Создатель птицы, казалось, не замечал беспокойного поведения своего творения. Легкий поворот головы, скрытой под капюшоном, короткий кивок – вот и все, что показывало, что ожидающий следит за совою.

Сумрак почти поглотил скрытую за Пучай- рекой Навь, медленно спустился на Калинов Мост… Еще несколько мгновений, несколько ударов сердца, и Пекельное царство тоже пропадет в ночи…

Сова распахнула мягкие крылья и, издав пронзительный крик, взмыла в воздух. Ее создатель хрипло кашлянул – рассмеялся:

– Лети, родная…

До прибытия посланника оставалось всего ничего…

***

Кощей себе места не находил. Обещания Змея – это, конечно, хорошо, но что, если советник за несколько дней так и не придумает, как заставить царевну дать другой ответ? Что, если полонянка опять скажет «да»?

Мужчина опустился на резной трон, обхватил руками голову…

Леший знает, сколько он так просидел… Лишь заметив краем глаза какое- то неясное шевеление поднял глаза: в хоромах ощутимо потемнело, спустилась ночь, и промеж высоких канделябров сновала легкая сизая тень, с каждым мигом все явственней обретающая очертания стройной девицы в скромном сарафане. Изредка она останавливалась, прикасалась кончиком пальца к свечам – и на фитильках вспыхивали крошечные огоньки: юная вечерняя заряла освещала терем… На рассвете по комнатам пройдет утренняя, загасит все свечи.

– Эй, – окликнул служанку Кощей.

Та замерла, оглянулась на царя и склонилась в глубоком поклоне:

– Да, мой царь? – голос, высокий, звонкий, дрожал и прерывался.

– Как твое имя?

– Злоба, мой царь, – тень стала чуть плотнее, чуть заметнее, и Кошей разглядел черты лица: молодая, совсем молодая девушка: чуть вздернутый носик, огромные глаза, из- под платка – галстинки видна туго заплетенная коса.

– Здесь с розжигом закончила?

Заряла бросила короткий взгляд в дальний угол: тень пошла легкой рябью:

– Почти, мой царь. С десяток свечей осталось…

Мужчина кивнул:

– Закончишь, пойдешь в терем царевен.

Девушка подняла на него удивленные глаза:

– Но мой царь! Там Смиляна свечи зажигает!

– Пусть зажигает, – нервно дернул плечом Кощей. – Посмотришь, что делает царевна, вернешься, расскажешь.

Молодая заряла склонилась в новом поклоне:

– Как прикажешь, мой царь…

Мужчина отвернулся, показывая, что разговор окончен, а Злоба легкой тенью скользнула к незажженным свечам, прикоснулась к ним, пуская по фитилькам крошечные огоньки, и просочилась сквозь стену, поспешая выполнить приказ царя.

Язычки пламени плясали на истекающих прозрачными слезами свечах. Звери, нарисованные на стенах, скалились и кривлялись. За окном послышалось насмешливое ухание совы, и Кощей вздрогнул. Не об этом ли предупреждал отец? «Не верь сове»? Или может – советнику? Или советам…

Вопросов больше, чем ответов.

Но пока что Змей не сказал ничего злого, он, наоборот, поведал о похвальбе Горыныча, напомнил о традиции… Значит, отец говорил не о нем?

Вопросы, вопросы, все время одни лишь вопросы…

Еще и царевна эта неправильная…

Темная тень зависла за окном, преградив дорогу лунному свету.

Неужели сова что- то хочет? Сказать? Передать весть?

Мужчина шагнул к окну, легко распахнул створки…

На подоконник упал свиток, перетянутый грубой шерстяной нитью. Серой, не крашенной и колючей на ощупь.

Сургучная печать на послании была сломана.

***

Маша допила молоко и прислушалась к собственным ощущениям. Вроде бы организм не собирался здесь и сейчас помирать от острого отравления какой- нибудь бацилой. Впрочем, всему свое время, правильно? Симптомы дифтерии так сразу не наступят…

Теоретически, конечно, понятно, что вряд ли в царском дворце будет отвратная кухня, но что будет на практике – фиг его знает. Тем более, что это, вроде бы, параллельный мир… Может, здесь, как обещано в каком- то комментарии к «Алисе в стране чудес», отзеркаленные молекулы всех продуктов превращают их во что- то не съедобное для человека из обычного мира?

