Клементина Бове
Королевишны: #3колбаски
Моим любимым буркцам и буркам, которые украдкой появляются на этих страницах
CLÉMENTINE BEAUVAIS
LES PETITES REINES
© Петухов Т.М., перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке. ООО «Издательский дом «Самокат», 2020
Часть первая
Бурк-ан-Брес
1
Ага, а вот и результаты в фейсбуке выложили: я – Бронзовая Колбаса.
Шок. Два года подряд я брала золото, так что была уверена: уж меня-то никому не переплюнуть, – ан нет, ошиблась.
Глянула, кто удостоился высшего титула. Новенькая из 9 «Б», не знаю её. Некая Астрид Бломваль. Светлые волосы, прыщи, глаз косит так, что видно только ползрачка – вторая половина навсегда скрылась под веком. Что ж, к жюри вопросов нет.
Серебряную Колбасу присудили совсем крошке, Хакиме Идрис из шестого. Нет, ей, конечно, тоже уродства не занимать, с её чёрными усиками и тройным подбородком; чем-то на щуку похожа.
Наш любезный друг Мало оставил комментарий под фото каждой из восемнадцати претенденток. Меня он выделил особо:
Борьба была суровой, но Мирей Лапланш всё равно останется для меня Королевой всех Колбас. О, эти жирные желейные ляжки, эти обвисшие груди, этот подбородок картошкой и маленькие поросячьи глазки – вы навечно запечатлены в моей памяти!
Комментарий уже насобирал 78 «мне нравится».
Я добавила от себя 79-й.
Потом спустилась в столовую и объявила маме:
– В этом году я Бронзовая Колбаса!
– О… И что же, тебя поздравить или как?
– Ну, не знаю. Может, ты хотела, чтобы я подтвердила свой золотой титул?
– Я бы хотела, чтобы никто и никогда не называл тебя колбасой.
– Значит, не надо было спать с уродливым стариканом, всё просто.
– Не говори так про своего отца.
– Будь он здесь, он бы мной гордился!
– Нет, не гордился бы.
– Напишу-ка я ему письмо.
– Не пиши никаких писем!
– «Дорогой-любимый папочка, по итогам этого чудного учебного года твоя обожаемая дочка удостоилась звания Бронзовой Колбасы лицея имени Мари Дарьёсек в Бурк-ан-Бресе. Это приятное поражение, так как обычно она берёт Золотую Колбасу».
– Мирей, ты меня бесишь. – Мама смотрит на потолок и сообщает дизайнерской люстре: – Подростки… Ненавижу.
Мой отец – французский немец. В целях защиты персональных данных будем звать его Клаус фон Штрудель. Герр Клаус, профессор Сорбонны, пишет труды по философии. А ещё он был маминым научным руководителем и, видно, неплохо руководил, так как в итоге она забеременела мной. Увы, их связь обречена была остаться тайной! Потому что в то время – как, впрочем, и сейчас – наш Клаус был женат на особе с огромнейшим потенциалом. Доказательство – эта особа уже два года как президент нашей любимой Французской Республики. Для простоты будем звать её Барака Обаметта.
Итак, Барака Обаметта и Клаус фон Штрудель родили троих сыновей – то есть моих полубратьев – и наградили их дурацкими именам греческих богов, но, чтобы не мучиться, будем звать их Жоэль, Ноэль и Ситроен[1].
По неизвестным мне причинам, как только мама узнала, что беременна, она тут же уехала из Парижа и решила вести философию у школоты в Бурк-ан-Бресе, административном центре департамента Эн (почтовый индекс 01). Где и вышла замуж за г-на Филиппа Дюмона, чья невзрачная фамилия полностью соответствует внутреннему миру её носителя.
Мы живём в фешенебельном особнячке с садовым участком, вместе с псом Мурлыкой и котом Колобулькой.
Общаюсь ли я с Клаусом? Нет, потому что на мои письма он не ответил ни разу. Вместо того чтобы написать своей тайной дочурке, он всё даёт интервью, например журналу «Философия сегодня». А раз в три года у него приплод – трактат по метафизике. Мама покупает их и читает, и я тоже. Она мне говорит: «Ты же ничего не поймёшь, это сложно, Мирей!» – но я всё равно читаю и кое-что понимаю.
