Трехпалубное судно, рассекая носом холодные волны реки, приближалось к месту своего назначения, к городу Н... . Из за желто зеленой листвы проглядывали верхние этажи и крыши города, памятники и мемориалы, шпили и золотистые купола церквей, водонапорные башни и столбы электропередач. На верхней палубе судна, ближе к носу корабля, стоял невысокого роста, полноватый, полнощекий, полысевший, достаточно молодой еще человек, в очках и в теплом осеннем пальтишке. Он пристально вглядывался в каждую, открывавшуюся деталь города и дрожал от волнения. Его сердце забилось учащенно, его руки теребили пуговицы на пальто. Он не отрывал взгляда от берега, ведь Александр (а молодого человека звали именно так) впервые за тридцать лет увидел родной город, город, где он родился и провел первые пять лет своей жизни. Под серыми, осенними тучами, его взору предстал родной берег. Сашу охватили чувства радости и ностальгии по детству. Здесь началась его жизнь, приносящая радости и горести, счастье и страдания, успех и неудачи. От сюда он начал свой путь по дороге жизни, тут началась его история. Теплоход приближался. Нос корабля сместился в направлении берега, и корабль направился в сторону причала. Взору Александра открылись детали архитектуры прибрежных построек, являвшихся исторической частью города. Городские особняки, дворцы и церкви, впечатляли разнообразием архитектурных стилей. Полукруглые, волнообразные линии окон и дверей, изображающие растения лепнины, являлись своеобразной чертой построек рубежа девятнадцатого и двадцатого столетия и представляли собой Н...кий модерн. Узоры и кокошники, старых кирпичных зданий, а также украшавшие крыльцо навесные гирьки, являли взору русский стиль в архитектуре. И, конечно же, опирающиеся на украшенные богатой лепниной колонны, портики, являющиеся характерной особенностью советского классицизма. "До чего же красив мой родной город" - подумал Александр - "до чего же загадочен и мрачен в столь ненастный, начинавшийся день". Он узнал родину более чувством, нежели зрительно, более сердцем, чем сознанием.
На берегу, на крыше речного вокзала, стали видны буквы, складывающиеся в название города, видны на привокзальной площади автобусы, троллейбусы, такси и группа людей, видимо кого-то встречающих. Полусонные пассажиры корабля вышли с вещами из кают на палубу, ожидая прибытия. Кое кто уже узнавал в толпе встречающих своих родных и близких, махал руками. Корабль сбавлял скорость.
Отрывочные, эпизодичные воспоминания все же остались в памяти у Александра, не стерлись за тридцать лет жизни, проведенные вдалеке от родины. Саша помнил свой дом, двухэтажный, на восемь квартир, старой постройки дом с покатой крышей, чердачным окном, крыльцом, фонарем и возле дома лавочками. Помнил двор состоящих из таких же самых домов, обсаженный тополями, яблонями, боярышником, рябинами, сиренью, кустами и цветами. Посреди цветущего яркими красками и благоухающего цветочными ароматами двора располагался стол для картежников, площадка для игр, песочница. В той песочнице маленький Саша копошился в компании таких же маленьких мальчишек и девчонок. Он вспомнил о некоторых происходящих, значимых для него в те годы событиях, происходящих на той песочнице. Как кому то из сверстников бросил песок в глаза и мальчик заплакал, пытаясь вытереть глаза кулаками, как с кем то из мальчишек подрался из за машинки, как пописал на чей то сляпанный из песка кулич, и как за все за это ему доставалось от мамы. Вспомнил, как выкопал из земли дождевого червя и бросил одной из девчонок за шиворот, та начала реветь и пыталась его из себя вытряхнуть, но червяк не вытряхивался, и девочка побежала жаловаться родителям. А однажды с соседским мальчиком, они затолкали картошку в выхлопную трубу автомобиля, воровали, с ним же, чьи то яблоки, звонили в чужие квартиры, чтобы потом убежать, и так далее и тому подобное. За все за это ему доставалось от отца и от матери. Еще Саша не любил, когда родители вечером загоняли его домой и капризничал. Помнил садик, куда мама водила его каждое утро, и где маленький Саша не желал оставаться, плача возле забора. Воспитательница и дети стыдили его, уговаривая быть взрослым, и не плакать. Еще Саша не любил супы и жареную капусту, которыми кормили детей в садике и со скривившимся ртом, отодвигал тарелку в сторону. Не любил спать после обеда и не давал спать другим детям, будил их, после чего проснувшиеся дрались подушками и стаскивали с непроснувшихся одеяла. Впрочем, ребенком Александр был трудным, за что часто получал по заднице и ставился в угол. Но, не смотря на это, детство вспоминалось приятно, так как отсутствовали реальные проблемы, горести, страхи, тяжелые жизненные неурядицы.
