– Мы люди тихие и бедные, нам не с руки общаться с этими разбойниками, которые вечно ввязываются между государствами.

И ведь не отбрыкаешься, мол, для общего блага! Благо ныне разное и никому до него нет дела. Арестуют и накажут. Волком взвеешь – это же начало ХVIII века. Там, прежде чем спросят, вздернут на дыбу, допрос обязательно сопровождается дикой болью, И наказание означает не простую отсидку в тюрьме, а физическое наказание. Порка, например, и хорошо, если до полусмерти.

Глава 8

Начался день с приличной неприятности. Петр приказал построить гвардию – оба полка, Преображенский и Семеновский. Злой, раздраженный из-за опять начавшейся лихорадки, царь ругал контрабандистов, срывавшие пошлин, грозил им всякими карами. А в конце пригрозил повесить каждого, кого заметят в связях с ними.

Интересное дело! Он тут разрывается, свои деньги тратит, по четыре копейки с полушки на пуд (выручает, правда, по десять копеек, но это приятный бонус), а наградой будет веревка. В Дмитрии взыграла дворянская спесь. Он голубая кровь! Ему надо голову рубить, или расстреливать, по крайней мере.

– Понял, государь, говоришь ты понятливо, – сказал Дмитрий.

– Тебе надо лечиться, государь, у тебя жар от лихорадки, – безапелляционно заявил Дмитрий, – чарка подогретой водки с малиной вполне подойдет. И не будешь таким злым. А то как лютый барбос.

Дмитрий в монаршие обещания верил не очень. Сказывалось воспитание циничного ХХ века и реалистические подходы к жизни.

– Э, нет, – показно вздохнул он, – тебе девку отдавать, все равно, что козлу капусту вручать. Там уже и не девка будет.

Кто говорил, что торговля все привезет с легкостью, от слитков прочного металла до полезной соли и вкусного хлеба. А? Везите скорее, я жду!

– Вдвойне волочь! – разозлился царь, – протрезвею – накажу.

Для начала он приказал все кирпичи, наготовленные его кирпичной мастерской, привезти к месту жилищного строительства. Туда же была переброшена бригада строителей, уже строившей не одно здание не только из бревен, но и кирпичей. Одновременно землекопы ударными темпами начали создавать фундамент и рыть коммуникации для воды, тепла и канализаций. А в кузнечной мастерской стали дерзко экспериментировать с листьями белого железа, ковать различную фурнитуру.

– Разрешать производить отдельно для себя меньшую часть;

Петр долго молчал, думая об этих простых условиях Дмитрия и куря трубку.

Дмитрий точно угадал настрой Петра.

В конечном итоге на совещании было принято сто первое решение об увеличения привоза товаров и сырья в Санкт-Петербург, увеличении их номенклатуры и улучшении сухопутных и водных дорог.

И осталось немного усилий и немного времени, а потом в Санкт-Петербурге возникнет рай, тот самый парадиз, о котором говорил их царь.

Но, отдавшись, она, как и любая женщина, требовала, чтобы ее мужчина, ее муж и покровитель, тоже принадлежал ей телом и душой. И не терпела никаких недомолвок, обмана и даже лукавства. Отдыхать вместе с ней, работать – пусть она рядом находится. И никак иначе!

На него почему-то насели со всех сторон, как будто именно он мог решить эту проблему.

С тем и уехал в хорошем настроении, а Дмитрий продолжал напряженно трудиться. Впереди был более суровый, хотя и очень любимый ревизор – княжна Даша. Если с князем Александром у него сложились нормальные отношения, базирующиеся на взаимном уважении и зависимости, как мужчина к мужчине, то с Дашей было одновременно и проще и сложнее.

– Дайте железо, или дайте хотя бы руду, – отвечал он на все горячие требования работать лучше и давать больше инструмента, – будет металл, дадим и топоры с лопатами. У меня мастеровые стоят и мастеровые матерно кроют несчастнуюангличанку, которая здесь совсем нне при чем.

В ходе пьянки, когда с нарастанием градуса народ все меньше интересовался топорами и вилами и все больше слушал сварбезные шутки, Петр внезапно практически насильственно вытащил Дмитрия на свежий воздух – курить. Курили в этой компании везде, как и пили, но Дмитрий своему царю сразу не поверил. У него что, других курильщиков нет?

