Вокзал был грандиозный многоуровневый комплекс, с выходом к метро, с паноптикумом ресторанчиков и торговых лавок, потолок и стены горели электронными табло. Здесь мне как можно скорее следовало связаться с работодателем, поставить в известность, что ближайшим рейсом выезжаю. Меня снова поглотило волнение, я представил, что никакого работодателя нет, и скоро я останусь один на один со своими проблемами в этом муравейнике, за десять тысяч километров от дома. Подумалось, что сгинуть здесь ничего не стоит, просто пропасть, стать незначащей частичкой в броуновском хаосе. К счастью, моего звонка ждали. Приободренный мужской голос пообещал, что встретят в Футтауне.

Насилу отыскав кассы, я купил билет. Автобусы отходили прямо отсюда, из самого здания вокзала. Пассажиры ожидали на скамьях у раздвижных дверей, до поры до времени наглухо закрытых. Я нашел gates, номер которых совпадал с указанными в моем билете, и уселся на скамейку ждать. Несмотря на утренний час, все люди вокруг что-нибудь жевали: гамбургеры, хот-доги, пиццу. Я только сейчас ощутил, как сильно проголодался сам – желудок стянуло в тугую спираль, в животе было пусто и тесно. Часы показывали 6:40 – перекусить успею. Я сходил до ближайшей лавки, купил пакетик чипсов и бутылку колы. Разорвал надутую упаковку и разом всыпал в себя все ломтики хрустящей картошки. Открыл газировку, сделал первый глоток и уже не смог оторваться, пока не опустошил всю. Во рту поселился вязкий привкус, который хотелось поскорее запить. Эх, надо было быть умнее и брать обычную воду. Хоть она и стоила чуть дороже, а я уже потратился на такси, сколько там у меня осталось? как быстро улетучиваются деньги…

Пока я сводил в уме ведомости расходов, у ворот возникли две женщины. В причудливых дачных одеждах, с набухшими полипропиленовыми сумками, они беспокойно семенили по площадке, озабоченно охали и растерянно озирались. В момент, когда я услышал, что они говорят по-русски, пространство вокруг исказилось: стали изгибаться стены, витрины, информационные дисплеи, – константы реальности отдали швартовые и пустились в плавание к новым берегам. Нет, женщин я видел и слышал четко, но все остальное – люди, звуки – вдруг стало размытым фоном с едва различимыми деталями. «Вот это да, – подумал я, – второй день в Нью-Йорке и уже встретил русских!»

Вскоре одна из пришелиц стремительно зашагала в мою сторону, с шумом ухнула на скамью набитый вещами баул и громогласно произнесла:

– Ты посмотри – расселся! Как будто один тут! – Обтерла лоб освободившейся рукой.

Я поспешил подвинуться, уступить место. Подоспела вторая женщина. Сумку переставили на пол. С хлопотами обе устроились рядом.

– Фу-у-у, – сказала первая из подошедших, – духотища…

– Простите, – обратился я к ним, все еще пребывая в каком-то робком восторге, – а вы из России?

Женщины посмотрели на меня:

– Да.

– А что вы тут делаете?

– Живем, – явно удивленные таким вопросом ответили они.

– На Брайтоне?

– Нет.

– Странно…

– Почему?

– Я думал, что большинство русских живет там.

– Не-е-е-т, милый мой, – снисходительно заотрицала старшая из женщин, – там сплошь живут одесские евреи. Просто они – русскоговорящие.

Вскоре я полностью пришел в себя. Женщины, мать и дочь, жили в Америке уже семь лет. Сейчас ехали в Монтиселло – большая часть их маршрута совпадала с моим. Они собирались подыскать место для отдыха всей семьей. Я рассказал, что направляюсь в детский лагерь, буду там maintenance. Они ответили – это чудесно, что студенты из России могут вот так легко прилетать в Америку поработать на лето. Ворота распахнулись, подали автобус – торжественный, огромный, блестящий. Мы расселись небольшой диаспорой в первых рядах. Женщины жаловались, что все в Америке безумно дорого и продолжает дорожать, и что в России жизнь, конечно же, проще:

– У нас говорят, что рубль скоро станет дороже доллара! – сказала одна из спутниц.

