Михаил ПЕТРОВ

ГОНЧАРОВ И ТАЕЖНЫЕ БАНДИТЫ

Анонс

Приятель из Сибири попросил Гончарова приехать на золотой прииск, чтобы найти неизвестных налетчиков. Но по приезде сыщик обнаружил, что сам приятель похищен, а следы похитителей ведут в тайгу. Ему ничего не остается, как отправиться в разбойничье логово...

По пыльному оконному стеклу лениво ползла жирная осенняя муха. На подоконнике сидел кот и внимательно следил за флегматичным насекомым.

"Сейчас убьет, - безразлично подумал я, - плевать он хотел на мои запреты и предупреждения, прекрасно знает, что с дивана я не встану. В худшем случае запущу в него тапкой".

Шлеп - и кроваво-белое пятно, как на картине абсурдиста, появилось на стекле. Кот с опаской обернулся, но, заметив полное мое безразличие, преспокойно продолжил свои занятия. Он брезгливо отряхнул лапку и, задрав заднюю ногу, приступил к дневному туалету.

Ленка бы тут же кинулась оттирать мушиные кишки, а кот бы уже летел вверх тормашками. Но Ленка ушла от меня, как только обнаружила в нашей постели соседку Валентину. Сама Валентина слиняла через неделю, устав от меня и моей дискомфортной квартиры, полной мусора и окурков. Вставать и убирать все это безобразие не было ни сил, ни желания. Подобно той мухе, я был раздавлен. Только не кошачьей лапой, а своею собственной тоской. Никогда бы не подумал, что хандра может довести человека даже до трезвого образа жизни.

Сегодня - двенадцатое октября, день моего рождения. И мысль, что могут заявиться визитеры с поздравлениями и жертвоприношениями, казалась мне невыносимой. А в том, что кое-кто явится, сомнений не было, потому как с самого утра, с девяти часов, начал верещать телефон, да так, что к двенадцати из красного сделался бордовым. Я уже подумывал вырубить его к чертям собачьим, да просто не хотелось вставать.

Но вставать все равно нужно, хотя бы затем, чтобы проглотить чашку чаю и выйти на улицу за продуктами. Все это я проделал с величайшей неохотой. Правда, на улице стало немного получше, я взбодрился и даже решил прервать затянувшуюся десятидневную трезвость. Тем более повод имелся существенный: помянуть родителей и поблагодарить их за свое появление на свет.

Чтобы подольше пошататься по улице, я нацелился в фешенебельный гастроном за две остановки от дома. Через час я возвращался назад, вполне довольный собой и окружающими. Плечо приятно оттягивала набитая всякой всячиной спортивная сумка. Ненавязчивое осеннее солнце дружелюбно лизало меня в ухо. Гончарову вновь захотелось жить. Хандра была побеждена.

В подъезде нос к носу пришлось столкнуться с Валентиной, недопетой моей песней. Величаво задрав мордаху, она сделала "куриную слепоту" и хотела проскользнуть мимо. Но мною овладело полное всепрощенчество и хорошее отношение к лошадям и женщинам.

- Валентина, не бери в голову. Что было, то было. Останемся друзьями! - великодушно предложил я.

- Много чести, - высокомерно ответила эта "гранд-дама". Потом, воровато оглянувшись, чмокнула меня в щеку, хохотнула и скрылась.

- Баба, она и есть баба, - вслух философствовал я на кухне, раскладывая добытые суррогатные деликатесы, - правда, Маша? Баба, она глупее двух котов, вместе взятых.

Кот Маша урчал, согласно кивал башкой и незаметно откатывал паштетную колбаску. Потакать воровству я не собирался, но и отнимать у него трофей не хотел, поэтому дипломатично удалился в комнату, тем более что там истерично верещал телефон. Пора наконец снять трубку.

- Але? Костя, ты?

- Нет, его дух! - учтиво ответил я.

- "Дорогой мой Гончаров, пей вино и будь здоров..." - перефразируя заздравную князю из "Ханумы", пропел незнакомый баритон.

- Благодарю вас, но чем и кому я обязан таким емким и душевным пожеланием?

- Федору Панаеву. Не узнаешь, ищейка легавая?

Конечно, я его узнал. В девятом классе он пришел к нам застенчивый и скромный, а уже в десятом успел перетискать всех девчонок, наших одноклассниц. После школы поступил в какой-то горно-геологический институт и почти скрылся с горизонта, не переставая все же периодически поздравлять избранных однокашников с праздниками и юбилеями.