Правда, выяснить это можно только опытным путем.

А потому остается только надеяться, что это все глупости, измышления, и все будет в порядке.

А еще нужно все- таки помочь новому знакомцу с ларингитом. В конце концов, Маша – врач или где?

– Извините, – осторожно кашлянула женщина, пытаясь выцепить кого- нибудь из поварят.

Один из человечков остановился, оглянулся на нее:

– Тебе… чего надобно? – судя по паузе после первого слова, поваренок собирался сказать что- то еще, например, думал, как тот сиплый, обозвать Машу «девкой», но решил обойтись без обращения.

На том ему и спасибо.

– Простите… а у вас сода есть?

Кто их всех знает? Может, ее еще здесь не изобрели.

– Так что же ей не быть? – удивился человечек. – Много надо?

– Пару щепоток, – решилась Маша. – И чашку горячего, почти кипящего молока.

Буквально через несколько минут перед Орловой появилась глиняная кружка с напитком и плошка с белым порошком. Было его, конечно, намного больше, чем пара щепоток, в молоко требовалось не высыпать не больше чайной ложки, но где ее искать, ту ложку? Так что Маша, ничтоже сумняшеся, высыпала все в белую жидкость.

Теперь осталась самая малость – найти этого сиплого – одноглазого.

Мария подхватила кружку и шагнула к двери. Уже на пороге, схватившись за ручку, оглянулась:

– Спасибо большое!

– И тебе их помощи, – откликнулся кто- то из поварят.

Связи между своими словами и ответом Маша так и не углядела. Толкнула дверь, шагнула через порог в темноту сгущающейся ночи… И лишь когда дверь за спиной захлопнулась, Орлова поняла, как же она вляпалась…

Тьма была непроглядна. Окна в кухарне, конечно, были, но сейчас, оглянувшись, кощеева невеста не увидела ни единого проблеска света за своей спиной.

Теоретически, наверно, предполагалось, что какие- то источники света должны быть: проблески в окошках других теремов, отблески свечей, вспышки от горящих факелов, луна, звезды – ну хоть какое ж- то освещение должно быть!

Ничего.

Ни малейшего намека.

Казалось, Машу накрыли с головой теплым одеялом. Даже звуков никаких слышно не было: не пели ночные птицы, не кричали лягушки, не скрипели цикады… Но это же неправильно, честное слово! Дома за городом когда окажешься – летом по ночам столько звуков, а сейчас… Гробовая тишина…

Похоже надо было как можно скорее возвращаться на кухню – надежды на то, что в этой темноте удастся найти терем, где до этого находилась, просто не было.

Маша отступила на шаг, нащупывая за спиной свободной рукою захлопнувшуюся дверь.

Пусто.

Еще один шаг спиной назад.

Пусто.

И тишина.

Только мертвых с косами не хватает…

***

Кощей все никак не мог решиться развернуть свиток. Письмо было адресовано ему, тут сомнений нет. Но почему печать сломана? Кто читал послание? Да и нить – серая, вместо привычно алой…

Заряла неслышно вскользнула из стены. По призрачной дымке, сохраняющей очертания человеческого тела, бежала легкая волна.

– Мой царь, в тереме царевен нет никого…

Кощей вскинул потрясенный взгляд:

– В смысле?!

– Терем пуст…

Так и не прочитанный свиток выпал из рук, а сам Кощей рванулся прочь из тронного зала.

Заряла стояла, удивленно глядя вослед царю… Наклонилась, осторожно подняла оброненное письмо и, не придумав ничего лучше, положила его, не разворачивая, на трон: там его правитель Навьего царства точно найдет…

Постояв еще некоторое время в раздумьях, Злоба выскользнула из палат: на сегодня ее обязанности были выполнены: свечи зажжены, до завтрашней ночи можно отдыхать.

Свиток пролежал на троне недолго. Если бы кто- то, находящийся в хоромах считал сейчас удары сердца – их бы хватило десятка, не больше: пергамент выпустил десяток длинных паучьих лапок, сполз с кресла на пол и выскользнул в приоткрытую дверь.