Найти нужный дом было не сложно, самое сложное ждало ее сразу после того как она нажмет нужную комбинацию клавиш на домофоне.
– Ничего сложного! – пыталась убедить себя девушка, но ей стоило немалых усилий, чтобы заставить себя нажать на кнопку вызова нужной ей квартиры. – Я ведь не для того потратила весь свой день, просто на то, чтобы развернуться и уехать обратно.
– Да, – грустный голос из домофона принадлежал пожилой женщине, и первой Катиной мыслью было вообще ничего не отвечать, но она и не заметила, как начала говорить заранее подготовленную и трижды уже отрепетированную речь.
– Добрый день, мое имя Екатерина Лебедева, – представилась девушка в домофон. – Я журналистка независимого интернет издания Kharkov Times, веду расследование смерти…
– Мой сын Валентин, – голос из домофона перестал быть печальным, он стал даже не уставшим, скорее жестким, – был наркоманом. И может и не заслужил того что с ним случилось, но фактов это не меняет. Так что прошу Вас оставить меня в покое!
– У меня есть веские доказательства, того, что смерть вашего сына не была несчастным случаем.
– И что Вы от меня хотите!? Предоставьте их следователю Кашкину, это он занимается делом моего сына.
– Я сильно сомневаюсь по поводу того, что Кашкин захочет возобновлять уже закрытое дело!
Ответа не последовало, домофон молчал. Катя хотела уже снова заговорить, но домофон вдруг ожил:
– Хорошо, входите, седьмой этаж, квартира 42. Лифт не работает, – сказано это было таким тоном, как будто мать бедного наркомана надеялась, что двенадцать лестничных пролетов могут остановить журналистку.
Катя никогда не была против лишний раз размять ноги, а сейчас это еще и давало ей время подготовиться к встрече с «безумной мамашей», так девушка про себя обозвала голос на другом конце домофона.
Подъезд был грязным, в нем воняло всякой живностью и продуктами их жизнедеятельности, что впрочем, лишь усиливало его схожесть с сотнями других построек эпохи хрущевских реформ. Отойдешь от подъезда дальше, чем на 50 метров и уже приходиться напрягаться, пытаясь вспомнить, как попасть обратно.
Перед дверьми неработающего лифта валялась пустая бутылка из-под водки, без дозатора. Катя инстинктивно потянулась рукой за новеньким шокером, лежащим у нее в сумочке, но кроме болезненного вида кота, испытывать новую игрушку в этом подъезде было не на ком. Пожалев бедное животное, и даже почти сожалея, что у нее нет при себе куска колбасы, девушка начала подыматься по лестнице, которая была не в намного лучшем состоянии, чем сам подъезд. Но если не смотреть по сторонам, и не втягивать воздух слишком уж глубоко то, было почти терпимо.
Чем собственно девушка и занималась, стуча каблуками вверх по лестнице, и пытаясь еще придумать с чего бы начать разговор. Ничего особого умного в голову так и не пришло, поэтому Катя решила предоставить первое слово своему интервьюеру, в глубине души уже смирившись с очередным потоком слез, которые даже, несмотря на жесткость голоса должны были прорваться наружу. Девушка в этом не сомневалась.
В районе шестого этажа в легких начали зарождаться первые признаки отдышки: закономерное последствие выкуривания полпачки сигарет в день, что впрочем было явно недостаточно для того чтобы натолкнуть девушку к мысли бросать курить.
Дверь в 42-ю квартиру была пошарпанной, но ухоженной, и осмотревшись девушка пришла к выводу что возможно, это самое чистое место на весь дом. Катя поднесла правую руку к дверному звонку, но дверь открылась, прежде чем она успела к нему притронуться. Это вызвало в ней легкий приступ паранойи, пока до нее не дошло что открывшая дверь женщина, просто все это время смотрела в глазок.
Первой Катиной мыслью было, что этой женщине лет 60, но присмотревшись она поняла, что не больше 45, просто…, просто гибель детей, еще никому не сбавила годков.
– Чего уставилась? – в голосе женщины усталость и раздражение были смешаны почти поровну.
– Я…
– Меня можешь называть Людмила Григорьевна, – усталость в голосе женщины вышла на передний план, вытеснив раздражение. – Ну заходи уже, раз пришла, не будем же так и стоять на пороге.
