— Знаешь, как мне было бы больно, если бы я узнал об этом лишь после. — он не договорил, но нам обоим было понятно, что в конце его фразы должно стоять слово «смерть».

— Лишь после моей смерти. — я крепко сжала его руку в своей ладони. Так сильно, что парень вздрогнул.

— Не надо, я не хочу слышать это слово. Это очень больно. Так не должно быть. — Олег смотрел на меня своими красивыми глазами. Они так блестели. Наверное, от накатившихся на них слез.

— Это неизбежно. К сожалению… это произойдет, но теперь ты будешь готов.

— Как можно быть готовым к такому? — теперь он крепко сжал мою руку. Так крепко, что она покраснела и начала жечь. — Как? Это же не рождение ребенка или свадьба. Это… черт! — он пнул ногой маленький столик, стоявший около дивана. Столик перевернулся и издал громкий звук.

— Не надо, Олег. Не надо. — положила свою голову ему на плечо. — Я знаю, каково тебе сейчас. Именно поэтому я и не хотела тебе обо всем этом говорить. Это слишком больно. О таком нельзя говорить.

— А, может, это неправда? — отрицание. Это было отрицание. Одна из стадий чего-то там. Нам как-то на психологии рассказывали. Со мной было тоже самое, что и с ним.

— Ты думаешь, что я не думала об этом? Я проверялась во многих центрах. И везде одно и то же. Это правда. Увы, горькая, но правда. — слезы сами по себе покатились по моим щекам, оставляя мокрые пятна на футболке мужа.

— И как теперь жить? — что-то мокрое упало мне на колено. Это была слеза. Слеза Олега. Я сделала вид, что не заметила ее. Он же должен быть сильным. Я должна заставить его быть таким. Ради нашей дочери.

— Как прежде. А когда все это произойдет, обещай мне, что ты будешь сильным и ничего не сделаешь с собой. Я буду счастлива лишь в том случае, если ты будешь сильным и продолжишь жить дальше. Ради Оливии. Ты должен ее воспитать. Ты должен дать ей все. Она должна быть самой счастливой. Слышишь? — у меня началась истерика. Мои слезы было не остановить.

— Обещаю. Я тебе обещаю. — он встал с дивана, вернувшись со стаканом воды. Протянул его мне. — Выпей. И, пожалуйста, не плачь больше. А то я тоже сейчас заплачу. — его голос стал таким тихим, а речь прерывистой. Казалось, будто бы вот-вот и у него сейчас тоже начнется истерика, но Терновой держался.

— Спасибо. — залпом выпила содержимое стакана. Олег взял салфетки и начал вытирать мое лицо от слез.

— Так гораздо лучше. — муж попытался улыбнуться так искренне, как было возможно, но все равно вышло глупо.

— Можно тебя еще кое о чем попросить? -сделала максимально серьезное лицо.

— Да, конечно. — он внимательно посмотрел на меня.

— Давай договоримся о том, что все будет, как было раньше. Как было до того, когда ты узнал о моей болезни. Я не хочу, чтобы ты возился со мной, как с маленькой. Не хочу быть обузой, иначе я просто уйду. Я сейчас серьезно. Если я хотя бы на секунду почувствую чрезмерную заботу с твоей стороны, то я соберу вещи и уйду из дома. Это не шутка. Это очень важно для меня.

И второе, не менее важное. Пообещай, что мы больше никогда не вернемся к этому разговору. Мы больше не будем говорить о моем диагнозе, о смерти и о прочем.

Я хочу прожить последний год своей жизни счастливо. Я не хочу думать каждый день о том, что этот день может стать последним. Я просто хочу быть счастливой. Я хочу умереть счастливой.

Договорились? — улыбнулась ему.

Олег сделал глубокий вдох, а потом выдох. Видимо, пытался себя так успокоить.

— Договорились. Все будет так, как ты меня попросила. — он сглотнул, потом встал и ушел. Вернулся со стаканом воды, залпом выпив содержимое.

Я встала рядом с ним, обвив его грудь своими руками. Посмотрела на одну из рук, где были разбиты костяшки.

— Как умудрился? — не успела договорить: «разбить костяшки», как Олег мгновенно дал ответ на мой вопрос.

— Об стену. Вчера. Со злости.