– Да, – подтвердила другая, – все благодаря нефти!

– Не слышал о таком, – признался я. – До нас, наверное, еще не дошло.

В голове промелькнуло – лишь бы ни этим летом.

Женщины называли американцев «они», сказали, что русских в Штатах – прорва, что я смелый человек, раз решился на такое приключение. К сожалению, в Монтиселло нам пришлось распрощаться, женщины направились в город, а я пересел на другой автобус.

***

Сошел в Футтауне. Здесь, вдали от пыльного Нью-Йорка, было облачно, и накрапывал мелкий дождь. На остановке стояла женщина средних лет.

– Ха-ай! – поздоровалась она. – Андрей?

– Да, – ответил я, – здравствуйте!

– Очень приятно, я – Бекка. Как добрался? Были проблемы?

– Нет, добрался хорошо, спасибо.

Бекка Кларк была дочерью владельцев лагеря. В преддверье сезона она занималась организационными вопросами и переписывалась с будущим персоналом по электронной почте. Не то, чтобы я рисовал ее голливудской звездой, просто не такой: бесформенной и пресной. Немолодое лицо с россыпью бледных веснушек, растрепанные рыжеватые волосы. Прядки покачивались на ветру, колыхалась не застегнутыми полами желтая дождевая куртка.

– Это весь твой багаж? – спросила Бекка, разглядывая мою сумку.

– Да.

– Да ты путешествуешь налегке! Ну что, поедем? – она немного развернулась, направив открытую ладонь в сторону припаркованного неподалеку автомобиля – красного пикапа, по лакированному кузову которого сползали наискосок неторопливые прозрачные улитки.

– Да, – сказал я, – конечно.

Мы сели в автомобиль, дождавшись, когда я пристегну ремень, Бекка запустила двигатель.

Вскоре Футтаун растворился сзади – крохотный провинциальный городок с аккуратными домами, словно вырезанными из цветного картона. Впереди показались горы, укутанные в зеленый лес, почти сплошной, только изредка к дороге подбирались территории частных дворов и сельскохозяйственных угодий. Лес был сказочен и жив. В ветвях деревьев перелетали необычные, невиданные мной птицы, на опушках встречались табунки косуль – они паслись недалеко от трассы, ничуть не пугаясь шума автомобилей, проносящихся на большой скорости мимо.

– У вас чудесная природа, – сказал я.

Бекка легко засмеялась, как будто шутке. То ли я ляпнул что-то не то, то ли она меня не поняла – не знаю. С хайвея свернули где-то через четверть часа, метров двести прокатились по грунтовке. Остановились. Бекка вышла, и я счел нужным последовать ее примеру.

– Добро пожаловать в лагерь «Склон Кэсинга»! – отчеканила она приветствие, начертанное на щите, укрепленном рядом с дорогой. Обвела счастливым взором окрестность и глубоко вдохнула, так, будто тысячу лет не бывала в этих местах.

Вот я и достиг цели. В воздухе почему-то пахло навозом.

Впереди, на холме, высился дом, слева и справа от него тянулись полосы лиственного леса. На покатой, открытой местности посреди ровно остриженной травы, были расставлены однотипные коричневые домики с синими крышами. Бросилось в глаза, что они возведены не на фундаментах, а на деревянных сваях, и несколько возвышаются над землей. Тут же взгляд выхватил еще более поразительную картину – загон, в котором прогуливались страусы. Страусы в детском лагере – вот это да! Черные, длинношеие, они грациозно вышагивали вдоль забора. Вдруг из левого перелеска выехала необычная машинка цвета хаки.

– Эй, ребята! – закричала Бекка в ее сторону и начала семафорить руками.

Машинка свернула с курса и довольно резво покатилась в нашу сторону.

– Это Спенсер, – Бекка показала на бугая, сидевшего за рулем. Из-под туго натянутой перевернутой бейсболки выбивались черные завитки. На широком сосредоточенном лице хмурились хвойные брови. – Он из Канады. А это Робби, – представила Бекка пассажира, головной убор которому заменяла копна длинных рыжих волос – спутавшаяся обмотка соленоида, не иначе. – Не волнуйся, если не будешь понимать его первое время, мы и сами не понимаем половины того, что он говорит: Робби – шотландец.