К её разочарованию супруг отнёсся к её идеям прохладно и потребовал втрое сократить список.
– Все эти изыски здесь ни к чему, мы всё же не в столице. У нас здесь люди простые и всяческие излишества почитают за намерение унизить, а я обижать своих соседей не хочу. К тому же, считаю траты на новые ливреи и парики для лакеев и покупку китайских ваз необоснованными и неразумными.
– Но лакеи должны быть в ливреях!
– Всю жизнь они обходились без них, а теперь что же? – Турин улыбнулся. – Дорогая супруга, лучше проследите за стряпнёй кухарки, и чтобы обед был подан вовремя. И не забудьте надеть самое изысканное украшение – вашу чудесную улыбку.
Он поцеловал её в щёку и удалился, она же со злостью порвала длинный список, что с такой тщательностью составляла. “Я когда-нибудь стану хозяйкой в этом доме или нет?”
Соседи Туриных были людьми среднего достатка, они единогласно посчитали графа предводителем местной элиты и частенько приезжали к нему за советом. Они уважали его, но не лебезили, улыбались, но не заискивали, и он в ответ проявлял уважение к ним, приглашая то одного, то другого соседа на охоту или рыбалку. Елена считала местных помещиков скучными и неинтересными людьми, а их жёны и вовсе вызывали у неё усмешку, и она писала матери:
“Эти почтенные матроны в цветастых платьях похожи на кукол, что сажают на чайник. Хорошо, что они ещё не белят лица и не красят свеклой щёки, а то сходство было бы самым разительным! А уж наши беседы! Что только мне не приходится выслушивать за чаем: двенадцать способов накрахмалить воротник, как лучше собирать малину, а ещё я присутствовала при нескольких спорах о том, как надлежащим образом солить огурцы! И это было в моём доме, представьте себе. Эти благопристойные дамы так воспитаны, что могут повысить тон в гостях и не обращать внимания на недовольное лицо хозяйки. А молодые девицы! Это уму непостижимо, какая темнота царит в их головах! Они и слова не знают по-французски или по-немецки, а у некоторых и вовсе не было гувернантки, и они никогда не выезжали дальше уездного города. Молодые люди здесь несколько приятней остальных: хотя бы одно или два милых для глаза лица можно отыскать. Но, что горестно, чрезвычайно скромны и даже улыбкой или добрым словом их нельзя расположить к себе. А уж комплименты из их уст так неуклюжи, что заставляют меня невольно краснеть…”
Граф пытался приобщить супругу к лошадям, пару раз она отказывалась, но после нескольких настоятельных бесед, всё же согласилась с ним пройтись до конюшни.
Длинное кирпичное здание было столь хорошо обустроено, что графу завидовали многие заводчики лошадей, архитектор немало постарался, чтобы со вкусом и изяществом построить эту конюшню. В ней находились самые элитные лошади Турина, поодаль можно было увидеть ещё несколько деревянных зданий, где содержались другие лошади, но гостям всегда демонтировалась эта, как образец для подражания.
Елена, остановившись возле входа, не решалась войти внутрь. Она не любила лошадей, её также смущал запах и возможность запачкать туфли.
– Что же вы там стоите? Зайдите, поздоровайтесь со Стрелкой. Вам оттуда ничего не видно! – прокричал ей супруг, гладя чёрную морду свой кобылы, стоящей в стойле.
– Мне всё чудесно видно и отсюда, благодарю вас.
Борис Петрович вывел лошадь из загона, и, пройдя по проходу, устланному соломой, вывел её на улицу. Погода стояла солнечная и почти безветренная, как раз подходящая для прогулки верхом.
Стрелка, увидев незнакомое лицо, фыркнула и затрясла головой. Елена отскочила на полметра и схватилась за шляпку, которая чуть было не слетела с её головы.
– Не бойтесь её, Елена Павловна, она так знакомится с вами. Если вы погладите её по морде, то она сможет лучше понять вас.