Клаус пишет в таком духе:
«Спекулятивному реализму удалось расширить проход вглубь внекантианской метафизики…»
«Квентин Мейясу переворачивает современную метафизику и заставляет её содрогаться под напором его идей…»
«Однако я отрицаю господство кастрированного платонизма и картезианства…»
Я:
– Что за мерзости, Клаус.
Мама:
– Ну всё, хватит! Во-первых, его зовут не Клаус, и вообще, ты же ничего не понимаешь, его идеи революционны, но ты этого не видишь, тебе не понять.
– Мама, он пишет про Платона и Декарта, как про мошонку.
– Пятнадцать лет! – воздевает руки мама. – Пятнадцать… самый дурацкий возраст на свете!
– Пятнадцать с половиной, па-апрашу.
Первое письмо Клаусу я отправила, когда мне было восемь.
Добрый день, мсье!
Моя мама (Патрисия Лапланш) сказала мне, что Вы мой отец. Я была бы рада встретиться с Вами в Париже и повидать [Жоэля и Ноэля]*. Я учусь в начальной школе имени Лорана Жерра, у меня хорошие оценки, и я читаю с четырёх лет.
До свидания,
Мирей Лапланш
* Ситроен тогда ещё не родился.
Второе – в двенадцать лет:
Мсье!
Вы не ответили на моё предыдущее письмо. Хотя это было бы весьма любезно. Я уже в шестом, в лицее имени Мари Дарьёсек. Я лучшая ученица в классе. Я всё ещё хотела бы с Вами встретиться, в Париже или где-нибудь ещё. Мой мобильный: […].
Ваша
Мирей
Третье я написала три месяца назад:
Клаус!
Ты мой отец. Ты в курсе, потому что, конечно же, получил мои предыдущие письма. Я вижу тебя по телику с [Баракой Обаметтой], [Жоэлем, Ноэлем] и [Ситроеном]; и, по-моему, ты вконец зазнался, раз не отвечаешь на мои письма. Мне пятнадцать, я не идиотка. И если что, моя мама не «стоит за этим» – вдруг тебя это волнует. Я читала твои книги. Позвони.
Мирей
Третья осечка. Про третье письмо мама точно знает, потому что я нарочно оставила конверт поваляться на столе перед отправкой.
[Клаусу фон Штруделю]
Париж, Елисейский дворец.
Почтальон, вперёд – отцовство не ждёт!
– Очень смешно, – сказала мама, когда увидела. – Какая ты у меня юмористка, дочка! Помираю со смеху.
– Ты позволишь ей это отправить? – спросил Филипп Дюмон с озабоченным видом (= задрав верхнюю губу и теребя манжет).
– Пусть делает что хочет – это она нас так провоцирует, – возразила мама. – Всё равно он ей не ответит, так что без разницы.
Филипп Дюмон всегда горько страдал оттого, что не в силах заполнить пустоту, оставленную в моей жизни Клаусом фон Штруделем. Он водит меня в кино, в музеи, в боулинг. Разрешает есть каштановое повидло прямо из банки. Говорит: «Считай меня своим отцом, Мирей, я твой отец!» Тогда я закрываю рот руками и говорю: «Х-хум… Х-хум… я твой оте-е-ец!» А он давай меня отчитывать: «Это мой дом, Мирей! А это мой диван! Ты живёшь в моём доме, между прочим!» Что наполовину неправда: полдома принадлежит маме, если не считать, что она ещё не выплатила свою половину кредита (немудрено с зарплатой училки), а Филипп – нотариус и ротарианец, что означает, что он член Ротари Интернэшнл.
– Что такое Ротари, мама?
– Это клуб людей вроде Филиппа, разных профессий, которые встречаются, обсуждают разные вопросы, знакомят друг друга со своими детьми.
Филипп как-то попытался познакомить их со мной.
– Познакомьтесь, это Мирей, дочь Патрисии.
