– У нас считается непристойным выходить в ночной одежде. Даже полностью обнаженное тело не столь непристойно, – честно ответил Идрис и пояснил: – Я просто краснеть не умею. Врожденный дефект. Или благо?

– Благо, – уверенно произнесла Лота и быстро-быстро пошла к шатру.

«Нет, у нас во дворце меня бы отец наградил личной королевской затрещиной, решись я выйти на люди в ночной рубашке. Но надо же разделять лес, с минимумом имеющихся вещей, и дворец! Сами ничего больше не подготовили – и сами же стоят краснеют».

На самом деле Лоте было ну очень стыдно: она не видела особой разницы между ночной рубашкой из плотного шелка и обычным эльфийским одеянием. А потому даже не подумала, как будет воспринят ее выход. Да и потом, ну действительно, они же в лесу!

Юркнув в шатер, Лотанари облегченно выдохнула.

– Страдаешь? – с интересом спросила перевоплотившаяся Лима.

– Скорее не понимаю, – вздохнула принцесса и создала зеркало. – Ничего не просвечивает, абсолютно ничего! Чем этот балахон отличается от других?

Лима внимательно посмотрела на темно-синий наряд, что укутал принцессу от горла до кончиков пальцев рук и ног, и честно сказала:

– На твое парадное платье, то, зеленое, пошло куда меньше материи. Видимо, все зависит от того, как называется вещь, а не как она выглядит.

– Придется привыкать, – вздохнула Лота.

Эльфы пожертвовали Лоте свои национальные наряды, но принцесса сделала вид, что не поняла, и попросила Лиму достать из сундуков штаны с широким и плотным поясом, блузку и приталенный жакет без рукавов.

– До Ллиноса всего день, – пояснила принцесса. – Я хочу запомнить свою талию видимой.

– Я тоже запомню, – клятвенно пообещала Лима.

А дальше подруги сходили с ума от скуки и в итоге затащили Идриса в карету. Допрашивать, как это обозначила лисица. Беседовать, поправила ее дипломатичная принцесса.

Эльф с комфортом устроился напротив подруг и весело прищурился:

– В картишки?

– Что вы, как можно, – Лотанари ахнула и прикрыла рот рукой.

Вдоволь полюбовавшись сконфуженным лицом Идриса, она подпихнула Лиму локтем:

– Доставай нашу колоду.

– А почему вашу? – тут же подозрительно прищурился эльф.

– А потому что мы ее из Академии забрали, – гордо приосанилась Лима. – В течение пяти лет всеми студентами на колоду накладывались защитные и анти-жульнические заклинания. Это уже артефакт, а не колода.

– И достается он тому тандему, который за последний год ни разу не проиграет, – добавила Лота. – Не страшно?

– Не-а, – хмыкнул эльф, – я старше вас, милые леди. И частенько играю со своим с… другом. Если заседание министров совсем скучное.

Подруги переглянулись и почти хором спросили:

– А что ты делаешь на заседаниях?

Идрис чуть замешкался, после пожал плечами и будто с вызовом произнес:

– Так в карауле стою.

– А ты рисковый, – восхитилась Лима. – Могут и уволить.

– Меня? – искренне поразился эльф и тут же помотал головой: – Не, не могут.

– Ты незаменим? Надеюсь, не телепат? – нахмурилась Лотанари.

– Да нет, я просто в атакующей и защитной магии хорош. Не всем дано выращивать цветы, – тут эльф немного сконфузился.

Но, так как он был дефективный и не умел краснеть, доказательств его смущения не было. А Лима тем временем закончила тасовать колоду и напомнила принцессе о том, что небольшой столик сам себя не создаст.

– Прости, – повинилась Лотанари.

– Вы прекрасно владеете бытовыми чарами. – Эльф уважительно посмотрел на принцессу. – Это странно.

Лота пожала плечами, но ничего не ответила. Что она могла сказать? Что у ректора обостренное чувство справедливости и она, Лотанари Шан Нейрин, получала на орехи на равных с остальными бедокурами? Или что, будучи пойманной на горячем, она получала вдвое? Потому что она не просто одаренная магичка, а принцесса, а значит, и ответственность на ней вдвое больше? Вряд ли эльф сможет это понять.

