– Ага, – задумался Петр, пожалуй, и так можно. – Подожди, – остановил он течение мысли Дмитрия, и заговорил о другом: – ты, молодец, и умен и смел. Немногие из русских способны ответить на этот вопрос. Или даже никто.

Царь довольно ухмыльнулся, знаком показал, – мол, садись.

– Хилковы, – помрачнел царь, – старомосковское паучье гнездо. Каленым железом бы его! Хотя, – он задумался, – может так и надо, разбавлять их кровь.

Расстреляю, сволочь. Все эти гниды титулованные, вот где у меня сидят! Сказал бы, не знает, отправил бы учиться к немцам, может, поумнел бы князь. Вместо этого раздулся от спеси. Дурак!

– Езжай, – напоследок сказал Петр, завершая разговор, – вернешься в гвардию, обучишься, вспомню о тебе.

Скажи мне, можно ли получать такое же количество пороха, как раньше? И главное, каким методом?

Его радостно, хотя и частично завистливо встретил весь десяток. Везет же парню! Пощупали сукно мундира, примерились с оружием. Новость об отпуске встретили, как должное – раненый!

Разбирался Дмитрий в них чисто теоретически, но разубеждать не стал, решив подождать, пока не выясниться конкретная тема, интересующая царя. Неужели вправду спорил с государем? Вот студенческое прошлое!

Обе раны действительно побаливали. Сначала Бурманн ножом ткнул, потом солдат шведский в рукопашной искоса штыком бок задел. Вроде бы и не серьезно, а приходится останавливать внимание. Ни антибиотиков, ни антисептиков. Лекарства, конечно, были, но слабые. Знал бы, что окажется в ХVI веке – обязательно взял хотя бы пенициллин. А так главная надежда была на собственное здоровье. Лекарь перевяжет рану, наложит шину, даст укрепляющее питье – и все, други, выздоравливайте, коли сможете. А не можете, так не живите. Просто, как крышка у гроба.

Петр сначала слушал с досадой, но потом тема втянула его. Он тоже немного знал о мельничном производстве пороха и поэтому кое-что понимал. И даже напрогнозировал, что в этой местности маловодья происходит постоянно и надо либо менять местность или углублять русло реки. Но это на будущее, а нужно срочно!

Дмитрий сполз со скамьи, на которую его посадил царь и грохнулся на колени:

Он зашел в свой бывший десяток дворянского ополчения – собрать вещи. Никита, в неудачном сражении под Нарвой получивший ранение в мякоть руки, поддерживал костер. Похоже было, что и его отпустят, как и Дмитрия, в отпуск по ранению. Крупномасштабная война, похоже, пока заканчивалась. Пауза на несколько лет в виде мелких стычек и небольших набегов.

– Так, ты мне нужен, – решил Петр, – даю тебе полгода отпускных. Ешь, лечись. Женат? Нет? Не порядок! Женись. Я на тебя виды имею. Чинов наберешься да хорошего достатка. Но работать будешь, как проклятый, обещаю. Возвращайся здоровым. Больным тут будет трудно.

Кажется, под Нарвой два раза был ранен?

Соблазнов было много. Поместье, деньги, крестьяне, льготы… На Даше жениться, опять же. Но он понимал, что наглость чревата потерей расположения. А оно надо?

– Ловок ты, – со смешком сказал он, – в мою гвардию хочешь? Хвалю! Только там и научишься воевать. Будешь! Во втором батальоне на тебя рапорт подали о зачислении, храбрец пишут и умелец. Понятно, храбрецы всем нужны. Мне тоже.

Глава 8

Вначале Никита хотел задержаться с товарищем. Но потом поспешил до своего поместья – не удержался. Да и то – в любви почти всегда третий лишний.

Остался Дмитрий один. Первое время ему было совсем не до отдыха. Если раньше он столицу бы просто проскакал, вариант – устроил дикую пьянку со случайными собутыльниками, то теперь пришлось остановиться на первом попавшемся постоялом дворе и приняться за шуры-муры. Любовь – страшная вещь! Даже не такой уж молодой Саша горел любовью, а Дмитрию кусок не лез в горло. Ух!

Он взял в левую руку пистоль, взвел курок, в правую руку взял шпагу. Все оружие, положенное гвардейцу вне строя в ХVIII веке. Это будет его Ватерлоо.

