Сегодня никуда не надо. Поэтому он никуда не пойдет. Продукты можно купить и завтра, тем более рынок уже закрыт, а в бодегах брать нечего. Лучше выпить белого рому, у него как раз остался пакет15 от предыдущего туриста. Тот хотел попробовать, что это такое и купил сразу несколько, но после первого же пакета ему разонравилось. Это, конечно, не старый Сантьяго да Куба16, но для него, Хусто, как и для остальных его соотечественников, этот ром вполне подходит. Пусть туристам льют его исключительно в коктейли, потому что там вкус не разберешь, пусть, а он выпьет, ему подходит. Так думал Хусто, потягивая ром, медленно покачиваясь на своей меседоре17

Уже несколько дней я шатаюсь по Гавана Вьеха18, наблюдая и подслушивая. Я хочу подсмотреть за жизнью кубинцев, чтобы узнать правду. Для этого я стал одеваться как кубинцы, то есть никаких рюкзаков, шортов, и уж тем более гуавейры19. Я кое-что понял за эти дни и вот что я вам скажу: в этой стране социализма есть классовость, причём классовость на уровне режимов. Думаю, как только правительство породило две валюты, так и произошло расслоение. Я пью чудесный кофе в «Эль Эскориал» или ужинаю во «Флоридите» или «Ла Марине» – это не мир социализма. Это настоящий капитализм с холёными кубинцами, которые рады услужить мне за доллары. Попрошайки на улицах или обманщики в кофейне Луз, что продают вам за куки то, что написано в песо20, и даже работники музеев, проводящие экскурсии «только для вас» на ломаном английском или даже на испанском, и им не важно, что вы его не понимаете, заглядывают в глаза после рассказа и даже тянут раскрытую ладонь. Все это мир капитализма на Острове Свободы.

А вот мир социализма: песовые магазины; продукты по карточкам; низкие, но примерно одинаковые зарплаты; бесплатное образование; бесплатная медицина; театр за 10 песо; бесплатное жильё.

Но одно не соотносится с другим, потому что невозможно, зарабатывая в десятки раз больше оставаться тем же, кто зарабатывает в десятки раз меньше. Получая, хотя для Кубы вернее будет говорит «выручая», четыреста куков в месяц вы не хотите быть Хусто. Более того, вы хотите показать окружающим, что вы не Хусто. Тем более, за это вас никто не накажет. Как сказал один черный своей белой соседке: «У меня есть машина, а у тебя нет. Я белее, чем ты».

Мне грустно от того, что присущая человеку жажда потребления разрывает всю систему, выстроенную на Кубе после Революции. Правила капитализма разрушат прежде всего те принципы социализма, которые присущи самой личности человека.

Помню, как я сам чуть не стал жертвой мошенников – с виду простой кубинской пары. Я встретил их случайно, как мне показалось, но теперь я понимаю, что это они нашли меня. Началось все с того, что я смотрел в карту, чтобы понять как пройти от Капитолия до Старой площади. Я знал, что мне нужно найти улицу Флорида, по которой я и смогу добраться. Невзначай ко мне подошел черный мужчина с супругой и поинтересовался, что я ищу. Я объяснил ему, но он сказал, что есть места поинтереснее, и он готов проводить меня на фестиваль фламенко. Я с радостью согласился, допустив тем самым ошибку. Капкан захлопнулся тогда, когда я последовал за ним. Потом они стали нарочито любезными, а став моими «друзьями» начали просить денег, конечно же «по дружбе».

Уродливое лицо капитализма, ловко описано Марксом, проявляется здесь как никогда явно: «Нет такого преступления, на которое не пойдет капиталист ради трёхсот процентной прибыли». И он идет, как идут и другие капиталисты во всем мире. Просто на Кубе у этой игры пока нет четких правил, а значит, такие «преступления» видны явно и их гнилостный запах заполняет легкие и заставляет неприятно морщиться похлеще любого залежалого пищевого мусора, баки с которым можно увидеть чуть ли не в каждом квартале. Мусор всегда можно вывезти на свалку, закопать в конце концов, а что делать с человеком?

Я размышляю на эту тему, сидя на тридцать третьем этаже здания Фокса – самый высокий бар в городе. Время около шести – значит скоро стемнеет. Солнце уже на горизонте, ещё минута и оно утонет в океане, погрузившись в него как терпящий бедствие теплоход – быстро и уверенно. Моментально зажгутся огни: сначала чёткие линии улиц, а потом и в окнах домов.

Заказываю еще один мохито, который здесь бесподобен. Мужчина, очень похожий на Джо Дассена, поёт на испанском и играет на клавишах. Мне хорошо, но когда становится хорошо, это значит, что пора уходить. Так я и делаю.

– Грациас, сеньор!21 – говорю я официанту, протягивая деньги. Меня вновь тянет на Малекон и я спешу к лифту.

Я выхожу к Малекону по девятнадцатой, справа от меня возвышается величественный Насиональ22. Эта часть набережной считается местом сбора мариконов23. Видимо из-за прохладного ветра и прибоя народу здесь немного. Гаванцы любят сидеть прямо на парапете и смотреть в сторону Флориды. До Ки Уэст всего девяносто миль отсюда. Там у многих уже давно работают и живут родственники и регулярно отправляют деньги. И до сих пор многие уезжают, чтобы кто-то так же сидел на парапете и ждал очередного перевода, глядя в сторону Флориды.

Несмотря на боязнь высоты, я решаюсь сесть на парапет и закуриваю уже привычные мне Креольские. Хорошо бы сделать пару глотков рома. В голове борются два плана, как провести вечер. Два желания. Я могу поехать в Мизон24 и найти там спутницу на ночь или на неделю, а могу остаться здесь и дышать морем, а потом поеду домой. Когда не можешь выбрать, нужно выбирать среднее. Поэтому, докурив, я ловлю первую попавшуюся машину.

– Буэнос тардас. Вамос а Майсон.25

Это оказался синий Шевроле пятьдесят седьмого года без центральных стоек. Шикарная машина. Обшивка в салоне из металла и выкрашена в цвет кузова, сидения перетянуты светлым кожзамом. Водитель – сухой мужчина низкого роста в костюме. Если бы не щетина, я подумал бы, что ребенок управляет автомобилем – настолько огромен салон Шевроле. Оказалось, что мой водитель знает русский. Он учился в Союзе на механика тепловозов. Так получилось, что он выучился, но на Кубе не появились тепловозы. Отношения с Союзом были разрушены и теперь надежды на то, что тепловозы пойдут по железным дорогам Кубы, развеялись даже у него.

– Откуда же у вас такая шикарная машина? – недоумеваю я.

– Я купил её за десять тысяч26. Брат работает в США. Он прислал мне деньги. – Ему сложно строить длинные фразы на русском, но он старается. Улыбка появляется на его лице, когда он рассказывает мне о своей учебе в Советском Союзе. И он снова возвращается к тому, с чего начал. – Потом восстановил. Я же механик.

В Мизоне уже весело – округу сотрясают ритмы Вивир ми вида27. Водитель просит восемь, я отдаю ему десят и выхожу из машины. Внутри клуба яблоку негде упасть – столы заняты туристами, а вокруг них стоят девушки и ждут своего часа. Музыка играет настолько громко, что невозможно расслышать официанта, который кричит тебе на ухо, что рыбы нет, но коктейли отличные.

Внезапно начинается модный показ. Модели очаровательны, но одежда местного дизайнера безлика и скучна. Допив действительно неплохой мохито, я покидаю Мэйсон и отправляюсь на пятую.