«Особенно учитывая их манеру не обращаться к высокородной леди первыми. Ух, как вспомню свое пробуждение в окружении ушастых статуй… Дрожь берет». Лота поежилась и, желая сменить тему, спросила:

– На что играем?

– Думаю, на раздевание не стоит, – философски заметила Лима. – И, что важнее, мы не определились, во что мы играем.

Идрис вздрогнул, услышав первые слова лисицы, и поспешно предложил:

– Может, имперского дурака? На забавные истории?

– Это можно, – хмыкнула Лима, – только нас трое.

– Кто вышел первый – победил и потом выбирает из двух оставшихся того, кто расскажет историю, – предложил эльф и сверкнул хитрыми синими глазами.

Лота чувствовала подвох, но на первый взгляд все было предельно прозрачно.

– Все готово. – Лисица пощелкала пальцами. – Козырь – тарди, у меня скелет. Значит, хожу первая. Будем атаковать по движению солнца или луны?

– Как подозрительно, – поддел Лиму эльф, но та только фыркнула:

– Я и похуже предположения слышала. И предложения. И вообще, слова куда хуже слыхала.

– Ходим по луне. – Лота потерла руки и взяла свои карты.

Борьба была напряженной, но подруги больше привыкли работать в паре, и потому эльфу удалось выйти первым. Гневно фыркнув, девушки переглянулись и решили: в следующем раунде ушастому не жить. После чего свели игру к ничьей.

– Ну что, кто из нас расплачиваться будет? – Лима так подмигнула эльфу, что любой бы на его месте забыл про изначальный договор.

– Ее Высочество, – как ни в чем не бывало ответил Идрис. – Или та из вас, у кого история интереснее. Я смотрю на вашу дружбу и хочу узнать, как вы познакомились.

Лима откинулась на спинку кресла и расхохоталась. А вот Лота недовольно насупилась и вздохнула:

– Что ж, рассказывать и правда придется мне. Но это то, как мы познакомились. То, что было дальше, – личное. Не для карточной игры.

Принцесса помолчала, восстанавливая в памяти тот жаркий солнечный день, и приступила к рассказу:

– Первый курс был очень сложен, ведь меня впервые отпустили на свободу. Да, папины агенты бдели, но особенно не лезли и вообще старались не попадаться на глаза. И вот, спустя три недели сложной жизни, наполненной обилием новых знакомств, я попала на дуэль. Нет, не меня вызвали. Сражались два мага менталиста – они не поделили девчонку с факультета целителей. И в меня отлетели искры от одного из заклинаний. Я заметила, но значения не придала – ни головной боли, ни жара, ни каких-либо иных симптомов. Порадовавшись за победителя и посочувствовав проигравшему, я устремилась на улицу.

Тут Лота сделала паузу, ярче вспоминая тот день.

– Печенье, – хихикая, выпалила Лима.

– Да, я хотела купить печенье. Жирное, рассыпчатое – во дворце такого нет, увы. Идя на запах, я вдруг перестала узнавать улицы. Стало так страшно, резко разболелась голова…

– А я шла в Академию, – подхватила Лима. – Я тоже была первокурсница, просто подрабатывала в городе. Вижу: принцесса наша посреди улицы зависла, сама вся бледная, глаза безумные, и руки к груди прижимает. Я к ней, потому как мало ли откинется? Меня потом за хвост прихватят и спросят, отчего не помогла.

Лотанари хихикнула и продолжила за подругой:

– Стою я, уже готова разрыдаться от ужаса: потерялась, голова болит, в глазах все плывет и печенья хочется! И тут ко мне кто-то подходит, лицо по Академии знакомое, и я… И вместо того, чтобы объяснить, что со мной происходит, я просто делаю шаг вперед и со словами: «Так хочется печенья!» – сползаю в обморок.

Подруги залились смехом, вспоминая ту странно-безумную ситуацию.

– А я что? Я венценосную идиотку на закорки и в медкрыло. А потом думаю: а ну как она у нас головушкой скорбная? Вдруг опять потащится куда-нибудь? Надо печенья ей достать. А денег у меня не было. Я и испекла.

Лота улыбнулась и с теплотой произнесла:

– Когда я очнулась, мне объяснили, что это искры ментальной магии мой разум закружили. Но главное, на прикроватной тумбочке стояла вазочка с горелым печеньем. Пересушенным и местами пересоленным. И я как-то сразу поняла, что это печенье испекла очень интересная личность.