- Помню-помню, - не особенно радостно откликнулся я, - но голос твой я стал забывать! Ты откуда?

- Из Новосибирска. А тебя я признал сразу. Слышал, ты следователем вламываешь? В каком звании?

- Вламывал, а звание у меня нынче "не пришей кобыле хвост".

- Жаль, я так надеялся на твою помощь.

- Что такое? Старый алкаш Гончаров имеет право работать частным образом, и если дело несложное, то... У меня и лицензия есть.

- Частный сыщик? Отлично! Это даже лучше. Значит, поможешь?

- Приходи, адрес старый. Спасибо за открытки, прости, что ни разу тебе не ответил.

- Да и Бог с тобой. С этикой и эстетикой. Только дело, увы, не в этом.

- В чем же?

- Костя, огромная к тебе просьба.

- Не тяни, говори скорей, а то водка стынет.

- Мой приезд к тебе результата не принесет. Ты нужен здесь, на месте.

- Ничего себе заявочка! Ты, случаем, не из психушки звонишь?

- Нет, из гостиницы, из люкса. Тебе закажу такой же. Приезжай, а?

"А чего бы мне, собственно, не поехать? - подумал я. - Детей, которые лежат по лавкам, у меня нет, жены тоже. Да и само жилище опаскудело. Сменить на время местонахождение - это выход".

- Хорошо, отец Федор, завтра выеду, встречай.

- Не завтра, а сегодня, и не выеду, а вылечу, - враз обнаглел блудный однокашник. - Встречаю тебя в аэропорту Толмачево. Проезд, проживание и гонорар оплачиваю по высшей категории.

- Пусть будет так, хотя самолета не люблю. Но как я тебя найду? Прошло почти тридцать лет.

- А ты ищи не меня, а вишневую "тойоту", джип, номер восемь-три-восемь. Тебе час добираться до аэропорта, два часа лету, так что через три часа я жду тебя на платной стоянке в Толмачеве.

- Это ты хватил лишку, но часов через пять могу и подлететь.

- Лады. Жду!

Сегодня воскресенье, я позвонил и вежливо попросил Юркину "кобру" пригласить супруга к телефону. Удивительно, сегодня она материть меня не стала, ограничилась лишь дежурным комплиментом:

- Оставь моего мужа в покое, пьяный козел!

Через пять минут в спортивном костюме и с мусорным ведром в руках майор стоял передо мной.

- Какие проблемы, шеф? - Он вопросительно покосился на водочные бутылки, что торчали посреди колбас, сыров и яиц.

- Угощайся. - Широким жестом я обвел кухонный стол. - Все это твое, пей, приводи своих шлюх, а я покидаю город.

- Надолго? - Юркин глаз блеснул похотью. - Когда вернешься?

- Не знаю!

- Отлично, за кота не беспокойся. Кушать будет то же, что и я.

- Бедный Машка, он сдохнет с голоду или заработает себе язву. Вторые ключи у тебя?

- Ну да.

- Тогда все. На дорожку, на посошок да за мой день рождения!

* * *

После четырехчасового ожидания я наконец-то погрузился в жесткое и узкое кресло лайнера любимого "Аэрофлота". Не летал я уже лет десять, но с удовлетворением заметил, что в салоне ничего не изменилось, как, впрочем, и во всем остальном, не считая цен, разумеется. Правда, вислозадая бортпроводница предложила вмазать, но при этом назвала столь астрономическую цену, что всякое желание отпало. Обиженный и разочарованный, я уснул, а проснулся, когда уже объявили посадку. В общем, на Великую Сибирскую землю я ступил в ноль часов ноль пять минут уже в понедельник тринадцатого октября. День моего рождения окончился.

Вишневый джип на платной стоянке я заметил сразу, наверное, потому, что других машин тут не имелось. Вокруг него расхаживал респектабельный господин в серой шляпе и серебристо-сером длинном плаще. Тонкие позолоченные, а возможно, и золотые очки громоздились на тонком, крючковатом носу, сближая и без того близко посаженные, пронзительные глаза. Мягкий безвольный подбородок совершенно не вязался с остальными властными чертами его облика. Но все равно это был Федя, элегантный, как английский лорд. Точно так же он выглядел еще в школе. Сейчас он, очевидно, занимал большой пост либо прикормился у больших денег.