***

Так хотелось, чтобы и он любил,

Чтобы и он носил кровавую эту тайну,

Хоть бери голубой керосин

И гори под площади клокотание.

Как гудело каждой струной,

Как пылали сердце и кожа,

А кому-то хотелось того же,

Так хотелось того же с тобой.

***

В этот чат писать, как в идеальную пустоту,

Прозрачную, бесцветную, без прожилок вен,

Слово клювом надломит тонкую скорлупу,

Вылезет и обратится в тлен.

В этот чат писать, как в Сахаре искать воды,

Где на дне колодца хрупкий лежит скелет.

В этом чате само божество чистоты

Говорит: нет ответа – это и есть ответ.

***

С корзиной муравьёв крылатых

На городской стене стою,

Я выжила, я виновата,

Как жаль, я больше не люблю.

Летите солнце пить, мои солдаты,

И сок камней, я вам его налью,

В таком неровном трепетном строю,

Так весело, смешно, шероховато.

На городской стене стою,

Где я была так счастлива когда-то.

***

Я ищу тебя, а ты заходишь в облако,

В облако, приплывшее на холм,

Там, где древние камни

Покрыты прохладным мхом,

Я ищу тебя среди трав,

Как погибшее стихотворение.

Лучше б молнии вереск сожгли дотла,

Осветили бы тихие мили,

Чем как смерть спокойная белая мгла,

Цвета лепестков увядающих лилий.

***

В буром море ржавые-ржавые корабли,

Пригнанные умирать из Пуэрто-Рико.

Мы идём, боясь ожогов любви,

Чересчур покорной, не в меру дикой.

Мы идём, и ржавчину пьёт песок,

Греет борты великанов слепое солнце,

Оно мчится, как ядерное колесо.

Сердце ржавеет и как-то неправильно бьётся.

***

Место человека зарастет,

Как улица зарастает толпой,

Как стекает медленный мёд,

И накатывает прибой,

Как скрывает лето зима,

Мгла приходит по вечерам.

Там, где ты ещё был вчера,

Сегодня шумит трава.

Не поверю и я сама,

Хоть кричите наперебой,

Что скоро окажется там

Кто-то совсем другой.

***

Мне нужно писем не от вас,

А от того, кого люблю.

Я с вами коротаю час,

А с ним встречаю боль мою.

Он мне ответит лишь: «Окей»,

Он мне ответит лишь: «Хаха».

Он черных вызывает змей

В душе моей. И облака.

***

Лунное море у края моей кровати,

Сосны скрипят, двери ведут в коридор.

Тысячи раз прошу свои мысли: «Хватит!»,

Два на часах, но мысли здесь до сих пор.

Кто эти люди, что мчатся сейчас по трассе,

И контрабандой тайны свои везут?

Как же мучительно это внезапное счастье,

Этот не правильно заданный кем-то маршрут.

Слышно дыхание тех, кто живет здесь со мною.

Как я скажу им? Ведь это подобно ножу.

Утро придёт, но останется лунное море,

Я его в тёмной душе целый день проношу.

***

А тот человек на земле не живёт,

Не рождался он никогда.

Летит, летит голубой самолёт

Рисует черты городам,

Летит самолёт через белую мглу,

Так грустно летит один.

Я скучаю каждый день по нему,

А ты притворялся им,

Тем, кто на земле совсем не живёт,

Ни разу по ней не ходил,

Летит, летит голубой самолёт.

В пустой без него мир.

***

Уходить до начала любви

Мимо замков из тоненькой кости слоновой,

Мимо гавани, где разноцветные корабли,

Качает дыханием моря. До первого слова,

Сказанного незнакомцем со странным лицом,

Таким, что подумаешь: «Кто это вообще?»

Под перелив колокольчиков беглецом,

Как кружевной дымок от свечей.

***

Это клеймо будет всегда гореть,

Его музыка в порах костей стучит,

Тонкий след уже отметила плеть

Утра на самом краю ночи.

Эта бездна будет всегда с тобой.

Вырубает поезд ночной гранит.

Самая лучшая в мире боль,

Это когда любовь у тебя болит.

***

В пять лет железную банку взять из костра.

Плакать нельзя, терпишь святую боль.

Боль растёт, как твоя сестра,

Как близнец, который всегда с тобой.

Класс смеётся, он – огромный прибой,

Твоё имя написано на доске.

Боль – моллюск, выползающий под луной

Из прилива в первое бытие.

Тёплые волны, ты говоришь: «Люблю»,

Но в ответ железная тишина,

Так же жгло в пять лет ладошку твою,

Терпишь боль и значит, что ты жива.

Станция Чхатрапатишиваджи

***

Сестра, за тканью твоей чадры,

Душной, как пакистанская ночь,

Птичка с перевязанным крылышком,

Океан, затонувшие танкеры, нефть.

Тёплым вечером ты приподнимешь

Ткань, выкуришь сигаретку

Над лабиринтами крыш.

За твоей чадрой мальчик живёт, малыш,

Которому, как и братьям, хотелось велосипед.

От открытых ног тянутся, словно плавленый сыр,

Взгляды, в головы, где стартует игра.