– Нет, спасибо! Кажется, она мне не очень рада, ведь я отнимаю ваше время. Думаю, ей уже не терпится унестись вскачь…
Лошадь действительно била в нетерпении копытом, и Турин лихо вскочил на неё. Через минуту он уже нёсся галопом по зелёному полю, демонстрируя свою крепкую фигуру и отличное умение держаться в седле. Это зрелище, возможно, кого-то и могло впечатлить, но не его жену. Как только он удалился, она развернулась и быстрым шагом пошла по направлению к дому. Прислали от портнихи новые платья, и ей не терпелось их примерить, к тому же нужно было спрятать поскорее счета, пока муж их не обнаружил…
В один из летних дней, сидя на веранде за чаем, граф Борис сказал жене:
– Я пригласил в имение вашего брата, и он в скором времени прибудет сюда.
Елена с удивлением поставила чашку. Алексей никогда ещё не был в Благом.
– Как интересно… Я-то думала, что он никуда не выезжает из Петербурга.
– А также вскоре после него приедет Дмитрий Иванович Юсов, я думаю, вы помните его.
– А ему-то что здесь делать? Ну, ладно, он хотя бы умеет себя прилично вести и может поддержать разговор. Но, признаюсь, я не думала, что вы до сих пор поддерживаете с ним связь…
– Действительно, наши пути разошлись, но он сам написал мне, сообщив, что будет в наших местах проездом и желает встретиться.
– Ну, теперь всё ясно! Вероятно, ему нужна ваша протекция или ходатайство!
Елена нахмурила брови, а граф спокойно ей улыбнулся:
– Даже если и так, то я готов помочь старому приятелю. Но вы лучше подумайте, чем будете подчевать вашего брата.
Елена не считала нужным создавать Алексею какие-то особые условия, она распорядилась только подготовить комнату к его приезду, и больше не утруждала себя мыслями о его комфорте. Ей пришла в голову другая идея – можно пожаловаться брату на деспотизм мужа, глядишь, тот и убедит его отпустить её с ним в Петербург. Ей так хотелось побывать в большом городе и в светском обществе! Она чувствовала себя затворницей и в этом винила собственного мужа.
Алексей действительно приехал через несколько дней, был в хорошем настроении и с надеждой глядел в будущее. Также ему казалось, что перемена обстановки пойдёт ему на пользу, в голове прояснится, и появятся новые, свежие мысли.
Погода благоприятствовала, и они втроём, или вдвоём с графом часто совершали прогулки по владениям Турина, катались на лошадях, которых Рубцов по праву окрестил одними из лучших в России. Елена хотела созвать большое общество, чтобы познакомить соседей с братом, но ему эта идея не пришлась по душе, и граф, поняв это, намекнул супруге, что множество гостей им сейчас ни к чему. Она только поджала губы и предоставила им право бывать на конюшне, сколько душе угодно.
Алексей чувствовал, как в нём прибавляются силы, как крепнет его дух, и от этого становилось легче на душе. Тихая деревенская жизнь, природа – всё ему нравилось и находило положительные отклики в его сердце. Он видел какие-то современные обновления в усадьбе, ему хотелось того же у себя в Ручьях, он находил графа умным и отзывчивым человеком, и вскоре уже можно было сказать, что молодые люди стали настоящими друзьями. Единственное, о чём не говорил граф – о несчастной Ниночке, единственное, о чём жалел Алексей – что не может тот час же отправиться в Ручьи и провести там некоторые изменения, на которые его натолкнула усадьба Благое. В нём вдруг проснулась жажда действовать, и он еле сдерживал себя, чтобы не сорваться в путь.
Елена, видя, что брат более времени уделяет её мужу, чем ей, была страшно огорчена. У них находилось столько занятий в этом богом забытом месте, а она по-прежнему одинока, и жизнь её беспросветна! Наконец, через неделю после приезда Алексея она решилась заговорить с ним о своём вопросе, пока они были на прогулке.
– Я решительно не понимаю твоих претензий, Елена, – он был удивлён её просьбой забрать её в Петербург. – Здесь так всё прекрасно, твой муж такой обходительный, чем же ты недовольна? Конечно, ты привыкла к свету, и тебе может показаться здесь скучно, но если ты приглядишься, то и в Благом найдёшь много радостей для себя. Займись уже чем-нибудь!
– Ах, братец, при тебе он, конечно, сама любезность и дружелюбие! Но когда мы наедине, то я слышу в свою сторону только упрёки. Мне ничего нельзя, каждый мой шаг под контролем, за каждую копейку я обязана отчитываться! Это невыносимо, и мне нужно передохнуть. Что такого случится, если я с тобой поеду в Петербург? Представь только, как обрадуется мне матушка!
