Но Марк проигнорировал неприкрытую угрозу:
- Давай поступим так - ты перестаёшь размахивать у меня перед носом своим бластером, мы спокойно сядем, оценим мой кулинарный шедевр и, между делом, я отвечу на все интересующие тебя вопросы.
Андрей понял, что угрожать и спорить с этим сумасшедшим бесполезно, разве что пристрелить... Но - нет, нельзя, мы же люди в конце то концов. А доброе нахальство, с которым вёл себя Марк, было не показным. Похоже, он действительно ничего не боялся, а Карельев всегда испытывал мимолётную симпатию к таким людям. Да и всё равно здесь подохнем рано или поздно, когда закончится кислород. А желудок между тем, растревоженный аппетитными запахами, предосудительно урчал, намекая на разумность предложения Марка. Андрей проворчал нечто невразумительное, что можно было расценить как согласие, и ехидно поинтересовался:
- Надеюсь, для тебя не станет новостью, что своими опрометчивыми действиями ты окончательно и бесповоротно уничтожаешь и без того едва живую атмосферу корабля?
- Да не переживай ты так, камрад, я, пока ты приходил в себя, кой-чего подкрутил - на первое время хватит. А позже починим твоё корыто - будет как новенькое.
Марк расставил столовые приборы, разделил пополам сочное, шипящее мясо, сел, вооружился ножом и вилкой, по-дружески подмигнул Андрею и принялся с аппетитом уплетать своё "кулинарное творчество", причмокивая и одобрительно урча от удовольствия. Глядя на такой энтузиазм, Карельев и сам принялся за еду, не выпуская бластера из правой руки. Что характерно, орудовать одной левой оказалось весьма затруднительно и он, под насмешливым взглядом Марка, спрятал оружие в кобуру.
- Верное решение, - с набитым ртом прокомментировал Марк, - а то, признаюсь, мне было немного не по себе, когда ты с решительным выражением на лице совал мне под нос свою пукалку.
Андрей решил пока игнорировать невесть откуда появившегося благодетеля и с усердием принялся навёрстывать упущенное, полноценно пользуясь двумя руками. Бифштекс таял на глазах, что неудивительно - два дня без крошки во рту.
Но всё приятное имеет свойство рано или поздно заканчиваться, поэтому вскоре перед ними стояли пустые тарелки, в воздухе повисло напряжение, а на языке Андрея вертелась бездна невысказанных вопросов. Марк, всё так же спокойно и без тени позёрства, достал из нагрудного кармана пачку сигарет и непринуждённо закурил. После принятия пищи ругаться совершенно не хотелось, тем более, надо признать, Марк готовил отменно.
- Ну ты, брат, нахал... - не удержался Андрей.
- А то! - не без удовольствия прокомментировал Марк.
- Балка.
- Что балка? - Марк довольно талантливо изобразил на лице непонимание, но не удержался и усмехнулся. - А-а, ты об этом. Обыкновенная металлическая балка. Станция-то старенькая, кое-где проржавела, ну а ты просто был чрезвычайно неосторожен, вот она и тебя и придавила.
- Прекрати, - недовольно сказал Андрей. - Насколько я помню, никакой балки не было, я даже на станцию не попал.
- Да ну? А как ты объяснишь тогда сломанные рёбра и ромбовидную скрижаль с информацией в твоём кармане?
Андрей ощупал карман и наткнулся на твёрдый предмет. Достал, повертел в руках. Скрижаль "предтеч" матово чернела под искусственным освещением камбуза, приятно холодя ладони.
- И не забывай, камрад, что голова твоя тоже пострадала, так что последствий исключать нельзя.
Андрей машинально нащупал большую шишку на темени, зашипел от резкой боли, не отрывая взгляда от скрижали и пытаясь разобраться в своих ощущениях. Ему казалось, что чем дольше он её разглядывал, тем яснее слышалась непонятно откуда льющаяся мелодия, и женский голос исполнял партию мягкого сочного контральто, которое сменялось высоким звенящим сопрано, но всё происходило так плавно, так убедительно... Андрей верил, что так и должно быть.
Скрижаль трепетала в руке - жалила, манила, уговаривала, настораживала, угрожала и трогала именно те струны, те эмоции, которые вызывали определённые воспоминания. Андрей, последние годы настойчиво заглядывающий в глаза смерти, испугался, что сейчас, именно здесь, в этом безжизненном камбузе, посреди безжизненного искусственного света, в окружении неживого железа разрозненные пазлы головоломки сложатся в осмысленную картину и он поймёт, всё поймёт... И станет ужасно стыдно, и станет нестерпимо горько и... он торопливо спрятал скрижаль в карман.
Пальцы всё ещё дрожали, внутри разливалась звенящая тоска и ходячий труп, которым до этого времени себя считал Андрей, ожил, почувствовал, осознал. Это было так дико, так странно и неожиданно, что он впервые за долгие годы не знал, как поступить.
Он посмотрел на Марка. И совершенно не удивился, что карий цвет глаз контрабандиста сменился на фиолетовый, черты лица стали более утончёнными, хрупкими и сам он преобразился - исчезли весёлые искорки в глазах, пропало всё добродушное нахальство и непринуждённость. Прямо напротив Карельева сидела бездна - неизмеримая, непознаваемая и самодостаточная. Впрочем, длилось всё это одно мгновение и сразу же пропало. Прозвучал последний аккорд, трогательный и печальный, лопнула струна, и всё вокруг стало прежним - безжизненным и металлическим. Всё тот же знакомый до тошноты камбуз, всё тот же искусственный, неживой свет, всё та же странная, нелогичная ситуация и всё тот же контрабандист, один из "чёрных копателей", сидел напротив него.
- Слушай, кэп, тебе плохо? - спросил обеспокоенно Марк. - Выглядишь ты не очень.
- А как давно ты прилетел? - спросил Андрей, чувствуя себя и вправду паршиво. Кружилась голова, к горлу подкатывался ком, слезились глаза.
- Да, в общем, я уже здесь БЫЛ, а прилетел, ежели чего, ты. - Насмешливым голосом сказал Марк. - Ну да ладно, не раскисай, потерпи ещё чуток. Я отремонтировал твой передатчик, сигнал о помощи отправил, так что скоро сюда прибудут твои.
Слипались глаза. Андрей чувствовал, что засыпает, но изо всех сил боролся, сопротивлялся, отталкивал напавшую сонливость. Он шёл до конца, напролом, бился до последней капли крови, до последнего вздоха, прекрасно понимая, что на карту сейчас поставлено нечто важное, более значимое, чем его личная трагедия, патриотизм или победа одной из враждующих сторон.