Даша его не забыла. Однако в ответ вместо его зазнобушки в окрестностях усадьбы появился целый плутонг (отделение) холопов князя Хилкова. Девять или десять рослых мужиков (кровь с молоком), вооруженных саблями и дубинами просеивали местность, разыскивая явно его, бедного сына боярского. И очень быстро Дмитрия, оказавшегося здесь во второй раз и плохо знавшего эту сторону, они легко загнали в какой-то глухой тупичок.

Даша ничего не сказала, но так ему улыбнулась, что этого было достаточно и не надо было никаких приветливых речей.

Уже выходя из кабинета, князь Хилков как бы между делом негромко сказал, от чего Дмитрий чуть не подпрыгнул:

– Озлился государь, ох, как озлился, – с чувством сказал князь, продолжая мысль Дмитрия, – он и так к нам, старомосковским дворянам, относится плохо. А тут еще казенная пороховая мельница подвела. Я-то что сделаю, если волей Господней воды в Яузе убыло? Приказал посадить в кандалы в тюрьму, чтобы помучился, а назавтрева расстрелять.

– Ох! – вскрикнула Даша. Подробности этой части отцовой жизни она еще не знала и вряд ли бы, кабы не Дмитрий, узнала.

– Лечиться в вотчине собираешься?

Дмитрий, не зная, чего хочет князь, простодушно ответил, что да, хотел де на природе поправить здоровье и попутно обустроить возросшее хозяйство.

Велел наскоро спустить запруду с мельницы выше по течению, а наперед углубить дно реки и почистить у Яузы родники и мелкие речки. И в конце самолично налил мне водки в большую золоченную чарку, заставил выпить и чарку подарил.

– Коли зовете, ведите.

«Осерчал, никак, князюшка», – огорошено подумал Дмитрий, понимая, что будут бить смертным боем, и предупредил:

В письме он коротко сообщал, что приехал в Москву и попросил, как бы прогуляться около усадьбы, где он будет ждать или сегодня вечером, или завтра после обеда. Все, никаких фривольностей типа «люблю, сил нету», или хотя бы письменного обещания поцеловать.

– Расскажи теперь ты, красный молодец, как карьер у тебя идет? Удачно ли?

– Государь соизволил поместье считать вотчиною, да еще добавил полста хозяйств, чтобы не выглядел совсем бедным и не плакался от бедности.

– Да ты у нас зажиточный вотчинник! – воскликнул князь. Впрочем, в возгласе было и немало иронии. Ему, имеющему от предков большие вотчины и богатства, с княжеской спесью глядящего на радости мелкого вотчинника, было смешно смотреть на такое «обогащение».

Князь Александр, между тем, справившись с эмоциями, ласково спросил:

Между тем Хилков объяснил и Дмитрий, узнав детали, сильно удивился. Оказывается, именно князь и был тем человеком, который провинился в глазах царя из-за уменьшения производства пороха.

Даша незаметно для него поморщилась. Хозяйственное состояние Дмитрия его отцу не нравилось больше всего. Но тот приятно его разочаровал, поделившись новостью:

А он, ха-ха, вздумал делиться с Петром своими чаяниями и желанием жениться за княжеской дочери!

– Вот же я, – мягко сказал он, – живой и здоровый. Все же хорошо стало, ты не печалься, горести уже в прошлом.

– Попытался я узнать, кто этот верный человек, которому царь Петр Алексеевич так доверяет. Оказывается, гвардеец Преображенского полка Дмитрий Кистенев!

С письмом была большая закавыка. Дмитрия в детстве учил не очень-то грамотный деревенский пономарь, которому его отец обещал за это пол чети ржи, а Саша во время учебы на зачет сдавал старославянский «на ура» (два с плюсом или три с минусом в зависимости от настроения преподавателя). То есть оба были в письменном деле «очень хороши». И текст был соответственным. На десять слов двадцать ошибок. Ничего страшного, этим он лишь подтверждал имидж средневекового дворянина. Лишь бы Даша смысл поняла. И пусть смеется, Дмитрий сделает морду лопатой – ему, простому сыну боярскому, в пору саблей махать и коровам хвосты крутить, а не перо крутить.

Но, к счастью, обошлось. Из толпы слуг вышел представительный мужчина, – несомненно, старший, – низко поклонился на старомосковский манер, объяснился: