Женя вошел в знакомую аудиторию и, украдкой взглянув на студентов, небрежно положил портфель на массивный стол. Мало. Студентов, как всегда, мало. Наверное, меньше половины. На Женю смотрели заспанные, равнодушные лица. Никому из них не интересна физика. В мире, где правит религия, наука уже давно никому не нужна. Он мотнул головой, отгоняя тоску и щелкнул замками портфеля. Нарочито не спеша, он разложил перед собой брошюры, учебник за третий курс и свой черновик лекции "Синтез плазмы в магнитных контурах закрытого типа". Когда-то на эту тему он защитил докторскую. Женя стал искать мел, не надеясь привести в чувства давно погибшую интерактивную доску.
Среди равнодушных глаз его взгляд зацепился за ярко-зеленые глаза Ольги. Девушка тут же оживилась и чуть заметно улыбнулась. В ее глазах плясало озорство и что-то еще. Что-то, совсем не свойственное студентке. Женя поспешно отвел взгляд. Она появилась совсем недавно и не упускала ни единой возможности построить профессору глазки. Даже сейчас, яростно уставившись в свой черновик, он чувствовал ее пристальный взгляд.
Лекция проходила как всегда вяло и сонно. Он не мог до них достучаться. На задних рядах откровенно бездельничали. Кажется, там даже кто-то играл в карты и пил что-то крепкое. А отличники с первых рядов уткнулись в учебники, не поднимая головы на него и доску. Рассказывая о возможностях концентрации энергопакетов внтури плазменной дуги, Женя прохаживался между рядами и небрежно заглянул в раскрытый учебник Насти Звяловой – умницы и отличницы. Умница и отличница прилежно изучала учебник "Бог в нашей жизни и в нашей судьбе". Женя за весь семестр не задавал студентам столько, сколько им задавали по этому предмету в неделю.
Оглушительно взревел старинный звонок. Студенты, не скрывая облегчения, поспешно покидали аудиторию, не дожидаясь разрешения. Он складывал бумаги в портфель, сам тайно радуясь звонку, когда заметил, что Оля вновь неотрывно смотрит на него и, очевидно, покидать аудиторию не собирается. Как смог, Женя затолкал бумаги в несчастный портфель, выскочил в коридор и постарался слиться с потоком студентов, сгорая от странного стыда.
Он чуть не сшиб с ног стоящего впереди человека и поспешно вскинул голову. Перед ним стоял, широко, но, надо отметить, весьма противно, улыбаясь, профессор Богословия – Руслан Ремеев. Среди преподавателей – Руся, невыскоий толстяк с маленькими, суетливыми ручками.
Не то, чтобы Руся раздражал Женю… Хотя нет, раздражал.
– Доброе утро, Евгений Александрович! – все с той же натянутой, до ушей, улыбкой, сказал Руся. По его пустому взгляду Женя никогда не мог угадать ни его мыслей, ни намерений. Ни вообще сам факт наличия мыслительного процесса. На отсутствие такового у Руси всегда намекал профессор биологии Мишка Кривоногов.
– Доброе, – буркнул Женя, стараясь обогнуть богослова.
– Евгений Александрович, – мягко начал Руся. – Я вновь вынужден настаивать на посещении вами молебны, хотя бы вечерней. Понимаю, люди науки часто рассеяны и могут забывать об очевидных вещах, но…
Женя закрыл глаза и медленно застонал.
– …Но студенты… – с нажимом продолжил Руся. – Они же смотрят на вас, Евгений Александрович. Вы же, какой-никакой, а преподаватель.
Уточнение, что преподаватель из Жени "никакой" выбило его из колеи и подействовало, как красная тряпка действует на быка.
– Может, стоит обсуждать это на педсовете? – с раздражением спросил Женя. – Вы не ректор, чтобы я перед вами отчитывался. Какого черта вы ко мне пристали со своей молебной?
Глаза Руси вспыхнули странным огнем, но через мгновенье вернули себе ничего не выражающее спокойствие. Проходящие мимо них студенты замолкали и прислушивались, многие стали оглядываться на них, с нескрываемым интересом. Поток студентов огибал двух стоящих посредине коридора преподавателей, как река огибает камень.
– Не упоминайте при мне врагов рода человеческого, – сквозь зубы, с нажимом, выдавил из себя Руся. – То, что вы преподаватель, не дает вам на это никакого права!
