Его…
Вот именно, его выталкивают».
Рида снова уперлась ободранными ладонями в стены и потребовала:
— Ну, так роди же меня! Роди, тужься ты, тупая сволочь! Ну, давай же, покажи себя!
Первая «схватка» едва не раздробила ей позвоночник.
Волна сокращений прокатилась по каменной утробе змея, грозя перемолоть кости, выжимая из груди последние молекулы кислорода.
И все же, Рида успела толкнуться и отыграть еще сантиметра два-три.
Глоток воздуха и следующая волна.
«Ну вот, жива я, или нет, не знаю, но поворот остался позади».
Потом все стихло.
Секунд тридцать Рида только ловила ртом воздух и «обезболивала» мышцы. Потом ее настигла новая схватка.
На этот раз ее протолкнуло чуть ли не на полметра «вперед и вверх».
«Но так дело не пойдет. Так до выхода из тоннеля доберутся три куска желе».
На то, чтоб это понять, ушли следующие тридцать секунд. Потом снова адская боль и невероятное изумление: почему она до сих пор жива и в сознании?
Да и руки-ноги целы, если она все еще ползет.
На этот раз ей дали целую минуту на размышления, да и последовавшая схватка была короче, и не такой болезненной.
Неужели тупое чудовище, в брюхе которого они путешествуют, их щадит?
Впрочем, почему тупое, и почему чудовище?
Даже сейчас и здесь она не может отделаться от собственных фантазий.
И тут Риду осенило еще раз.
Волны!
Вот что, она же читала когда-то о снах и воспоминаниях, связанных с родами.
Символ ребенка в чреве матери — золотое яйцо, плывущее по морю.
Что ж, попробуем.
Она вновь положила ладони на каменные стены и представила себе, что из ее рук льются два золотых потока.
Теплые волны, мягко, бережно, без боли.
«Скользи, скользи» — прошептала Рида.
Она плела иллюзию внутри иллюзии, иллюзию для себя самой, и отлично это понимала.
Но, похоже, это работало.
Ласковая волна осторожно толкнула Риду.
Пронесла немного на своей спине, передала следующей.
Рида заскользила.
Вскоре тоннель повернул еще раз, но Рида только перевернулась на спину и покатилась, как на салазках, вниз.
Потом стало светлей, стены разошлись, она поняла, что приближается к выходу, и велела: «Море, замри!».
Стены послушно остановились. Здесь уже можно было передвигаться на корточках. Рида пробралась вперед и увидела круглое отверстие, из которого лился свет.
Она выглянула наружу и невольно отпрянула. Гладкая отвесная стена уходила в бездонную пропасть. А наверху все так же равнодушно светили разноцветные звезды.
«Ну, и куда теперь?
Нет, здесь что-то не так.
Если испытание, то испытание.
Должен быть хоть какой-то выход.
Что ж теперь — назад ползти?!»
Рида присмотрелась повнимательнее.
«Ага, вон там, метра на полтора ниже отверстия есть-таки маленький карнизик.
Если на него встать, а потом, прижимаясь к стене, попробовать сдвинуться вправо… Или влево.
Может, куда-нибудь и выберемся».
Рида осторожно сползал по стене.
Несколько секунд она висела на руках над бездной, в лучших традициях боевика, потом нащупала ногами карниз.
«Нужно было сапоги снять!» — сообразила она с опозданием.
Держась левой рукой за маленькие выступы на каменном дне тоннеля, Рида распласталась по стене и сделала шаг вправо.
Правой рукой она искала, за что бы зацепиться, но не нащупала ничего.
Стена обрывалась в пустоту.
Шаг назад, поменять руки, теперь шаг влево.
Тоже обрыв.
«Что-то вроде Биг-Бэна, — подумала Рида. — Только вместо часов — выход из тоннеля».
И почувствовала, как кто-то тихонько прикасается к ее правой руке.
Рида повернула голову и увидела в проеме тоннеля бледно-рыжую шевелюру Майкла.
— С тобой все в порядке? — спросил он почему-то шепотом.
— Вроде.
— Давай руку, я вытащу тебя сюда.
— Погоди.
Теперь, когда Майкл крепко удерживал ее запястье, Рида могла немного поразмыслить.
Безымянная Дорога испытывала их страхом высоты.
Но если каменный змей становился таким, каким она хотела, то, может быть, и пропасть существует лишь в ее воображении?
Во всяком случае, другого пути она не видела.
«Даже кролик справился со своим «чувством края». А я-то не кролик.»
— Майкл, отпусти меня, — велела она.
— Что ты хочешь…
— Отпусти.
Он послушно разжал руки.
Рида сказала себе, что внизу невидимая, но надежная опора, и она может безбоязненно ступить на нее.
Оттолкнулась от стены и шагнула.
И упала.
Испугайся она в самый момент падения, она бы, наверно, вечно летела бы в бездну, и умерла бы в полете.
Но она была джокером, и уроки мастеров засели глубже, чем самые древние инстинкты.
Она пролетела всего полметра, упала на четвереньки на что-то мягкое и пружинистое.
И тут же вскочила на ноги.
— Прыгай сюда! Здесь безопасно! — крикнула она Майклу.
Майкл, а следом и Пикколо (жив все же, курилка!) приземлились рядом с нею. Воздух трещал и искрился при каждом их движении.
— Мне кажется, — сказал Майкл осторожно, — только не обижайтесь, но… Я не вижу большой разницы между началом пути и концом.
— Круговой тоннель? — засмеялась Рида. — Что ж, не удивлюсь! Здешний мир способен и не на такие сюрпризы.
В глубине души она очень надеялась на подобный исход. Поделом будет другу Ричарду.
Она вовсе не собиралась прощать ему смерть Юзефа и этот безумный поход.
Даже если его цели так благородны, как он сам говорит.
Даже если речь впрямь идет о будущем дреймурской цивилизации.
«Понять — значит простить» осталось по ту сторону Темной завесы. Она была джокером и даже не пыталась рассуждать по-человечески.
«Пикколо опасен. Он пожелал всей силы разом, целиком, чуть ли не розовой ленточкой перевязанной. Верный признак того, что с силой он не совладает.
Все — ничто, сила — бессилие, тварь — творец — такой язык не для джокера. Джокер гибок и текуч, как вода, всегда — не полон, всегда — не завершен.
А Пикколо опасен. Так же, как опасен камень в горной реке. И его нужно остановить».
— Ловушек пока не видно, так что принимайтесь за работу, — велела она. — Нужно сплести новый мост.
И трое людей вновь протянули руки к лучам звезд. И снова началась невероятная, но уже привычная работа.
Они продвигались медленно, шаг за шагом, сплетая перед собой дорожку из звездного света. Мужчины впереди, Рида на шаг сзади. Видно было, что она еле передвигает ноги. Но голос звучал так же твердо.
— Боюсь сглазить, но, кажется, мы выходим. Я чувствую впереди Темную Завесу. Если только они не подготовили западню в самом конце.
Пепельные небеса меркли, растворялись. Сквозь сплетения нитей стали проступать очертания какой-то иной местности. Странной и непривычной была она для человеческих глаз.
Глубокая долина лежала перед ними. Долина без травы, без деревьев, просто ровная однотонно-зеленая поверхность под ослепительно желтым, бессолнечным небом.
Словно реки, змеились и стекали по ней золотые жилы. Внизу они густели, наливались киноварью и светились, как угли в печной золе. Красное сияние разгоралось тем ярче, чем ближе люди подходили к краю долины.
И вдруг из глубины беззвучно взметнулся ало-золотой фонтан. Путники отпрянули, но фонтан не обжигал. Напротив, он словно притягивал к себе. Ровная, неодолимая сила приняла людей в свои объятия; сила, изгоняющая страх, боль, одиночество.
Майкл остановился.
Каждая клеточка его тела кричала: «Ну же! Туда! Скорее! Ты же так желал этого! Всю жизнь, каждую секунду! Стань же, наконец, самим собой, истинным! Пей воду истиной жизни!»
Но что-то приковало его ноги к земле, не давало двинуть и пальцем. Слишком уж… нечеловеческим было это зрелище.
И он понял с горечью, что всю жизнь мечтал прыгнуть выше головы. Сейчас, в решающий момент, он не сможет сделать и шага. Трус всегда обкрадывает сам себя.