Для Кати, чье детство прошло в двухэтажном особняке, эта квартирка была разве, что чуть больше чулана, но для Людмилы Григорьевны, теперь любой шкаф показался бы уютней этой осиротевшей хрущевки.
– Можешь не разуваться, – закрыв дверь, хозяйка квартиры пошаркала в сторону кухни.
Что-то в этой квартире девушке сразу показалось странным, но лишь попав на кухню, она поняла что: здесь было СЛИШКОМ чисто. Пол, ручки, стол и почти вся поверхность кроме потолка были надраены до блеска. Катя посмотрела на руки Людмилы Григорьевны, все в пластырях, и содрогнулась при мысли, что эта бедная женщина, возможно, каждый день трет все поверхности, до которых в состоянии дотянуться, пока у нее из пальцев не пойдет кровь, а затем и дальше.
Проследив цепочку оставленных ею от входной двери следов Катя еле поборола желание, схватить тряпку и начать убирать за собой, хозяйка квартиры же лишь порадовалось тому, что после ухода незваной гости ей будет чем заняться.
– Садись, чай сейчас завариться.
Катя хотела было отказаться, но не смогла выдавить ничего из себя. Вид квартиры, и самой ее хозяйки, выбил девушку из колеи.
Для журналистки вкус пакетированного чая был почти тошнотворным, но по крайне мере делая вид, что цедишь эту слегка подкрашенную бурду, можно было ничего не говорить.
– Я не заставляю тебя его пить, – сказала Людмила Григорьевна. – Но раз ты не пьешь чай, тогда начинай уже задавать вопросы. Ты ведь не за «Липтоном» сюда пришла?!
– Нет, – по тону хозяйки, Катя не смогла определить была ли эта фраза вопросом, или утверждением, поэтому на всякий случай ответила на него.
– Итак, Ваш сын Валентин…, – продолжила девушка, но не успела даже сформулировать вопрос.
– Был наркоманом, – сказала за нее Людмила Григорьевна. – Это я знала еще до того как следователь Кашкин соизволил явиться в мою квартиру, и заявить что…
– …ваш сын полез в состоянии ломки за закладкой под пчелиный улей, и умудрился опрокинуть его! – в свою очередь перебила девушка Людмилу Григорьевну. Девушка понадеялась, что возможно такая линия поведения заставит хозяйку квартиры просто выгнать ее отсюда. – Да, я читала отчет.
Ей ответили на это заявление не сразу, и далеко не так как ожидала Катя. Сложившейся паузы оказалось достаточно, чтобы она посмотрела на истерзанные руки Людмилы Григорьевны.
«-Эта женщина все-таки сына потеряла, – пронеслось у нее в голове. – Поэтому постарайся хоть сейчас не быть законченной сукой!»
– Мой сын Валентин, царство ему небесное, был наркоманом, но не полным дебилом.
Катя вспомнила, обрывки полицейской ленты на пасеке, где и погиб Валентин, и сильно засомневалась в правильности последней фразы. Пускай это и был не совсем несчастный случай, но что-то Катя очень сильно сомневалась, что Валентин попал на ту пасеку под дулом пистолета. От иронической ухмылки, Катю спас только вид надраенного до блеска пола.
– У него была аллергия на пчелиные укусы!!!
– Что? – Катин информатор не пожелал поделиться с ней этой информацией, а по мнению журналистки, она была охренеть какая важная.
«– А знал ли он вообще об этом!? А убийца?»
– Но при этом был наркоманом?
– Да, – ответила Людмила Григорьевна. – К сожалению аллергии, на психотропные препараты у него не было.
– Когда этот Кашкин, – продолжила женщина после паузы. – Неоднозначно так мне намекнул, что мой сын перепутал пчелиный улей с пустой собачей конурой, где и оказалась та злосчастная закладка, я была готова его убить.
– Интересно, а они проверяли, у кого был доступ к его мед карте!? – Катя даже не поняла, что задало этот вопрос вслух.
– Один таки до этого додумался, – сказала Людмила Григорьевна. – Приходил чуть позже всех остальных, Майор кажется. Обещал разобраться, говорил, что это далеко не единственное похожее дело в городе. Но больше я его не видела, наверное, тоже забил на это дело.