– То, что ты несешь с кафедры чушь и забиваешь студентам головы религиозными бреднями не дает тебе права промывать мне мозги!
– Бреднями!? – вспыхнул Руся.
Студенты останавливались и уже, не скрываясь, пялились на перепалку двух противоположностей.
– Гм… – разнеслось по широкому коридору и затерялось где-то под потолком. Вокруг сразу стало тише и, кажется, даже темнее.
Женя уловил боковым зрением неясное движение и чуть сместил взгляд. Сердце сжалось в груди, словно его правда, прямо сейчас, ждут адские муки. К ним, набирая крейсерскую скорость, двигался проректор Боровицкий. Студенты разлетались в стороны, как испуганные воробушки. Грузный, седовласый Боровицкий, фигурой больше напоминавший медведя, крупного такого, матерого.
Проректор остановился в метре от них, едва не сшибив обоих потоком воздуха.
– Какого черта вы здесь устроили?! – страшным шепотом спросил он, нависнув над ними и закрыв собой полмира. Шепот, подобно грому, разнесся по коридору, спугнув оставшихся студентов. Правда, студенты – существа бесстрашные, они отошли на безопасное расстояние и продолжали перешептываться. Кажется, речь шла уже о ставках.
Руся открыл и закрыл рот.
– Идите за мной. – скомандовал Боровицкий уже более спокойным тоном и решительно зашагал к выходу.
Женя и Руся, как покорные овечки, последовали за начальством. Начальство уверенным шагом проследовало в холл и, не доходя до выхода, свернуло направо, сквозь стеклянные ажурные двери, в студенческое кафе. Один из охранников, небрежно придерживая висящий на ремне автомат, скользнул по ним равнодушным взглядом. Привычным жестом, он вновь пропустил кого-то через металлодетектор.
Кафе пустовало. Только в дальнем углу сидели парень и девушка, которые мгновенно съежились при виде проректора и преподавателя Богословия. Боровицкий первым сел за столик у широкого окна и объявил официантке, что им нужно три кофе. Женя открыл было рот, чтобы сообщить, что кофе сегодня уже пил, но вовремя опомнился и поспешно сел.
За окном простиралась широкая площадь с величественной статуей посредине. Христос благосклонно смотрел на торопящихся, под дождем, людей. Но они, кажется, не обращали на это никакого внимания. Вода стекала по пустым глазным яблокам, придавая лицу пророка странное, жутковатое выражение.
– Господа, что это было? Там, в коридоре? – уже совершенно спокойно спросил Боровицкий, аккуратно приподняв чашечку с кофе. В его руке она казалась совсем игрушечной.
Руся презрительно фыркнул. Женя ничего не сказал, продолжая внимательно рассматривать статую, словно видел ее впервые.
Боровицкий, прищурившись, переводил взгляд с одного подчиненного на другого.
– Руслан, Женя. Я понимаю, что эта тема – непримирима для вас. Мне плевать, что задеты твои чувства верующего, Руслан (Руся едва заметно дернулся). Мне плевать, что тебе сложно сходить на молебну, Жень. Прежде всего, вы – преподаватели. Оставьте ваши личные предпочтения там, за дверью. Так или иначе, наши студенты – они еще практически дети. От нас зависит, что будет в их головах. И не забывайте, пожалуйста, в какое время мы живем: люди растеряны, они напуганы. Не стоит подливать масла в огонь. Мы должны дать им опору, уверенность, что старшее поколение уверено в завтрашнем дне, несмотря ни на что. Все и так на нервах: Инквизиция, террористы, журналисты. Пускай хотя бы в наших стенах они будут уверены, что все хорошо. Что церковь и наука действительно, как им и говорят с экранов, вместе ищут и нашли решение. Ладно – мы, но они – они достойны хотя бы надежды на светлое будущее. Вне зависимости от того, кто из вас прав…
– Расскажите это преподавателям, которые слишком заняты, чтобы потратить час на молебен. – железным голосом отчеканил Руся, глядя куда-то в даль.
Раздался сильный хлопок, донесся звон битого стекла. Женю подбросило в воздух и швырнуло через кафе, словно пушинку. Его ударило об стену и он повалился на пол, лицом вниз. Свет перед глазами на мгновенье вспыхнул и померк. Где-то истошно закричали.