Конечно, никакого «гарема» из мужей у Марты не было. И поскольку нет никаких достоверных данных о ее первом муже, скорее всего, верной является версия историка Льва Лурье, предположившего, что и Дмитрий, и Андрей Кварацхелия были ей не мужьями, а родственниками. Когда Марта рассталась с Павлом и уехала из Мерхеули, она взяла с собой только двух детей – Лаврентия, на которого у нее, похоже, были самые большие надежды, и глухонемую Анну, требовавшую больше всего заботы. Остальных же детей она, судя по всему, оставила на попечении не мужа, а своих родственников, которые их официально усыновили. Так дети действительно могли получить фамилию Кварацхелия и разные отчества.

Здесь имеет смысл остановиться еще вот на каком моменте. Количество детей Марты Джакели тоже точно не установлено. Перечисленные выше имена взяты из «Списка членов семей и близких родственников осужденных врагов народа Берия, Меркулова, Деканозова, Кобулова, Гоглидзе, Мешика, Влодзимирского». Но разные исследователи приводят разные цифры – от пяти до девяти детей, включая умерших в раннем детстве.

И здесь очень интересно предположение историка и писательницы Елены Прудниковой – что ситуация запутывается еще и недостоверностью даты рождения самого Лаврентия Берии. Действительно, год его рождения известен только с его собственных слов. А родители вполне могли прибавить ему пару лет, чтобы он прошел возрастной ценз для поступления в Сухумское высшее начальное училище. Таким образом кто-то из предполагаемых братьев Лаврентия (скорее всего тот, который по версии Серго умер в двухлетнем возрасте от оспы), мог и вовсе не существовать – возможно, это и был сам Лаврентий Берия, документы которого спешно переправили.

Как бы то ни было, но за родню он в дальнейшем признавал только мать и глухонемую сестру Анну. Марта жила в большой квартире в центре Тбилиси, а Анна вышла замуж за инженера коммерческой службы Управления Закавказской железной дороги Ливана Луладзе. Берия их всячески поддерживал, хотя общался с ними очень мало – на допросе после его ареста Марта сказала, что «в течение 17 лет после перевода из Тбилиси своего сына Л. П. Берию я видела всего три раза».

Все остальные братья, сестры, племянники и племянницы для Лаврентия Берии значили не больше чем любые посторонние люди. Когда после его ареста их нашли и начали допрашивать, оказалось, что все они работают на самой обыкновенной работе и никаких льгот или денег от своего влиятельного родственника никогда не видели. Разве что его жена, Нина, иногда помогала тем из них, кто пытался обратиться к ней, а не к самому Берии.

Сразу остановлюсь на этой детали, которая многим наверняка покажется странной – что Лаврентий Берия не давал высокие посты своим родственникам, даже самым близким, не помогал им делать карьеру, не осыпал их материальными благами. Знакомое всем и кажущееся таким обычным у власть имущих понятие «блат» в его случае совершенно не работало.

Сейчас это некоторое забегание вперед, ведь пока речь идет еще только о детстве Берии, поэтому разбор его жизни и отношений с людьми в пору могущества будет позже. Но уже понятно, что в его случае привычные стереотипы о жизни партийной верхушки не работают.

Хотя я бы не стала сейчас говорить о какой-то особой исключительности Берии. Дело скорее не в нем, а в стереотипах, к которым мы привыкли – блат, связи, семейственность, «свои люди», «черный рынок» – это всё приметы брежневского времени. При Сталине у власти стояли старые большевики, идейные фанатики, люди, верившие в мировую революцию, ну или по крайней мере искренне преданные существующему режиму. И хотя власть и огромные возможности многих из них испортили, все-таки у них было принято жить по-другому, не так как у тех, кто пришел им на смену.

Это было тяжелое и жестокое время восстановления страны после революции, Первой мировой и Гражданской войн, потом вновь война, еще более страшная, потом снова восстановление. И руководили страной в это время люди, которые доверяли только себе и иногда товарищам по партии, с которыми через многое прошли. Они не нуждались в поддержке родственников, а часто и вовсе были с ними совершенно чужими – настолько революция разорвала семейные связи.

Были, конечно, и в 30–40-е годы среди первых лиц Советского Союза такие, кто держался политики семейственности, но большинство, начиная с самого Сталина, поддерживали только самые близкие вертикальные родственные связи – то есть содержали родителей и помогали в карьере своим детям. Остальная родня по большей части получала какие-то блага лишь косвенно, благодаря тому, что окружающие знали, чьи это братья/сестры/племянники.

И сразу оговорюсь – я не ставлю здесь ни плюсы, ни минусы, а просто констатирую некоторые факты. Это было время, к которому нельзя подходить с привычными нам мерками, и люди, которых тоже трудно оценивать по привычным критериям – фанатичные аскеты, кровавые прагматики, идейные, жестокие, вдохновенно верящие в собственную правоту и светлое будущее, работающие на износ и не щадящие ни себя, ни других. И таких среди власть имущих было много. Ну как их сравнивать с ни во что не верящими аппаратчиками «жирных» брежневских времен или хищниками 90-х? Никак. Надо просто все время помнить, что они были другими.

Но вернемся к автобиографии Лаврентия Берии, в которой он пишет: «Ввиду того, что мое обучение было в тягость родителям, будучи еще учеником Сухумского городского училища, я готовил учеников младших классов, помогая таким образом семье, и это продолжалось с перерывами до 1915 г».

Сухумское городское училище, оно же Сухумское высшее начальное училище, Берия действительно окончил. Название в наше время может слегка ввести в заблуждение, но нет, это не какое-то специальное учебное заведение, а аналог первых классов гимназии, в котором учились дети попроще и победнее. Что касается названия, то некоторая путаница с ним обусловлена тем, что в 1912 году городские училища были реорганизованы и переименованы в высшие начальные училища, поэтому Берия поступил в учебное заведение с одним названием, а окончил его, когда название было уже другое.