Вспоминался парк, недалеко от дома, а в парке красочные карусели, веселая музыка, вечерами цветные огоньки. Там были автодромы, на которых Саша так и не научился ездить, постоянно в кого-то врезаясь, там были лодочки, в виде пиратских корабликов, на которых он катался в паре с отцом или матерью, стараясь глубже присесть, чтобы раскачать лодку. Родители не разрешали ему сильно раскачиваться, боясь, что он не удержится. Там было колесо обозрения, которое почему то называлось "чертово колесо" и на нем он боялся кататься больше всего. Его сердце начинало замирать от страха, когда кабинка поднималась все выше и выше, оставляя внизу людей, фонарные столбы, верхушки берез, тополей. Однажды, когда Саша с семьёй находился на самой вершине, ветер сдул с него шапочку с козырьком, и она, улетев, повисла высоко на ветке дерева. Маленький Саша расплакался. Удалось ли достать ее, Александр не помнил. Зато помнил свою самую любимую карусель, карусель для самых маленьких, где по кругу, один за другим, проносились дети, оседлавшие раскрашенных в яркие краски животных, лошадок, бегемотиков, львят. Но Саше больше всех нравился слоненок. Лицо слоненка было настолько веселым, забавным, наивным и по детски милым, что не полюбить его было невозможно. Саша полюбил его больше всех других зверушек, и когда дети шли занимать свои места на карусели, он бежал к слоненку, боясь как бы его не занял кто ни будь другой. Сев на него, Саша обнимал слоненка за шею и расплывался в счастливой улыбке, будто радуясь встрече с родным и близким. Но если слоненка успевал занять другой ребенок, Саша начинал реветь и предпочитал ждать следующего раза, нежели сесть на кого либо другого из зверят. Даже достигнув пятилетнего возраста, он все равно желал кататься только на слоненке, не слушая родителей, доказывающих Саше, что он уже взрослый для того чтоб кататься на слонятах. Но Саша не внимал, и, обняв руками и ногами милого друга, кружился на нем, заливаясь веселым смехом, наслаждаясь незамысловатым детским счастьем и окрыленный радостью. Покинув родной город, Саша еще долго вспоминал своего слоненка, скучал по нему, тосковал и уговаривал родителей вернуться, еще долго видел его во сне и разговаривал с ним, грустил ...
Теплоход причалил. Люди с чемоданами и сумками столпились на нижней палубе, ожидая подачи трапа. После того как матросы подали трап, толпа начала рассасываться, послышался стук башмаков о дерево. Александр дождался своей очереди и вышел одним из последних. Миновав суетившихся на причале пассажиров, кого то искавших, кого то звавших, с кем то с радостными возгласами встретившихся, Саша поспешил занять такси и, усевшись в ладу "калину" попросил до ближайшей гостиницы. Автомобиль тронулся, и Александр жадным взглядом уставился в окно, разглядывая родные места, дома, улицы, бульвары, парки, скверы, пытаясь вызволить из памяти хоть какой то эпизод, связанный с этими местами. Историческая часть города выглядела красиво и примечательно и представляла собой привлекательное место для туристов. Памятники архитектуры и достопримечательности сменялись один за другим, театры и дворцы, музеи и филармонии, скверы и фонтаны, а так же библиотеки, университеты, храмы и монастыри. Миновалась обширная площадь, за ней цирк, но что либо вспомнить из только что увиденного, Александру не удавалось. Наверное, по этой улице его везли на коляске отец или мать, или отец нес маленького Сашу на руках, а может мама вела его за руку. Среди этих построек, арок, покатых крыш, зарождалось сознание Александра, происходило становление его "я". Посреди мрачных, краснокирпичных зданий, суровых дворцов с колоннами, башенок с часами, причудливых витражей и тенистых алей, начала свой нелегкий путь развития его формирующаяся душа. Возле этих мемориалов и памятников, фонтанов и цветочных клумб началась история его жизни. И глядя на все это Александр душой и сердцем почувствовал родные места, душой и сердцем, нежели памятью. Он тут же задал себе вопрос, а как бы сложилась его судьба, если б он остался здесь, если б родители не увезли его от сюда, если б он пошел здесь в школу, в институт, начал свою карьеру, с какими людьми свела бы его судьба, каких бы друзей завел он, и каких врагов заимел, каких бы женщин любил и кто была бы его первою любовью, как сложилась бы его личная жизнь, и был бы он счастлив, и был бы он счастливей чем теперь? Эта мысль заняла его, заставив погрузиться в фантазии и мечты, а на улице потемнело от затянувших небо, темно серых туч, пошел сперва мелкий, потом более крупный осенний дождь, оставлявший стекавшие вниз капли на стекле автомобиля. Прохожие за намокшим стеклом лады "калины" прятались от дождя, раскрывали зонты, надевали капюшоны, прибавляли шаг. Многие попрятались под козырек автобусной остановки, другие заскакивали в магазин. "Может тот, перебегающий улицу на мигающий зеленый свет, спрятавший голову в плечи, скукожившийся человек был бы моим другом, с которым бы мы размашисто соударялись руками при встрече, а наши лица, расплывались в улыбке от неподдельной радости" - продолжал думать об иначе сложившейся б судьбе Александр - " А вон та миловидная женщина, ожидающая под козырьком остановки свой транспорт, возможно, стала бы моей судьбой, моей возлюбленной, моей невестой и моей женой, и был бы я с ней счастлив, а она была бы счастлива со мной. Но теперь она с другим, наверно, а я, я, я... один, потому что судьба распорядилась по другому, потому что все сложилось именно так, и не как иначе, потому что, потому что...". Александр выкинул глупые мысли из головы, вместо этого вспомнив свою прошлую жизнь, как она сложилась у него на самом деле.