В конце концов, сплюнул, решительно сказал:

– Ха-ха! – громогласно захохотал Петр. За такое сравнение от близкого товарища не обиделся. Сам виноват! Но на своем он все же продолжил настаивать, – не хочешь, чтобы я встречал ее, давай буду дружком на свадьбе. И тебе в честь, и Хилковы обрадуются.

На очередном пьянке-совещании, где решали важные производственные вопросы и параллельно отмечался день рождения лучшего друга человечества пионера Вити Сидорова (мнение попаданца Дмитрия), опять возник вопрос железа.

Их надо было только хорошо проинструктировать, а потом одним глазком поглядывать и, кажется, все. Не дай бог ошибутся, переделывать уже некогда!

К началу осени стал намечаться конец строительства. В совокупности, около месяца и, наверное, немного еще. И хотя было видно, что работы осталось много, но процесс идет! И он когда-нибудь завершится!

Дмитрий чувствовал, что приехав в Санкт-Петербург, она не только окружит его любовью, но и выпьет до последней капли, сделав его жизнь одновременно адом и раем. Как же он ждет ее и боится!

Понял ли?

Трезвый пьяному не товарищ, а пить сегодня не с руки – слишком много неотложных дел. Он с большой радостью оставил задремавшего царя на Алексашку Меньшикова и еще двоих «товарищей» из ближней кампании, вовремя пришедших в поисках царя.

Осенью между тем в городе обострилась проблема с металлами. Кругом, буквально на каждом шагу. Железо, которого довозили до Санкт-Петербурга едва пятьсот пудов в месяц, с расширением населения и, соответственно, производства стало не хватать уже с начала лета, а в начале осени наступил настоящий кризис.

Нет, он построит дом солидно и так, что весь Санкт-Петербурх будет завидовать и перемалывать в сплетнях, а его любимая девушка будет очарована.

Петр остро посмотрел на Дмитрия, с удивлением заметил отсутствие интереса у собеседника:

Бригада или, как сейчас говорили, артель строителей быстро клала кирпичи, другие рабочие – мебельщики и краснодеревщики – работали с мебелью, устанавливали двери и деревянные плинтусы, солидные полы.

– Передай государю – согласен только на отрубание головы или на расстрел, – велел Дмитрий Меньшикову и не обращая внимание на недоуменные вопросы и удивленные возгласы, покинул трактир, приказав, чтобы с царя никаких денег не брали.

Даша его очень любила и была готова после свадьбы отдаться ему вся – и телом, и душой. Он был его целью жизни, без которого она уже не мыслила свою дальнейшую судьбу.

Дмитрий понял, что дальнейшее для него чревато. Что еще придумает неугомонный царь? Третьим быть на первой брачной ночи?

Вот ведь гадина. То ли согласился, то ли нет. На нем, где залезешь, там и слезешь. Одно слово, царь!

О чем и заявил надменно царю после завершения «общего собрания». Петр обратил на него бешеный взгляд, обругал, назвал дураком, хохотнул. Взгляд его потеплел. На Кистенева он долго ругаться не мог. Знал – свой в доску, все, что не сделает, все полезно.

– Вот сволочь, – констатировал Петр.

Но сам он, главным образом, работал над булыжной площадью вокруг дома. Дело было для России древнее и полностью забытое, а, значит, совершенно новое, но очень полезное. Пора было каменщикам отрабатывать вложенные в них усилия и время.

– Ты не заболел? – заботливо поинтересовался он, – у меня новый лекарь, – любые хвори за пол дня снимает. Если не заболтает, то точно будешь здоров.

В лесопилке готовили толстые доски для пола и потолка, более тонкие и красивые для обшивки стен, копили всякие древесные мелочи для кухни, спальни, гостиной. Рабочие знали, что они готовят для личного дома барина Дмитрия и старались, как можно лучше.

– Смотри, государь, крестьян-зеилепальшцев здесь пока мало, на другие провинции особой надежды нет. А рядом дешевый польский хлеб, который, я кстати, уже купил у контрабандистов, перемолол на мельнице и испек в хлебопекарне для всего города.