<p>

За тайные скрещенья кого призвать к ответу --</p>

<p>

Не слышно нежной флейты, когда петух орет...</p>

<p>

Поверьте мне на слово -- Любви на свете нету,</p>

<p>

А то, что есть на свете -- сам черт не разберет.</p>

<p>

Ш. Хусаинов</p>

   Анна Соренсен молода для старшей медсестры. Ну как -- молода. Мама вот расстраивается, что дочери уже тридцать два, а все не замужем. Тетки делятся на тех, кто поддерживает маму, и тетю Карин. Тетя Карин залихватски водит машину в свои шестьдесят, кокетничает с полицейскими, густо красит губы и утверждает, что скуке в жизни не место. Анна, выходит, как раз где-то посредине. Она не считает свою жизнь скучной. Она любит свою работу, любит порядок в больнице и дома, ей нравится, что дома окна выходят на море, а в больнице -- в сад. Любит, когда больные выздоравливают быстро, и ухаживает за каждым.

   Она никогда не видела вещих снов. Ни разу в жизни ни одна встречная старушка не ухватила Анну за руку и не начала рассказывать, какая великая судьба ей предстоит. Ни старых медальонов и фолиантов в наследство. Ничего такого. При слове "валькирия" она в первую очередь вспоминает Вагнера.

   ***

   У сына конунга Хьёрварда не было имени, но Свава-валькирия полюбила его и назвала Хельги. Велика была их любовь, но им не суждено было быть вместе. Хельги погиб в поединке, и Свава последовала за ним. Говорят, что Хельги и Свава вновь родились.

   ***

   Арне Линдхольм водит грузовики уже пятнадцать лет. Пошел сразу после школы, эта работа всегда была ему по душе. Ночные дороги, небо на рассвете, встречные машины подмигивают фарами. Он любит ехать и ни о чем не думать, пить горячий кофе на стоянках, обмениваясь с приятелями ничего не значащими замечаниями. Ему нравится привозить груз вовремя, читать детективы и болеть за сборную.

   В музее в детстве ни один меч не показался ему знакомым. У него нет странных родимых пятен, единственный шрам он заполучил в двенадцать: прыгнул на спор с пожарной вышки и распорол кожу на спине. Выглядит не очень. Он никогда не тосковал о неведомом и не чувствовал себя не на своем месте. Встреться Арне одноглазый старик и начни вещать о месте в своей дружине, Арне похлопал бы его по руке и вызвал скорую.

   ***

   Хельги, сын Сигмунда встретил Сигрун-валькирию и взял ее в жены. Сигрун была родившаяся вновь Свава. Был он убит братом Сигрун и мертвым явился жене, прося не плакать по нем. Сигрун не смогла удержать его и вскоре умерла от тоски. В древнее время верили, что люди рождаются вновь, но теперь это считают бабьими сказками. Говорят, что Хельги и Сигрун родились вновь.

   ***

   Анна совершает утренний обход. Вчера была авария, докладывает дежурная сестра, такой ужас, вы представьте только, фру Соренсен! Водитель, конечно, пустоголовый идиот, дальнобойщики все такие, но он свернул, чтобы в автобус не врезаться. А там столько людей!

   -- Так он виноват? -- спрашивает Анна. Она не любит дождливую погоду -- тянет в сон, и больные хмурятся.

   Что вы, что вы, это же все третий водитель! Вот тоже, ни ума, ни понимания, надеялся успеть, пока красный не загорится. И если бы не тот дальнобойщик, неизвестно, сколько бы из-за него пострадало. Мы на него вчера столько гипса извели, фру Соренсен, вы не поверите.

   -- Я поняла, поняла, -- отвечает Анна. -- Пойдемте, посмотрим на этого вашего... героя? И сестра Нюквист, я видела из окна нашего бродяжку, наверное, опять вернулся. Позаботьтесь, чтобы его покормили.

   ***

   Говорят, что Хельги и Сигрун родились вновь. Он звался тогда Хельги Хаддингьяскати, а она -- Кара, дочь Хальвдана, как об этом рассказывается в Песне о Каре. Она была валькирией.

   ***

   У "героя" синяки под глазами и серое от боли лицо. Серьезных переломов у вас нет, господин Линдхольм, успокаивающе говорит Анна, но задержаться здесь придется. Она знает, что от ее голоса многие успокаиваются. Этот сердится и начинает говорить, немного невнятно из-за разбитой губы. Какой-то груз, какие-то "ребята", срочные дела. У мужчин, как обычно, никакого понятия о дисциплине. Как будто "в больницу" -- это до сих пор ИГРА.

   А он все говорит одно и то же, но хотя бы не сопротивляется, когда Анна берет его за руку померить пульс. Она считает всплески чужой крови, и никакие слова, древние и торжественные, ей не вспоминаются:

   Так радуюсь я

   встрече с тобою,

   как рады взалкавшие

   Одина соколы,

   что убитых почуяли

   теплое мясо