Едва он очухался, я, ни секунды не медля, надежно приторочил его к своему эшафотному столбу, а когда он вполне пришел в себя, завязал неспешную содержательную беседу на злобу дня:

- Ну вот, дружок, все в этом мире переменчиво, и не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Тебя как зовут-то, дружище? Видишь, как я вежливо с тобой обращаюсь, не то что ты... Кличут тебя как?

- Не твое сучье дело. Отдам я тебе два куска, отвязывай, пес паскудный.

- А ведь я могу обидеться и тогда начну допрос с пристрастием. И надеюсь, доведу до конца дело, которое ты замышлял. Правда, поменявшись ролями. Извини, но такова воля провидения. Дай-ка я гляну, что у тебя в мошне...

Я скрупулезно очистил карманы "медвежатника". Все барахло сложил в его же шапку. Пока я неспешно изучал трофеи, он шипел и матерился, как обманутая тольяттинская проститутка. А улов был вовсе не хилый. Во-первых, миловидный дамский пистолетик размером с фигу, мудреный нож с набором слесарных инструментов. Во-вторых, деньги, и очень большие. Наконец, водительское удостоверение, выданное на имя Граблина Артура Артуровича. С него я и начал:

- Что ж ты, Артур Артурович, два моих куска закосил, нехорошо, так друзья не поступают. У самого-то вона сколь, а у меня ни полушки, ни косушки.

- Забирай свои два куска и исчезни, шакал. Попадешься мне, шею я тебе сверну. Ты еще меня в задницу поцелуешь.

- Может быть, может быть. Только сейчас разговор о другом. Поведай-ка мне, гражданин Граблин, что ты вместе со своими дружками делал двадцать седьмого ноября в пять часов вечера?

- Какая тебе разница? Да и не помню я.

- А ты вспомни. Очень я про это хочу знать. Вспомни вечер четверга.

- Да пошел ты на хрен, следователь гребаный. Утомил!

- Значит, отвечать вы отказываетесь? В таком случае я вынужден применить насильственные меры и, так сказать, некоторое давление на ваш несговорчивый организм. Посмотрим, возможно, вы заговорите, когда из него полезет дерьмо.

Я сел за руль и осторожно направил машину на обалдевшего от такого поворота Артура. Самое главное было в этой ситуации - не раздавить его по-настоящему. Он с ужасом смотрел на надвигающийся радиатор своего четырехколесного друга. Белая, всепонимающая маска смерти с открытым ртом глядела на меня через лобовое стекло. Я видел, как от напряжения на его лбу вздулась синяя жила, а глаза вылезли из орбит. Упершись ногами в бампер, он пытался остановить жуткую смерть. Я выжал сцепление, передернул скорость на нейтралку и дал полный газ. Он заорал дико, по-звериному, перекрывая рев двигателя и нарушая зимнюю гармонию природы. Улыбаясь, я вышел из машины.

- Ну что, пацан, страшно? Будем говорить? Или начнем тебя плющить, клоп вонючий. Как ощущение? Каковы эмоции? Молчишь? Я могу повторить.

- Не надо. Я буду говорить. Спрашивайте.

- Отлично, мой друг. Скажи положа руку на сердце: тебе хочется быть раздавленным?

- Нет. Не надо, пожалуйста, я вас прошу.

- Прекрасно. А как по-твоему, хотелось ли этого той женщине, которую вы убили аналогичным способом двадцать седьмого ноября? Отвечай.

- Какой женщине? О чем вы говорите? Я не понимаю.

- Перестань гнать дуру. Я говорю о той бабе, которую вы в пять вечера возле кладбища бросили мне под колеса. Вспомнил?

Отпустив челюсть, он округлил черные наглые шары и нутряным мычанием чревовещателя выразил не то отрицание, не то непонимание.

- Чего бараном уставился? Не всосал? Сейчас помогу. - Я решительно открыл дверцу машины, собираясь продолжить процесс дознания.

- Нет, не надо! - захлебнулся он ревом кастрируемого быка. - Я все расскажу, только не делайте этого.

- Уговорил, только рассказ твой должен быть честен и правдив.

- Извините, но я не знаю, о какой женщине вы говорите. Подождите, не торопитесь! Поверьте мне, я первый раз о ней слышу, а в четверг мы с мужиками были на презентации у одного пацана. Разошлись только в двенадцать. Это легко проверить.

