерных зазнаек вроде меня.