— Сильно однако. — удалилась на кухню, достала из шкафчика аптечку и вернулась к Олегу. — Садись. — указала рукой на диван.

— Зачем? Оно уже почти зажило. — мужчины ненавидят, когда девушки делают так. Они чувствуют себя слабаками.

— Алешка, ты чего? Если ты считаешь, что запекшаяся кровь — это зажило, то я тебе сожалею. — повинуясь, Терновой сел рядом со мной и протянул мне руку. Я обмакнула вату в дезинфицирующем средстве и стала проводить ей по ранкам на руке Олега, дуя на каждую из них, чтобы было не так больно. Потом помазала специальной мазью для заживления ран и нанесла повязку из бинта.

— Спасибо, но и так было все хорошо. — он до сих пор противился моей заботе.

— Нет, так гораздо лучше. — мы улыбнулись друг другу.

***

Пару дней спустя.

После нашего душераздирающего разговора о моей скоропостижной смерти мы с Олегом до сих пор не могли прийти в себя. До сих пор чувствовалась какая-то неискренность в каждом действии и слове, но это было неизбежно. Чего я еще ожидала?

Сегодня утром мне было необычайно плохо. Как никогда раньше. Голова гудела так сильно, что в ушах был слышен какой-то странный свист. А каждая попытка встать с постели приводила к тому, что в глазах все плыло.

Олег мирно готовил завтрак на кухне, я же снова попыталась встать с кровати. Попытка не увенчалась успехом, а лишь наоборот — провалом.

В глазах все настолько сильно смазалось, что я потеряла равновесие и куда-то упала.

Комментарий к 31 глава

Очень сильно хочу увидеть ваше мнение. Оно очень важно. ❤

========== 32 глава ==========

32 глава.

Pov Олег.

Сегодня утром мне было так тяжело, так же сильно, как и вчера. Честно говоря, совсем не хотелось ничего делать. Но я должен. Я обещал. Обещал сделать все, чтобы последний год жизни девушки всей моей жизни прошел счастливо.

По телу прошлась дрожь. За последние два дня я уже привык к этому состоянию. Состояние страха. Это такое странное ощущение. Вроде, живешь себе. Видишь улыбку своего любимого человека, но боишься. Боишься, что уже через час его может не стать.

А вдруг я не успею с ней попрощаться? Вдруг не успею сказать, как сильно люблю. Как не хочу жить без нее. Просто не успею посмотреть в ее глаза в последний раз.

Яичная скорлупа, находившаяся в моей руке, рассыпалась на сотни мелких скорлупок. Но мне не было больно. Я не почувствовал абсолютно ничего. Опустошение — вот что внутри меня после нашего с Дашей разговора.

Разложив приготовленную яичницу по тарелкам, я сварил кофе. Ее любимое бразильское кофе. Она так любит это кофе.

Помню, как во время беременности запрещал ей пить кофе, и она так сильно обижалась, что мне приходилось ей уступать — раз в две недели я позволял ей выпить одну чашку кофе. Она тогда так радовалась, как ребенок.

Не могу поверить, что моя идеальная семейная жизнь больше не будет такой. Никогда.

Я ударил по столу кулаком так сильно, что, кажется, вновь разбил свои костяшки. Но я не чувствовал физической боли, лишь душевная.

Облокотившись на стену, я скатился по ней, впав в раздумья.

Мысли меня разъедали изнутри. Часть меня хотела все это забыть, как страшный сон. Хотела пойти в бар, напиться и снять себе какую-нибудь шалаву, а другая — успокаивала этот порыв, понимая, что я должен оставаться сильным.

Громкий грохот раздался из спальни. Было такое ощущение, что что-то рухнуло.

Я ринулся туда.

Оливия громко плакала, а Даша лежала на полу неподвижно.

Дав соску дочери, я подошел к жене. Положил пальцы на шею, пытаясь прощупать пульс. Как я был счастлив, когда почувствовал слабый, но пульс.

Я не знал, что мне делать, поэтому вызвал скорую. Они точно должны ей помочь. Они должны.

Пока скорая ехала, я позвонил своему брату и попросил его посидеть с моей дочерью. Я должен был поехать вместе с Дашей, иначе я просто сойду с ума, если я уже не сошел.

***