– Луций!!, – воскликнула мать, увидев появившегося на пороге сына. – Долго же вы с отцом сегодня гуляли. Расскажи мне скорее, как у вас всё прошло?
– Клянусь Фортуной, сегодняшний день я запомню навсегда!! – Луций снова разгорелся душой, мысли лились таким мощным напором, будто река выходит из берегов в половодье, и путались в голове. Он начал запинаться и повел рассказ бессвязно, но с таким ярким и живым чувством, что даже если кто-нибудь не понимал бы языка Луция, то смог бы догадаться, насколько счастлив молодой рассказчик. Когда он кончил, единственное что смогла понять Эмилия, так это то, что они купили двух рабынь, что рабыни эти красивы, и самое главное, они достались семье абсолютно бесплатно. Хотя по своей природе Эмилия и не считалась прижимистой или жадной, чрезмерные траты на покупку рабынь считала глупостью и пустым занятиям. Нет, о ревности мыслей никогда не шло. Она воспитывалась в лучших тонах Римской Империи, и обращать внимание на маленькие радости мужа, совершенно не собиралась. Более того, матрона одобряла вкус супруга, и радовалась его мужскому здоровью. Однако, вкус вкусом, а деньги деньгами. Позволить переплачивать за рабов, пускай даже и красавиц, она не могла. Ей, как и любой другой даме высшего общества была известна история о Квинте Латуции Катуле, купившего себе раба Данфиса, за цену сопоставимую с покупкой добротной виллы вблизи Карфагена. Но с суждением о том, что такое приобретение подчеркивает утонченность его вкуса, показывает стать положения, и как бы теперь говорит за него самого, она не соглашалась. Эмилия считала с точностью до наоборот. Подобные траты она относила исключительно к расточительству и отсутствию практичности. По ее скромному мнению, для того что бы видеть прекрасное в мире и людях, необязательно разбрасываться деньгами. Это чувство воспитывается внутри себя самого и никак иначе. Она считала, что даже в самом уродливом человеке, при желании, можно найти прекрасные стороны, надо только поискать. Однако, сегодняшний случай выглядел совершенно другим, и она, как и положено хорошей матери и рачительной хозяйке, успела заинтриговаться до предела.
– Так веди скорее их сюда, мне любопытно посмотреть, на ту, которая так растревожила моего сына, – заканчивая фразу, она ласково улыбнулась ему. Конечно же, от материнских глаз не ускользнуло возбуждение ребенка. Будучи, достаточно опытной в делах амурных, она слишком хорошо знала, как ведет себя мужчина, сильно кого-то желая.
Луций как сумасшедший рванул с места и скрылся в дверном проеме, не заметив умиления матери. Вылетев во двор, юноша вдруг опомнился, сообразив, что ведет себя как мальчишка и это совсем ему не к лицу. Однако, сердце так бешено колотилось, что казалось, отбивает военный марш внутри, и для того чтобы успокоиться потребовалось изрядно времени. Сделав несколько глубоких вдохов и поправив волосы, которые разметало по всей голове после бега, он огляделся. Повозка с новоиспеченными рабынями как раз подъезжала. Он кликнул Паллу.
– Принимай пополнение! – в этот раз его голос звенел холодом, размеренностью и презрением. В душе он уже осуждал себя и за мальчишеское поведение в комнате матери, за поведение возле повозки, когда его застенчивость смогла преобладать над гордостью римского гражданина. «Тьфу» оплевывал он внутри самого себя, «тоже мне, придумал, нежные вздохи, томление!! Тряпка а не всадник» продолжал он изводить себя. Молодым людям в его возрасте вообще свойственно преувеличивать размер проблемы и то, что было в действительности приятным и немного наивным поведением, виделось ему теперь проявлением слабости.
Повозка остановилась, раздув вокруг себя клубы пыли. Новые рабыни сразу же заметили перемену настроения молодого патриция, и теперь со страхом смотрели вниз на милого, всего мгновение назад, нового хозяина. Если по дороге на виллу Луций казался им добрым человеком, то теперь его было не узнать. Лицо не выражало ничего. Глаза вместо ветреной жизни наполнились льдом и снегом, под толщею которого, не было видно и краешка того озорного мальчишки, что скакал рядом с ними всего час назад. Он холодно посмотрел на них, потом обратился к Палле:
– Мать хочет посмотреть на них. Веди дев сразу в кубикулум.
– Хочет ли молодой господин, что бы мы привели их в порядок, после долгой дороги? – спросил Палла. А ведь действительно, после транзита из Остии, рабыням, которых взяли за красоту тела, а не для работ, не мешало бы и принять подобающий вид.
– Нет, веди сразу. Она не любит ждать – отрезал металлическим голосом Луций.