- Мальчонка, тебе не надоело крутить вола? Какая презентация, какой пацан, когда вчера я собственными глазами видел, как вы рассекаете на моей "девятке", которую вы угнали сразу после наезда. Кстати сказать, норовя при этом зацепить и меня.

- Клянусь матерью, ни я, ни мои пацаны ничего об этом не знаем! Двадцать седьмого ноября мы все обмывали новый гаражный бокс Эдика.

- Ну, сучонок, ты обнаглел! Сейчас ты будешь похож на цыпленка табака в собственном соку. Подонок!

Я опять сел за руль, на сей раз намереваясь слегка его помять. Он, очевидно, это понял, потому что завопил с удвоенной силой достопочтенного Карузо в момент деликатной операции:

- Не сме-ей! Я тебе все расскажу. Только не надо...

- Хорошо, я готов тебя выслушать, но это в последний раз.

- Да, конечно. Мы действительно вчера пользовались чужой машиной, но это не значит, что в четверг мы ее угнали.

- Вот как? Решил сменить тактику. Это старая песня, милок, говорить полуправду. Ну допустим, тогда где вы взяли тачку? Когда? Зачем? И самое главное: где она сейчас? Если твои ответы будут правдивы и меня они устроят, то у тебя появится шанс еще немножко потоптать землю и баб.

- Вас понял. Мы обнаружили ее еще в пятницу за автовокзалом. Пошли пиво отлить, а тут смотрим, стоит новенькая тачка, вся из себя без намордника. Тамошняя пацанва ее уже потихоньку обгладывает. Толян их шуганул, а я хотел ее тут же в свой гараж отогнать, но Толян на дыбы встал, говорит, последим, посмотрим еще денек-другой, а там уж видно будет. Закатили мы ее в ямку, подальше в лес, накидали веток и привалили трухлявым бревном. Отлично получилось. С десяти метров не распознать. Куча-кучей. Решили пару дней подождать. А тут в воскресенье нам предложили одно крупное дело, не совсем красивое, но довольно вкусное. В общем, на своих машинах туда соваться не стоило. В понедельник выкатили вашу тачку, протерли. Почистили и тут заметили на капоте характерную вмятину. Я говорю: пацаны, это наша тачка, она теперь хозяину и даром не нужна. В розыске она вряд ли числится. Сейчас делаем дело и с чистой совестью гоним ее на переплавку. Вот и все, что я могу рассказать.

- Похоже на правду. Теперь расскажи, по каким делам вы ездили?

- Мне кажется, для вас это не представляет интереса. К делу это не относится.

- А мне кажется, очень даже относится, как и ношение огнестрельного оружия без соответствующего разрешения. Я ясно выразился?

- Ясно. Ездили мы за какими-то документами, мент один попросил.

- Допустим, оставляю это на твоей совести, хотя у тебя она отсутствует.

- Кончай читать морали. Тоже мне, духовник выискался, чуть человека не раздавил. Отвязывай быстрей. У меня уже не задница, а кусок мороженого мяса. Я на тебя в суд подам. Ну чего стоишь?

- Думаю. Думаю, почему ты не обратился в суд, когда шел на ограбление. Почему не обратился в милицию, когда угонял ворованную машину. Стая. Вот в чем дело. Вы только и сильны, когда в банде. По одному превращаетесь в слезливых и законопослушных мальчиков. Дерьмо. Где сейчас моя "девятка"? Быстро!

- Хватился!.. От нее, наверное, только уши остались.

- Отдашь свою с выплатой разницы, а пока говори, где находятся эти самые уши.

- Да ты что? Если я его подставлю, мне же голову открутят.

- Это когда еще будет. А я тебе откручу ее сейчас. Выбирай, какой вариант тебя больше устраивает. Но если соврешь, то обещаю тебе серьезную встречу совсем без шуток, не в пример сегодняшней. Думай, Федя. Адрес твой я уже знаю. А если вздумаешь обратиться за помощью к киллерам, то учти, моя стая более организована и боеспособна. Твою гребаную фамилию уже сегодня я засуну в компьютер. Ты меня ясно понял, бычок?

- Понял. Говоришь, что твоя банда более организована? Уж не мент ли ты?

- Я сказал только то, что тебе можно знать, и больше не хочу говорить на эту тему. Быстро говори адрес.

- Я тащусь. Вор у вора дубинку отнял.