- Ну так что же, милый друг, вы испытываете раскаяние? Или нет?! - голос проскрежетал в самые уши. Казалось, он исходил не изо рта или клюва паучихи, а из бочкообразного брюха. - Или ты, убийца проклятый, не понимаешь, что натворил?!
- Это ты убийца! - выкрикнуло Чудовище прямо в рожу паучихе. - Ты, и твой муженек-кровосос, ясно?!
- Ха-ха, а мы не слишком-то вежливые! - заскрежетало сильнее. - Мы, наверное, грубияны. А ну, получи первый подарок!
Чудовище резко тряхнуло, чуть не вывернув его из собственной шкуры. Одновременно второй коготь впился под ребра. Но не тут-то было! Ухватившись за него сразу четырьмя щупальцами. Чудовище выдернуло из себя черное поблескивающее острие.
- Ах, вот мы как!
Ного-лапа подбросила его. И снова Чудовище рухнуло вниз с большой высоты. При его весе такие падения не были безопасными. Оно чудом извернулось, сберегло себе жизнь.
Мощным ударом ного-лапы его швырнуло в стену. Потом опять подбросило. Швырнуло в другую стену, прямо сквозь паутину водорослей. Они-то и смягчили немного удар. Но гигантская клешня мгновенно перерезала нити. Чудовище вновь оказалось на палу. Голова у него гудела, не соображала совершенно, все внутренности были отбиты и сильно болели при каждом новом ударе. В глазах все мелькало и кружилось. Два щупальца висели безжизненными плетями. Из раны на груди текла зеленая густая кровь.
- Еще разок?!
Новый удар обрушился сверху. Он пришелся прямо по горбу. Кожа лопнула, изнутри брызнуло зеленью. Чудовище рухнуло на пол, покатилось в угол. Оно было полностью выбито из колеи и не могло даже защититься. Озверевшая паучиха гоняла его пинками и ударами клешней по всему заросшему водорослями и мхом помещению - из угла в угол, от стены к стене. И спасения не было.
Когда у Чудовища уже совершенно помутилось в голове и оно окончательно обессилело, паучиха вновь приподняла его своей двенадцатисуставчатой поблескивающей ного-лапой на высоту десяти метров, заглянула снизу в глаза, вываливавшиеся из-под кожи, проскрежетала громко, раскатисто, будто торжествующе смеясь, и сказала:
- Вот, милейший, игры кончены. Сейчас ты издохнешь в ужасных мучениях, понял?! Я не завидую тебе. Уж лучше бы ты не просыпался!
Пак сделал шаг... и прошел сквозь стену. Но тут же остановился. Ему было очень боязно - а как же шагнуть туда, в неведомый мир! А вдруг это западня?! Вдруг там ничего нет?! Вдруг его поджидает там расправа?! Он помнил, как за ним гнались на броневиках. Гнались те самые туристы или их близкие, что играли сейчас столь беззаботно на зеленой лужайке. Нет! Нет!! Нет!!! И все же он сделал еще шаг. И почувствовал, что следом за ним прошел стену Буба Чокнутый. Вместе, придерживая друг друга, они прошли несколько метров по шелковистой траве. И тут их догнал Хреноредьев - он ворвался в зеленый мир, как бежал до того в угол, на карачках, с быстротой непостижимой, словно его гнали из пещеры сворой борзых. И тут же сделал заявление:
- Тока чтоб все путем, едрена!
На заявление не обратили внимания. Пак посмотрел вперед, на лужайку, ничего-то он не видел и не слышал.
- Идите, не бойтесь, - проговорил Отшельник приглушенно. - Но помните, любое зло, сотворенное в этом мире, отразится на вас же, будьте осторожны! А тебе, Хитрец, я советую выбросить эту ненужную железяку! Зачем она тебе там?!
Пак прижал железяку к груди. Потряс головой.
- Откуда ты знаешь мое прозвище? - спросил он.
- Эхе-хе, ты лучше запомни, что тебе говорят, - грустно произнес Отшельник. - Или решил вернуться?
- Нет! Теперь я не вернусь!
- Совсем?!
- Если этот мир примет меня, то и совсем! - твердо ответил Пак.
- Ну его еще твоя запойная бабуся надвое сказала! - вставил Хреноредьев. - Не вернется он, едрена вошь! Невозвращенец объявился!
Буба дал Хреноредьеву по загривку. Прижал палец к губам.
- Тихо, придурки, - сказал он почти молитвенно, - я на родину возвращаюсь.
Он неожиданно опустился на колени и припал губами к земле. Затрясся. Острые худые плечи, спина, зад ходуном заходили.
- И-ех, земелюшка, родимая! Скоко лет! Скоко зим?!
Хреноредьев, наоборот, встал. Он долго смотрел на юродствующего Бубу. Потом размахнулся единственной собственной ногой и дал ему хорошего пинка под зад. При этом сам не удержался, шлепнулся на пузо. Но сказал:
- Че ты нам мозги вкручиваешь, Буба!? Тебя, едрена марафетчика, с этой земелюшки в три шеи вышибли! Как заразного! Как чумного! С бешеными собаками так не поступают, едреный возвращенец, как с тобою поступили! И-ех!
Буба потер ушибленный зад. Но ничего не сказал. На глазах у него были слезы.
Напоследок Отшельник дал наставление:
- Дурить будете, пропадете!
Пак оглянулся - никакой пещеры и никакого Отшельника не было. Они стояли на зеленой лужайке, со всех сторон их окружали высоченные деревья с густыми кронами. В просвет были видны бегающие туристы и их домики. И все!
- А как же, едрит этого карапуза, назад возвращаться?! озадачился Хреноредьев.
- Может, и не придется, - вымолвил Пак вяло.
- Не бузи, щенок! Набедокурил в поселке, а назад вертаться не желаешь, так, что ль, понимать?! - взъелся Хреноредьев.
- Да нет! Я говорю, может, мы все тут и поляжем? - отозвался Пак.
- Двумя дураками меньше станет, - вставил равнодушно, как-то вскользь, Буба.
- Это почему же двумя?! - возмутился Хреноредьев. - Ты чего это, Буба, мене за человека не считаешь? Иль я для тебе, едрена гармонь, пустое место!
Буба вздохнул, потер ушибленную задницу еще раз, словно вспоминая о пинке.
- Дурак - ты и есть дурак!
Пак разнервничался, взмахнул железякой.
- Неужто вы и здесь, в этом мире, будете скандалить, а?!
Буба и Хреноредьев засмущались - они и в самом деле ощутили какую-то неловкость, какое-то несоответствие своего поведения и всего окружающего, словно наследили грязными сапожищами на зеркальном паркете во дворцовой зале. Правда, ни один из них не видал ни дворцов, ни зал, ни паркета.
- Надо разработать план, - предложил Буба. На него посмотрели с заинтересованностью и уважением.
- Да! - Буба воспарил. - Без плана никак нельзя. Но для начала предлагаю избрать совет и его председателя.
