– Это точно, ко мне такие господа приезжали, что я ни разу и не видел, предварительно заказав все, что есть.
– Ну вот, я же говорил тебе, а ты не верил, а Генрих, тот сразу поверил…
– Так он ученый немец, ему виднее.
– Вот у нас всегда так, чуть что – «ученый немец», а своих пинаем… А ведь пурпур у нас лучше британского получился – темнее и насыщенней цветом. Сдается мне, что они нам или второсортный товар поставляют, или разводят краску вдвое. Вот, посмотри, – и я показал ему два лоскутка шелка: один более блеклый, другой насыщенно-пурпурный. – Ну и какой бы выбрал византийский император? То-то же. Давай тарантас, поедем за краской.
Когда Иван забрал бадейки с краской, Генрих спросил меня, как идут дела у брата.
– У него заказов на весь шелк, что остался, у лавки народ чуть не дерется.
– Саша, я вот текст привилегии составил, так чтобы ни реакция Перкина, ни Зинина прямо не просматривались (мы же их комбинируем). У Зинина, кстати, самый экономичный путь синтеза[12], так что британцев в случае снижения ими цены мы можем давить ценой сами, а качество ты видел.
Из причитающегося мне куска шелка я заказал рубаху, ее уже сшили, надо будет забрать (деньги взял из 500 рублей аванса – это реклама, а она – двигатель торговли). После всех манипуляций с синтезом на руках Генриха осталось больше сотни: он мне отчитался в тратах письменно до копейки. Я передал остаток ему на другие работы, которые могут в будущем понадобиться, чтобы он не брал денег из семейного бюджета. С Ивана я рассчитывал получить еще минимум 2000 рублей, и он подтвердил, что как только продаст последний отрез шелка, тут же со мной рассчитается, причем сказал в присутствии свидетелей – Генриха и Лизы. Забрав рубаху, я вернулся домой, где меня ждал конверт с надписью «Его благородию Александру Павловичу Степанову».
Я распечатал конверт и услышал в голове Сашин голос: «Это почерк деда».
Ну вот, на ловца и зверь, то есть дед, бежит…
Из письма следовало, что дед ждет меня послезавтра на обед и пришлет к двенадцати коляску, но чтобы я не сообщал матушке и Ивану, куда поехал. Интересно, выходит, Лизе и Генриху можно?
На следующий день я обговорил с Генрихом детали визита. Явно дед заинтересовался шелком, только ленивый в городе еще о нем не слышал. Предложить ему выкупить привилегию? За какую цену?
– Генрих, мы партнеры, поэтому я предлагаю разделить гонорар в равных долях пятьдесят на пятьдесят процентов. Начнем торговаться с десяти тысяч, закончим на шести, меньше я не уступлю. Так что тебе будет тысяча с Ивана и три тысячи от привилегии.
– Тебе решать, Саша, за предложение спасибо, но ведь застрельщик дела – ты, тебе и доля должна быть больше. И что ты собираешься, если не секрет, делать дальше?
– Не секрет. Да ты уже знаешь, я хочу сделать лекарства от инфекционных болезней, в основе которых – то же бензольное кольцо, что и в феноле и в анилине. А второе – хочу сделать вычислительную машину для сложных математических расчетов. Ты, кстати, не знаешь, сколько стоит простое телеграфное реле? Сименс вроде уже свой завод имеет в России. Или не зависеть от Сименса и наладить свое производство – вот на это и хочу положить свой гонорар. Финансировать же работы, а денег понадобится вдвое больше, буду через производство красителей и лекарств.
– Саша, ты, конечно, замахнулся на труднодостижимое. Но мне кажется, что у тебя получится. Вот и Лизхен говорит, что ты сильно изменился за месяц, не только окреп физически, у тебя блеск какой-то в глазах появился, прямо искры какие-то. И энергия через край бьет.
– Насчет искр – это точно, как приложился головой, так искры из глаз брызнули, вот до сих пор и бьют через край.
– Вот и смешинки всякие у тебя появились, а раньше был – бука букой. И вообще, какие-то необычные знания у тебя появились, вроде видишь обычные вещи, а по-другому, вот как с букетом получилось. И в химии разбираешься, а вроде в гимназии не блистал.
– Ну, это, наверно, тоже от удара по голове, иногда, говорят, и полезно бывает, удружил брат Ванечка. Хорошо, вот съезжу к деду, тогда обсудим дальнейшие наши действия.
Наутро я нарядился в тужурку и брюки, отглаженные накануне Глашей, надел начищенные штиблеты. Посмотрел на себя в зеркало в новой рубахе – прямо горит «царьградский» шелк. На голову – фуражку. Глаша оглядела меня:
– Неужто к барышне, барин?
– Точно, угадала, если дело выгорит, с меня – коробочка монпансье[13].
Взял сверток с остатком шелка и вышел на улицу. У дома ждала пролетка.
– Барин, ваше благородие, вы – Степанов Александр Палыч?
– Да, угадал, братец.
– Тогда садитесь, поедем.
И мы поехали к деду. Я ожидал увидеть какую-то избу со слюдяными окошками (шучу, конечно). Но увидел вполне приличный купцу первой гильдии двухэтажный особняк с большими окнами, но без архитектурных излишеств. Внутри в доме все было солидно и говорило о достатке хозяина.
Войдя в хозяйский кабинет, я перекрестился на икону старинного письма и поклонился деду. Дед вышел из-за письменного стола с какими-то бумагами и счетами:
– Здравствуй, Саша. Давно тебя не видел, экий ты молодец стал, прямо жених.
– Здравствуй, дед. – Я специально отказался от величания «Иван Петрович», сразу стремясь сблизиться. Если не удастся это, то не удастся, и весь разговор. Нет, прокатило. – Мне уже сегодня ты второй говоришь, что я на жениха похож.
– Это, Саша, от рубахи твоей знатной. Слух по всему городу прошел. Я уточнил, говорят, непутевому Ваньке брат краску особую привез, вот он и покрасил шелк, что у него залежался. Никто не брал – он его испортил неправильным хранением, а вот гляди – покрасил, и народ влет расхватал. Говорят, даже дрались за последние куски, оттого и захотелось узнать прямо от тебя.
– Вот, дед, тебе подарок, это такой же шелк, как на мне, от одного куска. А краску эту мы с Генрихом, мужем Елизаветы, сделали и назвали «Царьградский пурпур». Иван в гильдию задолжал, вот я ему и помог, не бесплатно, конечно, но он внакладе не остался. Еще десять штук шелка сейчас ему покрасят, а больше у него нет.
– Ну, спасибо за шелк, удружил. – Дед развернул сверток. – Прямо играет… А почему царьградский?
– Да любит у нас народ иностранное, а пурпур царьградские базилевсы императорским цветом почитали, на грамм краски несколько тысяч специальных ракушек уходило, поэтому очень дорогой была эта краска.
– Значит, ваше изобре́тение?
– Да, идея моя, а Генрих синтез краски сделал, химик он замечательный.
– И дальше что хотите сделать?
– Привилегию подать, а потом продать ее промышленнику, кто красками и тканями занимается. Вот тебе первому хочу предложить.
– И дорого возьмешь за сей «привилегий»?
– Для тебя – недорого, двенадцать тысяч. Или много?
– И что с деньгами делать будешь? Деньги, чай, немалые. Или на мамзелек спустишь да на кутежи? Братец твой да мой младший сынок Николаха охочи до таких дел оказались, еще и в картишки поигрывают, беса тешат.
– Нет, не на мамзелек и не на картишки, дед. На дело. Есть у меня идеи с химией – еще красители разные сделать, лучше иностранных, и на медицину – сделать лекарства от болезней. Таких лекарств еще нет, а только в России они спасут миллионы жизней, на войне пригодятся, солдат раненых без рук-ног не оставят, помогут выздороветь и полноценными работниками, а не калеками к семьям вернуться.
– Что же, дело богоугодное, вижу – изменился ты очень, повзрослел не по годам и держишься смело, хвалю. Что же, торговаться не буду, ни к чему это между своими, дам я тебе денег. Только уговор – с другими своими открытиями сперва – ко мне. И поможешь красильное дело наладить у меня на заводе. Красильщики у меня свои, опытные, но с новой краской не работали, так что все надо им объяснить.
– Хорошо, это мы с Генрихом сделаем. Дед, только и у меня условие – помоги с привилегией. Эту, для начала, можешь на себя оформить, если будут другие красители своего производства – тоже можешь на себя, но некоторые я попрошу оформить на себя, это еще не скоро, когда с лекарством разберемся. Красильное дело с новыми красителями мы тебе поставим, только и испытательная лаборатория нужна, не все же Генриха сюда гонять, у него своя аптека присмотра требует. Химиков тебе обучим, пусть ткани красят лучше привозных. Генрих посчитал, эта наша краска в десять раз дешевле привозной британской будет, а качеством лучше – вот, посмотри образцы, блеклая – это британская, красивая – наша.