Палла помог женщинам слезть с коляски, правда помощь эта считалась весьма условной. Подойдя, он протянул руку той, что помладше, и когда она плавно протянула свою в ответ, рванул её так, что практически скинул девочку с повозки. Надо отдать должное юной рабыне, после этакого броска, она будто кошка, смогла приземлиться на ноги. Мать, быстро сообразив, что следующий черед за ней и не дожидаясь помощи «галантного кавалера» спрыгнула на дорогу. Еле заметная улыбка скользнула по лицу Луция. Он сам не знал от чего улыбается, но прыть новой рабыни развеселила его. Поглядев немного на новый товар и убедившись в том, что они действительно красавицы, юноша направился обратно в покои матери. Невольницы поспешили за ним, ведь по оказанному приему, несложно было догадаться, что ждать здесь совсем не любят. Добравшись до кубикулума, они застали Эмилию, все так же сидевшей на своем красивом стуле, опять же с зеркалом в руке, но теперь, светящееся лицо ее выражало неподдельное счастье – она была довольна работой Асо.
– А, вот и вы, – протяжно пропела она, переводя взгляд с зеркала на Луция, а после на новых рабынь. – Представитесь-ка.
– Меня зовут Ревекка, – с глубоким, низким поклоном начала более старшая раба. – Это моя дочь Авелия. Мы родом из царства Иудейского, города Махерон, павшего под мужественной рукой, непобедимого Римского воинства. – Говоря про бывший город, еле заметная тень прошлого, сладкого и теперь такого далекого, пробежала по ее лицу.
– Происхождения мы … , – попыталась она продолжить, на Эмилия резко оборвала ее.
– Все что было и какого вы рода, более не имеет никакого значения. Меня интересовали лишь ваши имена. А теперь я хочу увидеть ваши тела, чтобы понять как вы доплыли. Я хочу быть уверена, что вы не привезли болезней в мой дом, после путешествия на корабле. Раздевайтесь! – уже более повелительно сказала она.
Младшая, та что была дочерью, отвела взор куда-то в сторону. От любого, даже от самого последнего раба не могло ускользнуть насколько противна и мерзка ей эта просьба. Точнее приказание. Просьбы для нее уже давно растворились в небытии и перестали существовать как таковые. Авелия перевела взгляд на мать, как бы ожидая от нее команды. Взгляд девочки наполнился решимостью и ненавистью, краска стыда прильнула к юному лицу. За то время, что прошло с момента их порабощения, они насмотрелись многого. Обе готовились к самой суровой участи, однако Флавиан, так весело угощавший толпу вином после покупки, и Луций, такой нерешительный и робкий, показались им людьми совершенно другого покроя. Двигаясь на повозке по булыжной мостовой, искоса поглядывая на молодого патриция, Авелия с внутренней радостью отмечала, что этот юноша даже симпатичен ей. Он виделся не черствым избалованным мальчишкой, а юношей вынашивающим в себе зачатки хорошего, высокого, того настоящего, свойственного истинному римлянину. Однако, тот холодный прием, оказанный по приезду, расставил всё на свои места. Вот он стоит около стены, и кривя губы в отвратительной ухмылке, смотрит, похотливыми глазами, на ее позор. Она перевела взгляд на Паллу, который в свою очередь тихонько кивнул головой на рукоятку бича, и стиснул его с такой силой, что податливая рукоятка заскрипела под нажимом сильных пальцев. О боже!! Как же тяжело терять надежду, даже не успев насладится её иллюзией. А может быть оно и к лучшему, ведь к хорошему быстро привыкаешь. Что тут выдумывать, в этой богом забытой стране, чего-то хорошего не может быть, по умолчанию. Всё вздор, выдумка, иллюия. Мать быстрее опомнилась, и не дожидаясь уговоров вилика, сделала несколько шагов вперед, определяя тем самый центр комнаты. Светло-розовая туника, застревая на теле вспотевшими пятнами, легко снялась через голову. Тело осталось прикрыто лишь повязкой, закрывающей интимную его часть. По всей длине ног, кожа отливала бурыми и красными синяками. Такие же, но менее выделяющиеся гематомы имелись на спине, и одна на животе. Но даже при этих увечьях, тело Ревекки смотрелось великолепно. Плечи смотрелись широкими, но при этом достаточно утонченными, грудь можно бы смело назвать небольшой, однако, своей упругостью и приподнятостью, она приковывала к себе внимание. Линия бедер, более узкая относительно остальных женщин, однако ей наоборот добавляла пикантности и вносила какую-то изюминку. Но самым удивительным украшением несомненно являлась кожа Ревекки, точнее её участки, не задетые побоями. Такой безупречной кожи Эмилия не видела никогда. Признаться честно, никто не видел подобного. Ее естественный блеск мигом притянул восторженные взгляды присутствующих, ее упругость, ее гладкость, ее нежность, возбудило желание прикоснуться к ней, почувствовать ее. Эмилия, не выдержав поднялась со стула, подошла к Ревекке, и ласково провела рукой по телу, начиная от шеи и заканчивая животом. Взгляд не обманул. На ощупь кожа была бархатно-шелковистая, без имеющая морщинок и складочек. Ощущения и вид вблизи потрясли еще больше прежнего.
